Помни свой род! Помяни свой род!

Посвящается моим предкам Туйновым, врагам народа образца 1931 года ,
раскулаченным курянам ,
на костях, которых построена Караганда
и железная дорога к ней.
Туйновым – Росинским посвящается
Я пришла
На могилку твою,
Я пришла,
Но ее не найду,
Лишь березка,
Что рядом стояла,
О тебе, еле слышно, шептала:
Помяни... Господи, слава тебе, помяни…
Господи, слава тебе, помяни, раба твоего…
Суета сует и всяческая суета быстро промелькнувшей жизни неожиданно взорвалась звонком сестры из Караганды: «Тебя крестил в 45-м сам святой Севастьян…». Осознание и переоценка ценностей, событий, поиск аналогий и неслучайных случайностей продолжается до сих пор. Но первым из нашей родни, в день рождения, получил широко известную книгу о преподобном старце Севастиане Карагандинском, мой двоюродный брат Вадим Туйнов, да еще и в Москве, да еще и шикарный подарочный экземпляр - ровно через 45 лет после крещения. Ему не было еще и месяца, мне и 4-х лет, моему старшему брату Юрию исполнилось - 7, когда нас крестил в мае 1945, освободившийся из заключения в Карлаге, в Долинке (тюрьмы в тюрьме, в самом центре рабовладельческого государства, именовавшегося СССР) последний Великий Старец Оптинский Севастиан. Крещение было тайным, ему запрещали проводить службы. А родились мы, все трое, во втором бараке от ворот лагеря для военнопленных, на территории Карлага, основного из концлагерей Гулага. Крестились в третьей землянке от колючей проволоки лагеря для военнопленных немцев, румын и японцев…
Раскулаченные, спецпереселенцы, враги народа, репрессированные… Вглядитесь в ночную тьму из окна вагона на перегоне Астана – Караганда- Балхаш. Вы увидите их тени вдоль насыпи…Вы проезжаете по их костям... Железная дорога от Акмолинска до Караганды, летом 1931 года, была построена за четыре месяца!!! Умерших от болезней, истощения, застреленных тут же на месте, за малейшее нарушение или попытку побега (выстрел в затылок, и могилу копать не надо….) закапывали в железнодорожную насыпь. Вся железная дорога Астана - Балхаш - это огромная братская могила - их могила. Могила раскулаченных по разнарядке ОГПУ середняков Поволжья, Мордовии, Курской, Орловской и Белгородской областей, которых выгнали из своих хат, домишек в том, что было на них одето. Конфисковав урожай, коров – кормилиц и все нажитое поколениями предков, повезли их, как скотину, в телячьих вагонах, от церковного звона старинных церквей, родной природы, от родных могил предков…. На смерть, на лишения, на муки нечеловеческие …
Когда поезд, трогаясь с вокзала Караганды на юг, проходит под автомобильным мостом, то справа остается мрачное здание бывшей пересыльной тюрьмы №16, за ней показывается моя родина, поселок Федоровка и, далее вдоль насыпи, протянется старое федоровское кладбище, часто посещаемое Севастьяном в 40-50х годах. На восток от тюрьмы и кладбища за поселками Федоровкою и Кирзаводом, на месте массовых захоронений узников Карлага и военнопленных, раскинулся микрорайон «Юго-Восток», где золотятся купола собора, хранящего мощи Севастьяна, а слева от моста, за бывшим «Зелентрестом», простирается бывшее село Большая Михайловка, где жил и построил первую церковь Севастьан. Образуется своеобразный крест: с севера на юг - ось креста это - железная дорога и параллельные ей тюрьма и кладбище, а перекладины креста, запад - восток, отмечены храмами.
Караганда сплошное кладбище, а храмов было маловато до последних времен. Книгу «Карагандинский старец преподобный Севастиан» (Издательство «Паломник» 1998 г.) мне дали почитать на одну ночь в Караганде в 1999году. Не отрываясь, проглотил ее четыреста с лишним страниц ... И не просто обливаясь слезами, а рыдая…
Первоцелинники - спецпереселенцы освоили тысячи и тысячи гектаров целинных земель, к середине 30-х годов на территории карагандинской области и Осакаровского района создали 25 экономически крепких колхозов и разработали первые шахты Карагандинского угольного бассейна. Но, если попытаться подвести итоги и назвать число загубленных только в 1931-33 годах крестьян спецпереселенцев то, исходя из того, что из четырех выжил только один, окажется, что в наскоро отрытых на окраинах спецпоселков рвах и под желенодорожной насыпью от Акмолы до Балхаша вот уже более 70 лет покоится прах примерно полмиллиона крестьян и их детей. А через четверть века, после указов о реабилитации жертв политических репрессий, амнистий, работать в колхозах и совхозе-гиганте Карлага стало некому, и кликнул клич Хрущев - на освоение целинных и залежных земель (что это за «залежи», и кто их приготовил скоромно умалчивается уже больше 70 лет.)
