Забери меня к морю. Глава пятая

Глава пятая. Когда-нибудь, не в этой жизни.
         Воспоминания – одна из неразменных валют нашей жизни. Мы не можем их обменять в банке, если какая-то «купюра» нам не нравится. Не можем за нее купить вещь или же не можем использовать для покупки чего-то нового. Но мы можем отдать ее другим людям, чтобы показать, насколько мы богаты. Словно, похвастаться, зная, что ее отобрать невозможно. Богатство человека определяется не деньгами в кейсе, а его воспоминаниями из жизни. Умирая, человек остается один, и уровень его богатства и зажиточности можно определить лишь по количеству воспоминаний, накопленных им до момента его ухода с земли. Это как его… личный бюджет. Человек его копит всю жизнь, а потом, показывает его другим. «Смотрите, насколько я богат!» - говорит он, доставая одну купюру за другой, даже не догадываясь, насколько щедрым он является. Потому что у кого-то этих купюр и вовсе… нет.  Кому-то нечем похвастаться, потому что всю жизнь они собирали не те монеты, не те валюты и по окончании жизни, им просто нечего дать своим детям и внукам. Они нищие, какими родились, когда пришли на этот свет. Оскар, понимая, насколько богатым хочет быть, всю жизнь проживал так, будто завтра должен быть неудачный день. Он никогда не откладывал на завтра то, что можно сделать сейчас. Не именно «сегодня», а именно «сейчас», в эту самую секунду. Он знал, что, когда человек говорит, что сделает это сегодня, обязательно найдется что-то, что заставит его отменить свои планы и придумать причину, по которой «дело» не удалось. Но, на самом деле… каждый из нас давно знает, чего он хочет, знает, но не все могут себе в этом признаться. Кто-то хочет стать известным, кто-то хочет иметь большую семью, а кому-то просто хочется тишины и нормального сна, как Оскару. На этот раз ему снился большой океан, где он плыл, мимо брызжущих волн и проплывающих навстречу катеров. Теплый воздух обдавал лицо, а на горизонте виднелся далекий остров, на который, кажется, он уже приплывал. Только сейчас, почему-то он казался ему незнакомым. В небе бушевали чайки, выкрикивая знакомую ему мелодию и почему-то, с каждой секундой, проведенной на корабле, ему казалось, что так и должно быть. Словно время и вовсе перестало существовать, словно все то, что было для него важным, его долг, его честь и принципы, которым он следовал в жизни, все это… перестало быть столь значительным, и на какую-то минуту он понял, каково это… быть свободным. Оскару не хотелось даже думать о том, что когда-нибудь это состояние, это чувство, обуревавшее его все с новой и новой неведомой силой, зовущей его куда-то далеко, могло закончиться. Ему просто было хорошо. Далекий силуэт показался на оттененном берегу, и, кажется, он был ему знаком. Пальмы медленно качались из стороны в сторону, показывая, насколько сильно разыгрался ветер… тишина… качка волн… так хорошо, особенно, когда солнышко не жарит, как в пекле, а нежно обдает лицо и кажется, он вот-вот приплывет туда, где его...
         Раздается резкий гудок встречного корабля, еще гудок, и, кажется, он идет на таран. На нем находится больше пятисот человек, и все они обмотаны веревкой, он видит, что они привязаны к мачте, они закованы цепями, и снова этот пронзительный гудок, режущий уши. Глаза не хотят слушаться,  руки Оскара связаны и он, как невольный соучастник, просто наблюдает, как его собственный корабль идет прямо на свою погибель. Снова гудок, и снова, и снова. Рывок каната и ярко алая кровь. Она заполняет трюмы, выходит наружу, течет по кораблю, сменяя оттенок красного багровым, постепенно, выливаясь в море. Море становится красным, все вокруг падают, умирая, словно, кто-то разом поразил их сакурой, а Оскар, безвольный раб того корабля видит маленькую девочку, стоящую над синею бездной. Она плачет, и ее крик разрывает канаты трупов, привязанных к мачте, словно отточенный нож убийцы, лезвие профессиональных убийц. Ее крик, беспомощный и отчаянный разрывает его сердце, а девочка, маленькая и напуганная, в белом платье идет к нему через мачту и вся белизна ее платья мгновенно пропадает вместе с первыми каплями крови, попадающими ей на платье. Все становится красным… снова гудок. Гудок и корабль врезается. Оскар проснулся от внезапного звонка телефона, разрывающегося от натуги на прикроватном столике.
