Ядовитая Роза. Глава 3. Новая работа

Нельзя, просто невозможно жить всю жизнь за чей-то счёт, пусть этот кто-то и был в какой-то степени близким ей человеком, или хотя бы старался им быть, несмотря на скрываемый в душе Хлои холод. Это было неправильно, немыслимо. Каждый раз, когда женщина звонила своим подругам и рассказывала о постылом для неё положении девочки на иждивении, в котором она находится, живя в доме своего богатого жениха, она ощущала горячий прилив стыда. От него пылали щёки и нестерпимо болело где-то внутри, в том месте, где по мнению мистиков у человека должна находиться душа. Но в последнее время мучимая сама собою женщина начинала сильно сомневаться в существовании таковой, хотя кто-то из популярных эзотериков как-то раз высказал в прессе нашумевшую фразу: «Никогда не говори, что у тебя есть душа. Ты и есть душа. У тебя есть тело». Но разве заслуживала право на бессмертную душу молодая работоспособная девица, сидящая на шее у мужчины, которого она обманывала целых пять лет, притворяясь любящей?

И снова, как две недели назад, во время их с Никосом поездки, с покрытого тучами неба медленно срывались холодные дождинки, оставляя на щеках Хлои блестящие дорожки. Женщина не плакала – она была даже не очень расстроена; вместо этого каждой клеточкой своего тела Хлоя ощущала невиданные прежде лёгкость и радость бытия. Вот она, свобода! Теперь она имеет возможность и право начать свою жизнь сначала, без прежних ошибок; найти новую работу, новое жильё. Заново влюбиться, если повезёт.

Свежесть пасмурного августовского дня передавалась цветам в бернском Саду Роз вместе с запахом дождя. Чистые капельки воды дрожали на их лепестках как бриллианты, и как бриллианты были холодны на ощупь.
Хлоя сидела на мокрой скамейке, которая была так холодна, что казалась женщине сделанной изо льда; ей было плевать на это. В руках Хлоя держала такую же холодную и мокрую розу, вертела её в дрожащих озябших пальцах, подносила её к лицу, чтобы вдохнуть аромат сорванного цветка. Вопреки ожиданиям женщины, запах розы не становился слабее – он усиливался из-за попавших на её лепестки дождевых капель, а влага делает сильнее и ярче все ароматы.

У её ног стоял чемодан, вмещающий в себя вещи Хлои, среди которых преобладали фирменная, стоящая целое состояние одежда и дорогая косметика. И ни одной, даже самой простой книги; прав оказался тот злополучный, слишком проницательный итальянец – он-то её сразу раскусил, в отличие от Никоса.

Вместе с розой, преступно сорванной прямо с одной из клумб в Саду, на коленях у Хлои находился громоздкий пластмассовый плеер, звучащий в наушниках одной из её любимых песен «Ciao, Bambino, Sorry» Мирей Матьё. С наслаждением вслушиваясь в слова песни, Хлоя с долей сожаления говорила себе, что слушает такую легкомысленную музыку в последний раз, что с сегодняшнего дня начнёт полностью меняться, и перво-наперво изменит вкусы.

На скамейке, смоченная дождём и оттого посеревшая, лежала газета, по номеру которой женщина с чувством непонятной радости отметила, что та совсем свежая – сегодняшняя. И открыта как раз на странице, где разные фирмы и работодатели предлагали на рассмотрение соискателям свои вакансии. Может, это знак Судьбы?

Хлоя проскальзывала взглядом малоинтересные вакансии вроде уборщиц и посудомоек с постыдно-мизерной зарплатой, которой хватило бы любому нормальному человеку лишь на еду. Она водила послюнявленным пальцем по жирным чёрным буквам, на которых, казалось, ещё сохранилась краска типографии; от её прикосновений и попадающих на бумагу капель дождя буквы расплывались, делаясь похожими на уродливых раздавленных чёрных насекомых. Ничего, абсолютно ничего, что заслужило бы её внимание.

И вдруг сердце женщины встрепенулось как почуявшая свободу птица, а радость, похожая на густой сладкий сироп, разлилась где-то в области горла. Нашла! Она нашла! Хлоя жадно вчитывалась в выделенных маркером слова, в очередной раз убеждаясь, что Судьба или Бог, - как угодно, - не оставляют в трудный момент никого из своих созданий. Даже таких, как она.

