Убей в себе графомана! Брэдбери о писательстве

Думаю, что не всем из обитающих тут и относящихся к сочинительству не как к пустому времяубиению, попадалась на глазах и была читана ими книжка Рэя Брэдбери "Дзен в искусстве написания книг".
Мне же такая книжка попалась, и я "тупо тащусь" от написанного там.
Для тех, у кого этой книги нет, я сделал небольшую выборку цитат. И, возможно, буду продолжать это делать дальше.
Возможно, что далее (независимо от моего присутствия на Прозе.ру) я "пробегусь" по некоторым известным писателям, которые мне нравятся и, хоть я и не первый в этом жанре, сделаю СВОЮ ПОДБОРКУ на тему ПИСАТЕЛЬСКОГО МАСТЕРСТВА.
Подборка - опять же вполне вероятно - со временем может превратиться в полезное пособие для начинающих и сомневающихся, которое - при положительном раскладе - можно будет издать: этакий НАРОДНЫЙ ФОЛИАНТ  /усл.назв. "УБЕЙ В СЕБЕ ГРАФОМАНА"/.
Если у кого есть какие-либо соображения или советы по этому поводу (например, цитаты  на данную тему - и не обязательно от писателей звёзд; или ссылки на писателей, которые данную тему муссировали или талантливо излагали), то прошу поделиться информацией.
 
А пока это именно реклама "Дзена": надеюсь, с пользой для каждого мятущегося и неуверенного.
 
Избавляемся от графомана в себе!
-----------------------

сборник: "Дзен в искусстве написания книг"




Из опуса: «Пьяный за рулём велосипеда»

/ Дорогой мистер Брэдбери.
Прожив 89 лет, я впервые оказался в роли поклонника, который пишет письмо своему кумиру.
Я только что прочитал вашу статью в «The Nation» - «Послезавтра». В первый раз в жизни я встретил художника, в какой бы то ни было области, который заявляет, что работать по-настоящему творчески можно, лишь наполняя фантазии жизнью и наслаждаясь процессом, как весёлой забавой или захватывающим приключением
Разительный контраст со стенаниями работников тяжёлой промышленности, в каковую теперь превратилось профессиональное писательство!
Будете во Флоренции, заходите в гости.
Искренне ваш,
Б.Беренсон.

Так в возрасте тридцати трёх лет я получил одобрение своего понимания жизни и творчества от человека, ставшего мне вторым отцом.
Я нуждался в этом одобрении. Нам всем нужно, чтобы кто-то, кто старше, мудрее и выше нас, сказал, что мы всё-таки не безумцы и то, что мы делаем, это нормально. Нормально, чёрт побери, замечательно!
Ведь так легко засомневаться в себе: как посмотришь вокруг, на сомкнувшихся в едином мнении других писателей, других интеллектуалов, так и зальёшься краской виноватого стыда. Принято считать, что писательство – это тяжёлый, мучительный, ужасающий труд, кошмарное занятие.
Но дело в том, что мои истории вели меня по жизни. Они звали, я шёл на зов. Они подбегали и кусали меня за ногу – я отвечал тем, что записывал всё, происходящее во время укуса. Когда я заканчивал, идея разжимала зубы и убегала прочь.
Вот так я и жил. Пьяный за рулём велосипеда, как однажды записал в протоколе один ирландский полицейский. Да, пьяный от жизни, и без понятия, куда мчаться дальше. Но ты всё равно отправляешься в путь до рассвета. А сам путь? Ровно наполовину – ужас, ровно наполовину – восторг. /


/ Вся моя творческая активность, всё моё развитие, все мои новые работы и новые любови вышли из той первозданной любви к чудовищам, которая открылась во мне в пять лет и которую я бережно сохранил и в двадцать, и в двадцать девять, и в тридцать лет. /


/ …Но как именно я стал писателем? Начиная со знакомства с мистером Электрико, я писал по тысяче слов в день. На протяжении десяти лет я сочинял как минимум один рассказ в неделю, почему-то догадываясь, что однажды настанет день, когда я всё-таки перестану себе мешать, и всё станет получаться само собой.
Этот день настал в 1942 7году, когда я написал «Озеро». Десять лет я всё делал неправильно, но из этих десяти неправильных лет вдруг родилась правильная идея, правильное место действия, правильные персонажи, правильный день, правильное время для творчества. Я написал этот рассказ, сидя с пишущей машинкой на лужайке перед домом. Всё было готово буквально за час, волосы у меня на затылке стояли дыбом, и слёзы текли из глаз в три ручья. Я понял, что впервые в жизни написал по-настоящему хорошую вещь.
Всё это время, когда мне было двадцать с небольшим, я жил по следующему расписанию. В понедельник, с утра пораньше, я делал первый набросок нового рассказа. Во вторник я его правил. В среду правил опять. В четверг правил снова. В пятницу выправлял ещё раз. В субботу, с полуденной почтой, я отправлял в Нью-Йорк шестой, и окончательный вариант. А в воскресенье? В этот день я обдумывал все безумные идеи, дравшиеся за моё внимание. Ждавшие своего часа на запертом чердаке, теперь, после «Озера», они уже не сомневались, что совсем скоро я выпущу их на свободу.
Возможно, кому-то покажется, что я работал и жил как автомат. Но это не так. Такой распорядок задавали идеи. Чем больше я делал, тем более мне хотелось делать. Ты становишься жадным. Тебя лихорадит. Тебя опьяняет работа. Ты не спишь по ночам, потому что идеи – твои собственные чудовища – рвутся на волю и заставляют тебя ворочаться с боку на бок. Это замечательный образ жизни. /


/ Но довольно. У вас есть книга. В этот сборник вошли сто рассказов, созданных мной почти за сорок лет жизни. Наполовину он состоит из гибельных истин, которые я прозревал тёмной полночью, наполовину – из спасительных истин, которые я заново обретал на следующий день. Если я чему-то и научился, так это составлять карту жизни того, кто отправляется в путь и идёт. Я не особо задумывался о своём пути в жизни, я просто жил, что-то делал, и понимание, что это такое и кто я такой, приходило, только когда всё уже было сделано. Каждый рассказ был открытием нового «я». И каждое «я», найденное сегодня, слегка отличалось от «я», обнаруженного вчера. /


 / Всё началось в тот день осенью 1932 года, когда мистер Электрико подарил мне два подарка. Не знаю, верю ли я в предыдущие жизни, и я не уверен, что смогу жить вечно. Но тот мальчишка, которым я был, верил и в то, и в другое. И я дал ему волю. Это он писал за меня мои рассказы и книги. Это он двигает спиритическое блюдце и говорит «да» или «нет» - ответ на скрытые истины или полуистины. Он – кожа, через которую фильтруется всё, что просачивается на бумагу. Я всегда доверял его увлечениям, его страхам и радостям. И он редко когда меня подводил. Когда у меня в душе поселяется долгий сырой ноябрь, и я слишком много размышляю и слишком мало понимаю, это значит, что пора возвращаться к тому мальчишке с его теннисными туфлями, лихорадочным пылом, разнообразными радостями и ужасными кошмарами. Я точно не знаю, где кончается он и начинаюсь я. Но я горжусь нашей упряжкой. Я могу пожелать ему только добра – а как же иначе? – а также хочу выразить искреннюю благодарность и пожелать всего самого лучшего ещё двум людям… /