-Да? - выдавливает он, после того, как удалось открыть левый глаз. Да уж, ночка была не из легких, думает он, пытаясь открыть второй.
-Господи! Ты знаешь, который час? Где тебя, черт возьми, носит! Я улетел без тебя! - кричит в трубку Ральф, не скупясь на богатые словесные обороты отборного мата.
-Что происходит? Сколько времени? - вскакивает Оскар, пытаясь разобраться, где он и в чем сейчас находится.
-Знаешь, что происходит? Я сейчас иду на конференцию с нашими партнерами, внимания которых мы с тобой добивались три чертовых года, а ты, как всегда, проспал самую важную часть нашей жизни. Дай угадаю, снова девица? Или выпивка? Одно из двух, тут я даже спорить с тобой не стану! Черт, ты знаешь, что бы случилось, если бы я тебя, как всегда, не подстраховал? Энди сказал, что видеть тебя не желает, я пытался тебя оправдать… - голос в трубке затих, а Оскар, не на шутку, всполошился:
-Стой, стой, стой, что значит, подстраховал? Ты сейчас идешь один? Ты объяснил ситуацию или просто сказал, как оно и было? – чертовы туфли, думал Оскар, пытаясь натянуть их поверх старых носков.
-Подожди, я вылетаю, через двадцать минут, найду билеты и прилечу - кричит Оскар в трубку, но там снова слышится отчаянное хрипение.
-Не выйдет, Оскар, они уже там и готовы начинать прямо сейчас. Кстати, Энди сказал, что  ты уволен. Он не хочет иметь с нами дело, наш контракт расторгнут.
-Как это не хочет? Мы заплатили авансом, пусть возвращает все наши деньги! - кричит Оскар, ударяясь об стол ногой – Чтоб ее, гребанная мебель! - ваза на его столе разбивается и осколки впиваются в ногу - Что же за день такой!
-Я попытаюсь его уговорить, Оскар, никуда ехать не нужно, так будет хуже, и, кстати, билеты распроданы, в Стокгольм тебе так быстро не попасть, ты приедешь, и они уже разъедутся. Оставайся там, я приеду к тебе, как вернусь.
-На связи, порви их там, за меня - кричит Оскар и кладет трубку. Первая реакция - долбить кулаком в стену, да так, чтобы не чувствовать жгучую досаду и злость, на самого себя. Как можно было проспать самую важную встречу в своей жизни? И притом, не гуляя и не выпивая так, чтобы проснуться можно было, только из-за того, что от голода сводит желудок? Он прав, это все девица! Но вот только он не спал вчера ни с кем, это все его новая соседка. Идиотка и хамка, которая в два часа ночи взялась пылесосить долбанную квартиру. Угораздило же его поселиться именно в эту квартиру и именно вчера проснуться от звука пылесоса! Как вообще такое могло случиться? Ведь он готовился к этому событию целых шесть месяцев! Купил костюм, начистил обувь, даже бумаги проверил по пять раз! Разве можно было вот так просто проспать? Этого Оскару было не понять, одно он знал точно: долг платежом красен. Надо ей объяснить, к чему привели ее ночные выходки и как за это можно поплатиться. Конечно, физический ущерб наносить ей никто не будет, но вот, компенсацию морального ущерба ей придется заплатить.
-Открывай, я сказал! Сколько там можно сидеть? Открывай, ну - же! Я просто хочу с тобой поговорить! - кричал Оскар, долбя по двери соседки кулаками, а потом ногами.
-Я все - равно тебя когда-нибудь увижу, и мы с тобой поговорим, поэтому, не испытывай моего терпения, открывай, черт тебя побери! - кричал он, и начал бить ногами ее входную дверь. Сверху посыпалась только положенная штукатурка.
-Вы так со всеми соседями общаетесь? - спросила девушка, поднимаясь по ступеням, с пакетами в руках. Значит она не дома в это время, подумал Оскар и вышел сразу к ней на встречу. Девушка шла медленно, тихо передвигаясь по ступеням, и одной рукой держась за перила. В другой руке у нее был большой пакет с продуктами.
-Нет, только с теми, кто этого заслуживает! - закричал Оскар, когда соседка поднялась и стала почти с ним на уровне. Она его была ниже на одну голову, но, несмотря на это, при взгляде на нее, нельзя было сказать, что она выглядит маленькой и хрупкой. Мышцы на ногах были подкачаны, только руки не совсем подходили к ее телу. Словно их кто-то оторвал у другого человека и присоединил к ней.