«В частный интернат для умственно неполноценных детей требуется няня с обязанностями воспитателя. Зарплата: 5000 CHF  в день наличными».
Разумеется, на эту вакансию требовался человек с высшим образованием, но ведь это была не проблема – таковое у Хлои как раз имелось, причём педагогическое. Пять лет назад она с грехом пополам закончила P;dagogische Hochschule Bern , факультет Лечебной педагогики, так что требование университетского диплома не вызвали у неё растерянности.
                * * *
Замок-интернат, ночь, 12 часов назад.

Давно погасли последние свечи, и интернат, погружённый в глухую и липкую тьму, как никогда напоминал Бальдерику Цитадель Сумрака. Темно было и в его спальне, которую юноша делил с тремя другими старшими воспитанниками; те сейчас дружно храпели, пуская во сне слюни на грязные наволочки подушек. Бальдерик бы тоже спал, если бы не взрощенный годами невроз перед «неприличными» звуками вроде чужого громкого храпа, приводящих его подчас в настоящее бешенство.

Если не считать возмутительного храпа, так действующего на нервы юноше, в спальне было относительно тихо, но эта тишина тоже имела свои звуки и запахи. Это может показаться странным и необычным, но Бальдерик, пожалуй, единственный из всех воспитанников интерната знал, как пахнет тьма по ночам, но к своему великому огорчению не знал, как описать это словами – его словарным запасом не занимался никто с тех пор, как тётка-врачиха, когда ему было семь, признала его умственно неполноценным.

И вновь в кабинете директрисы, находящегося на этаж выше его спальни, заиграла музыка; юноша сжался под грязным одеялом как готовая лопнуть пружина, но видение не последовало. Потому что музыка была другая.

Больше всего она походила на танго, и была выдержана в ритме этого страстного танца, но глубокое женское контральто, больше похожее на мужской голос, пело что-то зловеще-торжествующее и явно на русском языке. Грудной и страстный голос певицы вздымался к потолку, разносясь по всему замку гулким эхом; воспитанники спали слишком крепко, чтобы услышать музыку и быть разбуженными ею, и только Бальдерик, лёжа на кровати, с затаённой тревогой ждал сам не зная чего.

Когда торжествующе, злорадно вступил мужской хор, юноша вновь ощутил чьё-то пока незримое присутствие; нет, не чьё-то – он отлично знал, кто скрывается под покровом темноты.

- Бальдерик! – до боли, до дрожи во всём теле знакомый голос – голос мальчика-подростка, ещё не подвергнувшийся мутации. Юноша вздрогнул и, часто дыша, сел на кровати, глядя в чёрное пространство комнаты.

- Вставай!!!

Там, в сгустившейся у двери темноте, теперь явственно просматривалась невысокая и худая фигурка подростка; кошмар Бальдерика, преследующий его шесть лет подряд и растущий вместе с ним.

- Поднимайся, сейчас же! – властно и звонко звучал мальчишеский голос, отдаваясь затаённой болью страха в каждой клеточке тела Бальдерика, - Я приказываю. Сделай для меня это!

И юноша поднялся с кровати, не в силах вынести больше этот обжигающе-презрительный взгляд угольно-чёрных глаз, разрез которых был таким же, как у него. Встал и подошёл к стоящей во мраке тёмной фигуре; Бальдерику необязательно было зажигать свечу, чтобы понять, что его мучитель улыбается – улыбка эта была по-настоящему радостна и даже, пожалуй, обаятельна, но тем становилось страшнее. Самые страшные вещи совершают те, кто счастливо и невинно улыбается, творя зло; такие злодеи дают сто очков вперёд тем, кто совершает то же самое с мрачным лицом и неспокойной от раскаяния душой.

                * * *
Вечер сутки спустя.

Между тем, наступил вечер – пасмурный, с унылой моросью дождя за окном и недовольными вскриками ворон на крыше замка. Солнце ещё не зашло, но, казалось, и оно уже готовилось ко сну, бросая на интернат последние чуть розоватые лучи. Постепенно Цитадель Сумрака, как называл замок Бальдерик, по мере заката дневного светила, погружалась в темноту и туман, из которого упрямо смотрела своими полутёмными окнами как подслеповатый великан.

Хлоя вышла из такси, когда было уже почти темно; при первом взгляде на замок она была поражена темнотой его окон, в которых лишь изредка глазами ночных хищников вспыхивали какие-то маленькие огоньки, вероятно, от проносимых мимо окон свечей.

Где-то за горизонта лениво и басовито громыхал старый августовский гром, но молний пока не было видно; скрестив пальцы за спиной, как маленькая девочка, Хлоя загадывала, чтобы гроза прошла стороной. Надвинув на лицо капюшон, отчего она сделалась похожей не то на ведьму, не то на средневековую монашку, женщина двинулась по нестриженной, пахнущей уходящим летом траве к ржавым воротам замка.

