230. О том, чего мы должны придерживаться в жизни

230.

О ТОМ, ЧЕГО МЫ ДОЛЖНЫ ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ В ЖИЗНИ

В беседе с монахом Досинам из канадзавского храма «Ниндзя-дэра» я попытался выяснить вопрос о том, чем поведение конфуцианца отличается от поведения дзэн-буддиста. И монах сказал мне: «Дзэнское «естественное» поведение не входит в противоречие с конфуцианским поведением, а сохраняя свою естественность и раскованность дополняет «культурность» конфуцианца, взяв на себя его функции, особенно в тех сферах жизнедеятельности, где требуется сугубо творческий подход. Вместе с тем, поскольку дзэнская психокультура дисциплинирует ум и не позволяет «делать ничего неправильного, «естественное» поведение становится более управляемым, не столь анархичным и разрушительным, как у варваров и дикарей, в результате чего дзэн и даосизм фактически расширяют действия «культурного» поведения за счёт недоступных для «культурного» воздействия конфуцианского «ритуала» сфер жизнедеятельности. Освобождая человека от конвенциональных норм, а также от привязанности к внешним условиям, дзэнская психокультура одновременно требует ещё более жёсткой, чем в конфуцианстве, самодисциплины и внутренней организованности. Дзэн-буддист добровольно накладывает на себя массу ограничений и выполняет их уже «не за страх, а за совесть» именно потому, он принимает эти обеты по своей воле, и никто ему их не навязывает, никто не гонит силой в дзэнский монастырь с его палочной дисциплиной и ещё более жесткими требованиями к самодисциплине. Так дзэнская психокультура практически решает проблему дихотомии (то есть разветвления на две части) долга и чувства, свободы и необходимости, которую конфуцианская культура решает недостаточно эффективно. Поэтому отношение конфуцианцев к дзэн-буддизму всегда было далеко не однозначным. С одной стороны, их шокировал кажущийся нонконформизм дзэн-буддистов, внешне пренебрежительное отношение к традициям и ритуалам, показное равнодушие к культурным ценностям и многое другое. Но с другой стороны, тем конфуцианцам, которые были ближе знакомы с дзэн-буддизмом и с бытом их монастырей, не мог не импонировать принцип «день без работы – день без еды», которым руководствовались дзэн-буддисты в своей повседневной жизни; их поражали и восхищали строжайшие дисциплина и порядок, царившие в дзэнских общинах и монастырях, где поддерживалась такая чистота, что вошла в обиход у народа поговорка: «Опрятный, как дзэнский монастырь».  Ещё их поражало неформальное отношение к жизни и ритуалу. Вот почему один из знаменитых неоконфуцианцев эпохи Сун видный деятель Чэн Хао, посетивший чаньский монастырь, воскликнул: «Вот классическая обрядность, какой она была при древних трёх династиях»! Только поэтому можно уже судить, что внутри людей, занимающихся дзэн, также, как и у даосов возникает стержень, позволяющий им быть стойкими в жизни, потому что вокруг этого стержня накапливаются истинные ценности, помогающие им поступать так, как должно поступать, что почти всегда сочетается с Волей Неба. Поэтому и отношение к жизни у таких людей совсем другое, чем у обычных расслабленных людей, которые часто в своей жизни растворяют грань между добром и злом, и, совершая неблаговидные поступки и прикрываясь высокой моралью, становятся лицемерами. Ведь самое ужасное для человека – это перестать различать грань между добром и злом».

Вечером я обсуждал слова монах со стариком Накамура, хозяином гостиницы «рёкан», где я жил, и тот сказал мне: «Совершенно верно изложил тебе этот монах причины современной болезни, которая поразила наше общее. Когда ценности перестают быть ценностями, то и сама жизнь человека обесценивается».
И в подтверждение своих слов он дал мне один текст из своей домашней библиотеки, который я перевёл так:
 
    
О СОХРАНЕНИИ ЧУЖОЙ ЖИЗНИ
 
Затронул случай У Хой-шу раз с решеньем сложным:
«Был некий врач в селе, в своей профессии дотошный,
К тому же, был он осмотрительный и осторожный,
Заботился всегда, как сохранить другим жизнь можно.

Однажды принесло к нему старуху поздно ночью,
Та пару принесла ему в дом золотых браслетов,
Лекарство чтоб продал, чтоб выкидыш он вызвал срочно,
Какой-то женщине её, чья честь была задета.

Узнав причину обращенья, врач тот испугался,
Совсем он не способен к смерти прилагать был руку,
Поэтому плода лишать он жизни отказался,
И силой выгнал из своего дома ту старуху.

Прошло полгода, и врачу тому вдруг сон приснился,
Его по обвинению в убийстве в мёртвом Царстве
На суд вели с той женщиной, от той, что отступился,
Она повесилась, не получив его лекарства.

Та рассказала со слезами, как он отказался,
Но он судье сказал: «Лекарство служит для спасенья,
Не для убийства, я желал, чтоб плод живым остался,
Та за развратное же поплатилась поведенье».

- «Когда лекарство я у вас ещё тогда просила,
Ребёнок не оформился в то время в моём чреве,
Ведь был лишь сгусток крови там, что я в себе носила,
Но из-за вас погибла я, - вскричала она в гневе, -

Лекарства вы не дали мне, ребёнок появился,
Но в результате этого он сразу задохнулся,
Народ ко мне потом из-за него так относился,
Что я повесилась - отказ ваш смертью обернулся.

Одну хотели жизнь вы сохранить, а две сгубили,
И если не виновны вы, то виноватый кто же»?
Вздохнул судья из Царства мёртвых, всё когда открыли,
Над тем, кто виноватый в этом деле, думал тоже.

Затем сказал: «Ты в смерти обвинить его желаешь?
Но это дело ваше кажется мне не простое,
Ты применительно к обстоятельствам рассуждаешь
Своим, придерживался же он нравственных устоев.

Но разве со времён Сун (1), не один такой он только,
Когда держались норм все нравственных неодолимо,
И не считались с тем, подходят ли они насколько
К всем случаям и обстоятельствам, и применимы ль?

Оставь его в покое, его случай не коснулся
Ещё, чтоб он задумался над тем, что сохраненье
Живого состоит в предвидении всего уменье».
Судья ударил кулаком о стол, и врач проснулся».


Примечание

1. Со времён династии Сун – т. е. с того времени, когда неоконфуцианство обрело силу государственной идеологии.
 

(продолжение следует)

Власов Владимир Фёдорович