Экскурсия в ад

Сегодня выражение «мир сошёл с ума» всё чаще и чаще можно слышать в нашей жизни. Мы уже постепенно уверовали: то, что пережили наши отцы и старшее поколение сегодняшних дней никогда не повторится, но вести с «боевых полей» соседей по планете говорят о том, что вандалы от политики не дадут нашим детям жить спокойно. Поэтому, самое главное – не позволить нравственного падения в наших душах, чтобы ни повторилась беда, которую косвенно «черпанули» мы, надо рассказывать молодёжи нашу «горькую» историю, те переживания, эмоции и скорбь по нашим близким и родным, попавшим в жернова политического авантюризма. О страшных жертвах, от неумения управлять государством, о захвативших власть насилием, страхом и подменой понятий о всеобщем равенстве и справедливости. Ну, и, конечно, шантажом искажённых понятий патриотизма.

ГУЛАГ (Главное Управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ) – эта страшная машина по уничтожению собственного народа, существовала с 1936 по 60-е годы. Миллионы людей под надуманными предлогами привлекались по всей стране. Так называемые «военные трибуналы и тройки» отправляли совершенно невинных людей на поэтапное уничтожение в лагеря «мясорубки». Самое страшное, что это была осознанная государственная политика. Им мешали люди умные, грамотные, талантливые и авторитетные, все были так запуганы, что превращались в безмолвных рабов, а негодяи всех мастей строчили доносы на своих соседей, друзей и сослуживцев, были случаи – и на родных тоже. Самый щадящий срок политическим был пять-десять лет, потом до двадцати пяти или «стенка».
– Наконец-то, позади остались жестокие и мучительные допросы. Порой казалось, что это страшный сон, и происходит он не со мной, – рассказывал отец. – Складывалось впечатление, что у этих варваров никогда не было отца и матери, гадкие существа в портупеях и хромовых сапогах – слуги дьявола, захватившие нашу прекрасную землю.
Впереди лежали долгие годы зон и лагерей. Тройка по 58-й осудила его как врага народа на длительный срок, который постоянно увеличивался. Сразу, этапом, из порта «Находка» он был отправлен в Колымские лагеря.

Итак, тридцать восьмой год, пересыльный лагерь под Владивостоком – город из бараков, обнесённых колючей проволокой, через каждые пятьдесят метров вышки с охраной. Люди стоят, лежат и ходят, кому как придётся. В бараках трёхъярусные нары, блатные (социально близкие) и враги народа (политические) – вперемешку. Два раза в день жидкая баланда, селёдка и сухари. И вот, наконец, перекличка и сборы в колонны. У пирса бухты «Находка» снова перекличка и пароход «Джурма», с двух сторон в трюмы – «Добро пожаловать». Несколько тысяч человек, вплотную нары уже в четыре яруса, по центру две полубочки для отходов. Кормёжка – чёрные сухари с селёдкой, на пресную воду норма.
Шесть суток пути от «Находки» до порта «Нагаево». Началась дизентерия и прочие кошмары, по прибытии в бухту выгрузили много трупов. Потом все, кто остался, пешком шесть километров под дулом карабинов и лая собак, в пересыльный лагерь Магадана на «Транспортной». Санпропускник, беглый мед. осмотр, сортировка. Кто может стоять – штамп в бегунок «Т.Ф.Т.» (тяжёлый физический труд), затем – транзитный лагерь. На следующий день, сидя на полу в грузовых машинах, – по зонам, лагерям и приискам всей Колымы. К тому времени за четыре года, ломом, лопатой и тачкой – зимой минус пятьдесят, летом плюс тридцать – под постоянной осадой несметного полчища комаров и мошки были проложены четыре дороги: «Центральная», «Тенька», «Омсукчан» и «Среднекан». Невыполнимые нормы выработки, выполнить которые было выше человеческих сил. За саботаж – расстрел. Печально известный обрыв «Серпантинка» – там покоятся десятки тысяч мучеников.
Отцу сразу «несказанно повезло»: он попал на печально известный прииск «Мальдьяк». Славился он тем, что люди там содержались в невыносимых условиях. За любую провинность применяли зверские наказания. Расстрел без суда и следствия был обыденной практикой. Жили в бараках на 200-250 человек, посреди жилища большая железная бочка, приспособленная под печь, топили без перерыва круглые сутки, спали прямо в бушлатах и мокрых валенках.