-С чего вы взяли, что этого заслуживаю я? Вы что, снова пришли в бешенство, узнав, что вам не у кого узнать время? – съязвила она, опустив пакет на пол и уставившись на него взглядом, полным недоумения. За этот короткий момент, Оскар отметил, что девушка обладала ярко серым цветом глаз, а нос и губы симметрично подходили к форме ее лица.  Она была привлекательной, даже, сексуальной, но это не освобождало ее от ответственности, перед тем, что она сделала. А, что она сделала, думал Оскар, она просто взбалмошная девчонка, и таких, в ее возрасте, очень и очень много.
-Да потому что из-за вас я проспал, быть может, самую важную встречу в своей жизни! Потому что вам надо было пылесосить и делать уборку именно ночью, черт вас возьми! – закричал Оскар, смотря на нее таким взглядом, будто перед ним стояла не соседка, а супруга, разбившая его дорогую машину и невинно хлопающая глазками в оправдание.
-Вы сказали, «быть может», поэтому, думаю, сожалеть вам не о чем – сказала девушка, крепко взяв пакет в свои руки и решив попасть в дом, без всяких объяснений. А, чего он собственно думает? Я начну извиняться, как какая-то школьница?  - подумала Шарлотта и поставила сумки у своей входной двери, пытаясь найти ключ.
-Из-за вас я чуть не потерял работу, а, вы знаете, как нелегко найти работу в этом городе, где, каждый второй бродит по магазинам, вырезая купоны и пытаясь хоть как-то сберечь появившуюся копейку на пропитание? – выкрикнул Оскар, подбежав к ней и отчитывая ее прямо перед дверью ее квартиры.
-А, так значит, купоны уже не помогают, и ходите еще куда-то? – сказала она, улыбнувшись и открыв свою дверь.
-Ты, Ditt javla alahuvud – что означало по-шведски «тупая башка» - он плюнул ей на порог, а она, разозлившись, выкрикнула:
-От дурака слышу, идиот! Иди к бакам с мусором, там тебя  заждались! – крикнула она, повернувшись, и смотря свирепым взглядом на нового соседа. Тот, еще не успев заскочить в свою квартиру, вышел снова и на этот раз разозлился еще сильнее прежнего.
-Хорошо, будь по-твоему – он в секунду преодолел  расстояние между ними, и, не обращая внимания  на ее удивленный взгляд, взял пакет прямо из-под  ее носа и вывернул его содержимое на пол, прямо перед дверью. Оттуда высыпались продукты, а те, что были в банках, поразбились, растекаясь на полу.
-Ты за это еще мне ответишь! – закричала она, топая ногой так, словно кто-то обидел маленького ребенка, отобрав леденец.
-Это мы увидим, девочка! - закричал он, зайдя в квартиру и хлопнув перед ее дверью. Девушка была в ярости и не знала, что предпринять. То ли собрать с пола продукты и зайти в дом, забыв об обиде, то ли поднять разбитую банку с томатом и перепачкать дверь соседа, да так, чтобы он навсегда запомнил, что с ней лучше не связываться. Конечно, Шарлотта знала, что такие  люди никогда не отступят первыми, но и сдаваться просто так она не собиралась. Возможно, в глубине души она догадывалась, что она первая начала и именно ей нужно это закончить, чтобы не продолжать конфликт, но она знала, почему ложится спать так поздно, да еще и под шум приборов. У нее были на это свои причины.
