Поцелуй гностического змея

ПОЦЕЛУЙ ГНОСТИЧЕСКОГО ЗМЕЯ

Спектакль «Табакерки» «Буря. Вариации». Режиссёр Александр Марин.
Ещё пустая сцена. Ванна под старину, на львиных лапах. Туалетный  столик. Сиротливый канцелярский цветок на обшарпанной табуретке. Решётки, решётки, решётки – на колёсиках, абсурдные, как избушка на курьих ножках. Решётки же должны быть неколебимы, а эти –  перекати-поле. 
Всё это внутри металлической коробки. То ли трюм корабля. То ли карцер. То ли шкатулка фокусника изнутри. Или вообще весь наш брутальный урбанистический мир, где встретить травинку- чудо.
Появляется Просперо в сланцах и в растянутой семейной майке. Перед гримировальным столиком старый спившийся актёр, для которого носить его трагическое неподъёмное изъеденное морщинами лицо – тяжкий крест. Над ним глумятся собратья по театру. А он   сминает бумажный кораблик,  – и вот уже  фантазия творца наколдовала бурю.
И мироздание потрясается. Из металлического настила хлынула вода, дымы застилают горизонт. Люди с грохотом перекатываются по палубе. Вечерние платья, резиновые сапоги, смокинги, ботфорты, швабры – всё в кучу. Корабль разрушается.  Крики. Осколки. Ничто.
Лицо Просперо. Узкий жестокий рот. Детские бровки. Глаза человека, побывавшего на дыбе. Письмена морщин: то ли число пи, то ли вавилонская клинопись, то ли тайные проклятья – ему или его? – запятнавшие кожу. Письмена-пророчества? Лицо – Апокалипсис?
 Ветхий, изношенный до дыр Гамлет. Манускрипт Войнича, пропущенный сквозь игольное ушко. Узник, замурованный в себе самом.
Его дочь Миранда в клетчатой ковбойке и в кружеве.
Ариэль в лохмотьях и в одной кеде.
Калибан в обрезках валенок и в рубище из камуфляжа, фонарь под глазом, как у алкаша, красный подбой одеяния, как у булгаковского прокуратора.
Король в красном пиджаке, как в приснопамятные девяностые, с совковым портфелем.
Менады в модном прикиде, танцующие брейк.
Пульсирующий свет. Перетасовка решёток. Вроде бы и тюрьма – наша жизнь? Мы сами себе узилище? – а вроде бы и никаких ограничений. И вдруг решётки кажутся оплотом надёжности, а тут мельтешение какое-то,   никакой стабильности.
Античные персонажи-символы. Чёрный кружевной фрак и подтяжки на Церере. Чёрная балетная пачка на Лилит. Плутон с белым зонтом, в сетке. Сам себя поймал? Прозерпина: половина платья в цветах, половина - угольные лохмотья, в соответствии с её неказистой судьбой.
Каждый персонаж – шифр. Каждый костюм – шарада. Спектакль-кроссворд, который всё время необходимо разгадывать, мучиться, сражаться за эту проклятую спрятанную истину.
Режиссёр водит и водит вас по лабиринту своих мыслей.
И ты  спрашиваешь себя: неужели истины могут запутать и погубить?
Сюжет понемногу свершается. Действо заканчивается. В финале – звучит третий звонок к началу спектакля, как знак того, что всякий конец – это начало чего-то нового. Словно гностический змей целует и кусает себя в хвост и становится символом бесконечности.
Просперо – морщинистый воробышек – пытается вырваться из клетки (может быть, из клетки мучительных раздумий, из клетки творчества?). Швыряет в небо рукописи.
Освобождение.
Но змей вечности не зря грызёт себя самого. Рукопись снова надо править. Снова искать совершенство. Фантазировать. Созидать.
Шариковая ручка, как самая могущественная волшебная палочка, снова дарована Просперо.
Волшебство творчества продолжается.