ГСК республики Казахстан, Центр криминальной информации 16 сентября 1996 года Ясинской - Туйновой О.К.
Справка
В специальных фондах хранения Центра криминальной информации отсутствуют сведения о трудпоселенцах, выселенных из российской федерации в 1931-1933 годах, В ПОРЯДКЕ раскулачивания. Материалы учета комендатур, где состояли под надзором трудпоселенцы, в архив не сдавались, в 1953 году высланы в МВД Каз ССР, ГДЕ были УНИЧТОЖЕНЫ.
МВД РФ УВД Курской области АРХИВНАЯ СПРАВКА 12. 11 1996г
В документальных материалах архивного фонда имеется «Анкета на выселяемые кулацкие хозяйства Фатежского района» в которой значится:
Туйнов Константин Тихонович, жена Наталья, сестра Прасковья, дочь Анна, дочь Анастасия, дочь Ольга, сын Георгий, сын Петр, сын Иван, сын Федор, невестка Клавдия. В 1929 году \ до раскулачивания \,имел 9 десятин надельной земли, 2 лошади, 1 корову , 8 овец, 2 свиньи, 2 плуга, повозку, 2 хаты, амбар, ригу, сарай, молотилку, просорушку.. Хозяйство практически раскулачено, В настоящее время имеет 1 лошадь, 2 овцы, 1 хату. Обложен твердым заданием. Мой дед Константин Тихонович Туйнов родился в 1880 году, на 4 года раньше Севастиана, в селе Анненково Фатежского района, Курской губернии. Вместе с прадедом Тихоном, который был хорошим огородником, выращивал и поставлял курскому купцу овощи. Прошел мировую войну, растил восьмерых детей, работал на поле и в огороде со старшими детьми и женой Натальей с утра до ночи. К 1931 году большая , работящая семья, (старшие дети не отделялись жили все в одном доме) имела на 12 человек, 2 лошади, 2 коровы, 8 овец и 8 десятин земли.
 Раскулачили эту семью отобрали все нажитое и отправили в ссылку в Караганду… Дед работал на шахте, строительстве, строил кирпичный завод, работал конюхом на скотном дворе угольного разреза.
Мой дед Константин Тихонович Туйнов (1880=1952) имел золотые руки. Мастерил он телеги, арбы, клал печи, которые стоят до сих пор во многих домах Федоровки, Михайловки и Кирзаводе. Кстати, и печи в домах, где проводил службу и ночевал Севастиан, на нашей улице тоже сложены им. За год до своей смерти соорудил нам качели и карусель, на которых каталась вся ребятня из прилегающих к кладбищу домов. В голодные послевоенные годы мы выжили благодаря корове Маньке, а потом Зорьке. Дед уезжал на все лето в колхоз, к своему другу Мукушу. Дед уезжал в совхоз или колхоз к своему другу Мукушу. Там на сенокосе работал, зарабатывал машину сена, и поздней осенью, машина с сеном, уложенная по всем правилам, на 2 бастрыка, въезжала во двор. Гора сена сваливалась, шофера кормили и угощали, а мы залазили на стог сена по лестнице, стелили наверху половики, одежду, одеяла. Вот дед уложит нас, руки раскинет: я справа под мышкой Вадим и Юрий слева. Сумасшедший запах свежего сена… Громадные звезды с неба улыбаются… Дед Константин говорит:
- Это Млечный путь, вон Стожары а то Медведицы Большая и Малая.
Какой это был сон на вершине стога сена, под мышкой у деда, под звездным небом …
А первый раз я спал с ним еще в бараке, где мы жили в двух комнатках 7 человек. Однажды я проснулся среди ночи, какой-то страх охватил. Я босиком пошлепал к деду: «Мне страшно..», залез к нему под одеяло, уткнулся лбом в его бороду (он спал на досках, постеленных на железной раме кровати) на тюфяке набитом, сеном. Он прижал меня к себе и я уснул мгновенно.