       Собирая продукты в руки, один продукт за одним, она думала о предстоящей расплате за то, что ее сосед сделал. Она думала о том, как заставит его сожалеть о том, что он просто не промолчал и выставил ее полной дурой. Конечно, в коридоре не было никого, кто бы видел то, как они ругались, но и если бы она не отомстила, Шарлотта перестала бы уважать саму себя, тем более, она всегда давала обидчикам по заслугам. Тем более, ее обидчиком на этот раз оказался парень. Все, кто когда-либо мстили Шарлотте, почему-то являлись представительницами женского пола. По неведомым ей причинам, она всегда незаслуженно становилась мишенью для них - будь-то известная вечеринка у друзей, когда парень, поцеловав ее, выставил посмешищем, а виной  тому была ее лучшая подруга, решившая посмеяться над ней при всех ее одноклассниках. Ну, как, одноклассниках? Училась – то ведь Шарлотта дома. Никто ведь и не догадывался о том, как ей было тяжело приходить в общественные места, не общаясь ни с кем из них, но, представляясь их подругой, ходя с ними и с классной руководительницей на общие занятия по кружкам в свободное время (ведь мама не могла контролировать ее все свободное время). Иногда  Шарлотта посещала мероприятия, вроде выставок и концертов, общественных собраний, вроде уборки территорий или же просто сбора макулатуры. По словам Шарлотты, все ее ненавидели в классе, кроме одной девочки, которая тоже, как и она, в свое время, была изгоем. Все смеялись над ними, потому что они отличались от всех, были не похожи на тех, кто тусовался в больших разноцветных тачках, под сияние шара, на вечеринках. А чего хотела она в то время? Просто быть такой, как все: наслаждаться жизнью, пока может, радоваться успехам и неудачам, встречаться с парнями, одеваться в модные вещи и устраивать вечеринки, пока родителей нет дома. А, когда все заснут, садиться на крышу и целоваться под звездами, пусть и вовсе она целоваться не умела и парня, как такового, в свои двадцать четыре года  у нее так и не появилось. Она всегда была не такой, как все. Она это знала. И очень об этом сожалела, хотя внешне, она всегда оставалось спокойной перед лицом всех  искушений такого рода. Она никогда не устраивала дома истерики, что хочет жить так же, она просто… уходила в свою комнату и жила в собственном мире: мире книг и иллюзий. Будто так и должно было быть. Она  много читала, и тот мир историй, который когда-то показал ей ее отец, заменял ей все. Порой, часами застревая в комнате, она думала о том, какой чудесной будет ее жизнь, если в ней не будет никого кроме книжек и одиночества. Она была знакома с одиночеством, с детства. С того момента, как ушел ее папа, весь мир навсегда потерял разноцветные краски счастья и доброты, хотя и рядом всегда была мама, которая ее поддерживала и направляла в самые ответственные моменты ее жизни. Если бы не она, в свое время, думала Шарлотта, я бы давно покончила жизнь самоубийством. Не потому что слабая. А потому что трудно быть другой, когда другие тоже знают об этом. Со времен самых первых обид, она начала стоять за себя тогда, когда это действительно было нужно - дать в нос за сломанную игрушку или же насыпать в рот песок девочке, оскорбившей ее при всех – ей ничего не стоило, просто она хотела быть такой, как все. Хотела быть счастливой. Теперь, пришла ее очередь показать, на что она способна, потому что как учил ее папа, никто не должен обижать тех, кто слабее. Никто. Потому что  все рано или поздно получат по заслугам. И она это знала. Она в это верила и никогда не отказывалась. Каждому рано или поздно воздастся. Сейчас, когда она зашла домой, собрав продукты и вытерев пол в коридоре, она поставила сохранившиеся продукты на стол и посчитала затраты. Двадцать долларов. Двадцать долларов она потратила на то, чтобы доказать этому уроду, что он не может просто так накидываться в коридоре и обвинять ее в том, чего она, собственно говоря, не делала. Да, она шумела ночью. Да, решила пропылесосить, но не она виновата, что он проспал, не она была виной тому, что он вчера напился и забыл поставить будильник. Не она была виновата, что он забыл ключи. Все это было его виной, не ее. Или она в чем-то ошибается? Размышления Шарлоты прервало звяканье телефона, оставленного ею в гостиной на диване.
-Да? Слушаю – сказала она запыхавшимся тоном, словно пробежала двадцати часовой марафон без времени на отдых.
-Привет, Шарли. Как твои дела? Уже встала? – это звонила ее мама, человек, который всегда выбирал самое подходящее время для того, чтобы узнать, как живет ее любимая дочь.
-Да, мам, встала и даже в магазин сходила, одна, сама, ты не поверишь! - сказала Шарли, притворно взволнованным голосом. Так, как делала в детстве, когда хотела показать, что она удивлена и взволнована. Когда она научилась этому трюку, ее папа был еще жив.
-Ну, не паясничай, милая! Я всего - лишь о тебе забочусь! Ты уже выпила свои таблетки? А доктор уже приходил? – спросила мама, волнуясь за здоровье дочери и чуть повысив тон. Она всегда так делала, когда хотела, чтобы дочка выполнила мамину просьбу. Все родители так делают.
-Нет, мам, не выпила, но, выпью. А доктор… я его выпроводила еще вчера, за дверь. Думаю, он больше не вернется. Хватит меня доставать своими уколами – в голосе промелькнула неуверенность, но все же, Шарлотта сказала это уверенным голосом.
