Боль

    Я больше не могу молчать, не могу говорить, у меня не осталось сил кричать…
…. о бескрайнем и бездонном безумии, волнами заливающем город и живущих в нём людей, барахтающихся на дне этой бескрайности и бездонности.

    Я больше не могу видеть, не могу слышать, у меня не осталось сил дрожащими руками…
     … держать уходящих с этого света друзей, придушенных равнодушием и жадностью родственников, близких и тех, кому они когда-то о чём-то шептали, доверяя сокровенное, личное.
     Я больше не могу придумывать несуществующие доказательства, отталкивать от себя бредовые идеи людей, яростно оберегающих свои интересы и личное пространство только с одной целью – любой ценой уйти от болезни, горя, слёз, страданий. Нет, не своих. Тех, к кому жизнь и судьба их обязала приходить по первому зову.

   Одежда. Деньги. Карьера. Престиж. Дома. Кредиты на всё это. Купля-продажа собственных детей. Дескать, милая, если ты будешь молчать о моих похождениях, тебе будет АйФон7. Да всё тебе будет, только молчи!
     Мама всё время плачет? Да, она болеет. Да, ей нужны лекарства. Да, и обследования тоже. Но у нас есть насущные потребности. Свои она решит сама. Она всё равно не имеет права тебя бросать. Ты – её дочь. Всё равно плачет и просит помочь? Да не обращай внимания! Она бессовестная и бесцеремонная. Тебе страшно болеть и иногда страшно быть одной? Маме позвони. Она должна прийти. Она – твоя мать. Не идёт? Плачет? Да больна она на всю голову! Ты уже большая. Учись жить и терпеть!

      А мама мамы гипнотизирует больную с рождения дочь:
      – Ты решила поменять мужа, да? Ты должна была остаться! Ты должна была всё терпеть! Да мне всё равно, почему ты захотела от него уйти! Ты ради ребенка должна была остаться! Да, я всем рассказываю, что ты оставила свою дочь! И буду рассказывать дальше. Я ей не говорила, что ты плохая. Я говорила, что жить с маминым мужиком – ужас, страх, жуть. Ты за своё решение теперь платишь бедами и несчастьями.
       -Да! Лучше выпрыгнуть из окна, чем уйти от человека, который тебя никогда не любил. Да! Выпрыгивают же! Не я первая.

    И сразу вспоминается давняя боль…
– Мам, мне кажется, я беременна. Нет, он не женится на мне.
– Аборт! Сейчас нам не до тебя, а тем более – не до твоего ребенка.
– Мам, но мне же нельзя делать аборты.
– Ничего страшного, врачи справятся!
   
И последняя…
   – Ты сейчас за всё платишь, за всё…
   – За что, мам? За то, что я с самого рождения плачу своей болезнью? Только кому? Тебе? Богу? Не верю я в такого бога! Давно уже не верю. Это твой личный бог, которому ты приписываешь свои мысли. Нет такого бога, который желает зла людям. Нет, и никогда не было.
   – Я всем показала твою брань в письмах.
   – Да, ты показала людям нашу личную переписку. Я знаю. Не удивляюсь: накушалась безумия и бреда вдоволь. Накушалась и привыкла.

    Аборт. Айфон. Широкие кровати. Лекарства. Деньги. Друзья. Дочь. Человек, который никогда никого не любил. Мать, нашедшая и справедливость, и бога. Зависть, поглотившая одну несчастную душу целиком только потому, что ей пришлось увидеть ремонт, сделанный после пожара, сожравшего всё. Ремонт, который удалось сделать только благодаря помощи неравнодушных людей: не близких, не знакомых, просто – неравнодушных.

    Неравнодушных.
     Может, под коричневыми мутными волнами зависти и злорадства всё-таки пробивается хрустальный, живой ручеёк надежды?


     * Все совпадения с реальными людьми и событиями абсолютно случайны.