Последние месяцы перед смертью дед почти ничего не ел, больше лежал за печкой. Однажды в ноябре мать утром спрашивает а где дедушка? Куда делся папаша? Появился дед обеду, молча положил на стол деньги и ушел за печку. Это были деньги за последнюю сложенную им печь. Сколько их, добротно сложенных дедом и дядей Жорой, до сих пор греют людей… Мать заплакала: «Да что же вы, папаша, неужель у нас совсем есть нечего». Умер дед 21 января 1952 года. Утром нас повели к умирающему деду, в ту комнатку за печкой, где потом на той же кровати, головой на юг, спал потом я. Сначала пришел старший брат Юрий, потом дедов любимчик, двоюродный брат Вадим (если ему разрешалось брать в дедовых ящиках любые инструменты, то мне без спроса - ни-ни..! ) Дед задержал на нем взгляд… Теплая искра появилась на секунду. Потом подошел я. Дед смотрел строго, с какой-то грустью, как бы стараясь о чем-то меня предупредить. Уж теперь-то я знаю, о чем говорил его взгляд: «Тебе передаю проклятье рода, отмаливай, терпи…» Посидели молча. Потом дед устало прикрыл глаза, и нас, детей мама с тетей Настей потихонечку выпроводили. После обеда из комнаты деда послышался плач: « Папаша –а-а..! Да на кого ж ты нас оставил ... Осиротели мы….»
Это был год страшных буранов. Люди замерзали в степи сбившись с дороги, угорали. Во время бурана низкие трубы печек бараков забивало снегом, и к весне Федоровское кладбище увеличилось почти на треть. Бураны продолжались с неделю, мы в школу не ходили. Дома до крыш были завалены сугробами. Могилу деду копали два дня. Приходилось прогревать землю кострами, выкопанное тут же заносило снегом. Мужчины, копавшие могилу часто приходили обогреться, обсушиться. Ходил и я с ними один раз, проваливась по пояс в рыхлом снегу, падая навстречу мокроснежным буранным порывам, пробиваясь сквозь серо-сизую тьму по глубокой борозде среди забураненного поля, набив полные валенки снегом. Странные мысли возникли. Вот в этой яме, узко вырытой среди громадных сугробов, в 200 метрах от, дома, который он с таким трудом строил и в котором он сейчас тихо лежит в гробу, он завтра поселится. Где-то здесь рядом под снегом безымянные казахские могилки, могилы с колышками из тюрьмы… Отпевание моего деда Константина Тихоновича проводил Севастьян, в нашем доме по адресу Рыбалко (Степная), 5. Чтобы съездить за ним, отчим Николай Мартынович, попросил лошадь с санями в конторе угольного разреза. Отогревшись и попив чаю (а добираться по бурану через заносы до дома Севастьяна, на Большой Михайловке, там где сейчас его церковь, пришлось около 7 километров. Севасьян с монахиней приступили к обряду. Мне запомнился он как крепкий подтянутый, чернобородый, с пристальным взглядом. Отчим Николай Мартынович вышел в другую комнату. Севастьян спросил: «Почему мужчина ушел из комнаты?» Мать пояснила: «Он католик по крещению». «Пусть войдет. Бог один». После крещения Севастьян посмотрел на меня внимательно, спросил, как меня зовут. Я ответил «Стасик». «Станислав - это польское имя» Мать подсказала: «Вы его, батюшка, окрестили Святославом еще 1945 году».
В соседнем доме на ул.Рыбалко, З Севастьян иногда ночевал. Однажды в ночь на Новый год, в нашем доме собрались все соседи, а меня с малышней отправили в этот дом. Малышня скоро засопела, а я не могу заснуть, лежу на сундуке. Передо мной в углу иконы лампадка, заполняла теплым светом всю комнату, глаза с икон приближаются, смотрят внимательно… Какие-то видения в полусне полудреме ощущение покоя и какой - то тихой радости… Странная, незабываемая ночь… На этом сундуке всегда спал Севастиан, когда приходил проводить службы. Про эту ночь на сундуке я вспомнил, когда посетил храм Богородицы на Юго-Востоке и прикоснулся к раке с его мощами. Пошла та же энергетика, что и на сундуке в далеком детстве, но более мощная, могучая и суровая. Та, в детстве, была горячая. Какие-то теплые волны раскачивали вверх и вниз, а эта ровная, как органная музыка. https://e.mail.ru/attachment/14690330820000000634/0;1