-Как это, выпроводила? Шарли, ты знаешь, как долго я его искала! У меня нет ни единой возможности найти еще одного специалиста, а ты так легко ими разбрасываешься! - мама заговорила в трубку, говоря громко и вспыльчиво, недовольство так и стало проникать в уши Шарлотты, в то время, когда та отодвинула трубку, чтобы у нее не стало звенеть в ушах от крика.
- Мне и не нужен никакой доктор! Я чувствую себя превосходно. Можешь мне поверить на слово! И не кричи на меня, пожалуйста, а то мы опять поссоримся! - закричала она в ответ, не слыша, что в это время говорит ее мать.
-Но, как же ты не понимаешь, детка! Это все для тебя! Как будто ты не знаешь, как дорого мне  обходятся поиски кого-то стоящего, кто бы… - Шарлота снова поняла, что вскипает и поэтому решила закончить разговор, коротким: » да, да, мам, мне пора, до завтра».
-Шарлотта! - только было слышно последним в трубке, когда она ее повесила, все-таки разозлившись. Трубка аппарата грохнула так, что чуть не рассыпалась после окончания телефонного разговора. Достали, подумала Шарлотта, перебирая еду на кухонном столе и убирая все в холодильник. «Шарлотта! Выпей таблетки, Шарлотта, сходи к доктору, Шарлотта, то, Шарлотта, это». Не маленькая, сама разберусь!!! – закричала она и бросила что-то в стену, не особо разбираясь в том, что именно ей попалось под руку. Почувствовав спазм в левой руке, она схватилась за стол и ели удержалась, чтобы не упасть.  В последнее время приступы стали частым явлением в ее жизни, особенно, когда она нервничала. Как ей объяснил доктор, она должна была ограничить уровень потенциальной опасности для собственного здоровья, и первой опасностью для нее являлся стресс. Порой, опасностью для нее являлась вредная еда, которой она закупалась в последнее время так, будто завтра начнется голодовка. Жареные сосиски, картошка, куча холестерина и жира. Все это сводило на «нет» ее шансы выздороветь вдобавок к тому, что все те препараты, которые ей выписывал доктор, просто валялись в коробке из-под обуви, а мама, думая, что она их пьет, просто закупала новые и привозила их пачками, говоря, что это для « ее собственного блага». Блага в таблетках Шарлотта особо не видела, потому лишь притворялась, что их пьет. Конечно, когда боль становилась невыносимой, приходилось колоть обезболивающие препараты, которых у нее, по ее скромным подсчетам, было около десяти. Разные виды, разные рецепты и все давали хоть какой-то эффект. Но только на время, конечно, спустя несколько минут, может быть двадцать, может еще меньше, больше проходила или становилась терпимее, нежели просто спазмы в руках и судороги, из-за которых взять что-то в руки было огромной проблемой. Пальцы сводило неведомой силой и только черт знает, кому было известно, как это лечится. Возможно, где-то и лечится. У нее была сложная, запущенная форма болезни, которая вряд - ли подвергается лечению. Да она и не хотела этого. Не хотела ни операций, ни вмешательств, ни лазаретов, ни капельниц, ни белых стен. Она с детства ненавидела само слово «больница» и всех тех людей, которые там обитали, включая больных. Истерики стали частым явлением, и маме пришлось ее оттуда забрать. Единственным выходом было домашнее лечение, но и его Шарлотта забросила. Сейчас, когда боль усиливалась, Шарлотта почувствовала давно ей известный эффект боли, да уж, его она ни с чем не могла спутать – легкое онемение и покалывание, затем мгновенная стяжка мышц, будто кто-то завязал ей руки ремнем и пальцы, скрючивающиеся сами по себе, которые невозможно разомкнуть. Слабость в коленях и мгновенная боль в кистях, от которой трудно стоять на ногах. Затем, это переходило на ноги и ломило так, будто кто-то решил ее уместить в чемодан, решив предварительно свернуть в четверо. Взять обезболивающие было невозможным, руки скрутило, и девушка едва задержалась, цепляясь руками за тол, чтобы не упасть.
-Чертова жизнь! - крикнула она, чувствуя боль, пульсирующую в ногах и руках и от того, что была не в силах больше держаться, упала на ковер. Не помня себя, она потеряла сознание на некоторое время, очнувшись только к вечеру.