Летом к очень скудному пайку умудрялись собирать грибы: подберёзовики, маслята, подосиновики. Сильно выручали ягоды – брусника, черника, жимолость и голубика. В котелках варили бульоны, отвары, настойки – лучшее лекарство во время цинги простуды и слабости.
Работали в золотоносных забоях и лесозаготовках по четырнадцать часов в сутки. А дальше несколько лет – «Чкаловский», «Нексикан», «Адыгалах», прииск «Геологоческий» и т. д.
В дальнейшем, узнав математические способности отца, его перевели на инженерную работу. Там, уже через много лет, появился и я! Батя рассказывал, что часто в беседах между собой мы спрашивали друг друга: «Неужели этот кошмар творится у нас, где человек человеку друг, товарищ и брат!»
С конца сорок четвёртого на север начали свозить особый контингент «тружеников» – бандеровцев, полицаев, власовцев, лесных братьев. Их сортировали отдельно от других заключённых – боялись, что их всех перебьют как фронтовики, (на них тоже стряпали дела, как во время войны, так и после), так и бытовые уголовники. Объясняли они это тем, что «тёрки» с властью – это одно дело, так сказать, внутреннее, но предавать Родину – не моги! Отправляли их в основном сразу на «Теньку», в той стороне находились основные урановые рудники, с надеждой на то, что они успеют дать хоть какойто план выработки, за который с начальства строго спрашивали.
Парадокс, но в период тотальной ненависти и унижения век двадцатый принёс огромную плеяду учёных, писателей поэтов и артистов. Без сомнения, мы и наши дети, в основном, выросли на примерах их произведений: Вертинский, Цветаева, Ахматова, Высоцкий, Окуджава. Согласитесь, что на любых свадьбах и домашних засидках звучат «Подмосковные вечера», «Вот кто-то с горочки спустился», «Если друг оказался вдруг» и т. д. И такие имена, как Грибов, Ульянов, Мордюкова, Смоктуновский… Можно бесконечно перечислять этих кумиров. Сегодня, к большому сожалению, в мире искусства царствуют бездарности, но будем надеяться, что нашим внукам боженька поможет возродить этот дар.
Жди меня, и я вернусь, только очень жди,
Жди меня, и я вернусь всем смертям назло
Выпьют горькое вино на помин души…
Жди, и с ними заодно выпить не спеши.
К. Симонов

Все, кто каким-то божьим посылом досиживал свой срок, как правило, по колымским меркам это были небольшие сроки – от пяти до десяти лет – расписывались и получали справку формы «А», в которой ставился штамп «СВЭ» (социально вредный элемент). В быту их называли «пересидчики». Для непонятливых ответ был короткий: «До особого распоряжения». Порой это выливалось в долгие годы. Самые «счастливые» получали справку об освобождении из лагерей, но без права выезда с Крайнего Севера, решением особой коллегии НКВД предписывалось находиться в районах Дальстроя с отметкой два раза в месяц. Такая же судьба досталась и нашей семье. Здесь, на многострадальной земле, мужество и благородство выливались в золото человеческих отношений самой высокой пробы!
Люди!!! Как только вы слышите призывы новоиспечённых ухарей «Весь мир разрушим, а потом…», знайте, что всё это мы уже проходили, результат – миллионы невинных жертв…

Первые дома в Магадане появились в 1929 году, с конца тридцать первого был создан трест «Дальстрой», с начала тридцать второго прибыла первая группа заключённых. И с это-го времени пошли эшелоны до Владивостока, а дальше – на пароходах, огромные массы бесплатной рабочей силы под грифом «ЗК». Обратно вернуться было суждено немногим! В июле 39-го Магадану был дан статус «Столицы колымского края». Надо отдать должное, что сюда привлекались и вольнонаёмные, в основном – это спецы высокого уровня. В их число вошли и архитекторы из Ленинграда, которые использовали в своей работе стили «Классицизм» и «Ампир». Такие улицы, как проспект Ленина, Портовая, Горького, Пушкина являются гордостью советской архитектуры. Правда, большинство зодчих вместе с основателем края Берзиным были расстреляны. В девяносто шестом был поставлен монумент «Маска Скорби» - Эрнста Неизвестного, а затем основан Свято-Троицкий собор – памятники жертвам политических репрессий! Сегодня северяне очень бережно относятся к своим реликвиям, и чтут память о замученных предках.