Навстречу Хлое, держа в чуть подрагивающей морщинистой рукой высокую толстую свечу с горящим фитильком, шла пожилая женщина в шерстяном свитере и длинной строгой тоже шерстяной юбке. Старушка двигалась мелкими, семенящими шажками, словно боясь споткнуться и сломать ставшие хрупкими с годами кости или уронить свечу.

Вблизи она оказалась ещё старее, чем можно было предположить по походке – сморщенное как печёное яблоко лицо с глубокими морщинами около рта и глаз, аккуратное седое каре, прикрытая свитером обвисшая грудь, но удивительно, не по-старчески прямая спина.

- Добрый вечер. Вы, должно быть, приехали устраиваться на работу? Кем? Воспитательницей?

Хлоя ответила утвердительно, тогда старушка улыбнулась, показав по-молодому целые, белые зубы и легонько сжала руку молодой женщины в дружеском рукопожатии.

- Я директриса. А как я могу обращаться к Вам?

- Зовите меня просто Хлоя.

- Пойдёмте. Вам, наверное, не терпится осмотреть замок. По вечерам мы зажигаем десятки и сотни свечей – это безумно красивое зрелище.

                * * *
 

Это зрелище было правда завораживающим и мрачным в своём полутёмном великолепии – огромный, подсвеченный лишь пятью яркими факелами зал; свет отражался в начищенном до зеркально блеска полу, освещал старинные портреты на коричневых от старости стенах, делая лица нарисованных на них людей похожими на инфернальные маски.

Широкая каменная лестница вела на верхние этажи, и на перилах её тоже были закреплено множество маленьких свечек, дарящих лестничным пролётам свой тусклый, волшебный свет. Как ни потрясена была женщина увиденным, её сердце мгновенно, с первого взгляда покорила царящая в этом странном замке мрачная эстетика – она решила про себя, что сделает всё зависящее от неё, чтобы быть принятой сюда на работу.

По лестнице навстречу им спускался, придерживаясь рукой за перила, бледный подросток лет пятнадцати с девичьи-миловидным лицом, ещё не тронутым юношеской растительностью, на котором своим янтарным светом выделялись необычные светло-карие глаза с неестественно длинными ресницами.

- Бальдерик, что это ты делаешь здесь в такой поздний час? – строго окрикнула его директриса, смерив юношу недовольным взглядом, под которым любой другой сжался бы в комок, ожидая сурового наказания. Но тот, кого старушка назвала Бальдериком не то привык к подобным выговорам и упрёкам, не то обладал железным характером и выработанной за годы смелостью – он мужественно выдержал взгляд директрисы, не сгибая спины и не рассыпаясь в извинениях.

- А ну, марш спать! Хватило мне потраченных нервов, когда ты провёл ту ночь в донжоне! Брысь! Немедленно!

Удивлённая его реакцией, Хлоя на краткий миг ощутила странную симпатию к этому Бальдерику и в какой-то степени даже гордость за него, словно этот юноша был её старым другом или младшим братом. Он не обратил ни малейшего внимания на её улыбку, зато, нехотя повинуясь приказу, развернулся и пошёл прочь по лестнице, вскоре скрывшись в полутёмном сплетении коридоров.               

Директриса судорожно, устало вздохнула, и по её вздоху Хлоя поняла, как много тревог пришлось ей испытать по милости гордого и непослушного Бальдерика. С каким-то весёлым интересом, вспыхнувшим в её сознании, молодая женщина внезапно поняла, что только что состоялось её знакомство с главным хулиганом интерната, если, конечно, этот симпатичный паренёк и вправду является таковым. Хулиганы и всякого рода бунтари всегда, ещё со школы, вызывали в ней симпатию и любопытство, поэтому Хлоя улыбнулась Бальдерику в тот момент, когда старушка-директриса только из чувства такта перед новой воспитательницей не стала его наказывать.

- Извините, пожалуйста, мне нужно кое-что взять в кабинете, - вывел её из задумчивости чопорно-вежливый голос директрисы; слегка задев её плечо, старушка, ещё раз извинившись, скрылась в полумраке коридоров. Хлоя осталась одна перед ведущей в неизвестность лестницей, в обществе смотрящих средневековых господ и дам, взирающих на неё со старинных портретов.

Откуда-то ощутимо повеяло холодом, пробравшим молодую женщину до костей и вызвавшим естественную дрожь во всём её теле, а в следующий миг резкий порыв ледяного ветра растрепал ей волосы. Огоньки свечек затрепетали и одна за другой погасли, уступив место почти непроглядному мраку. Вот теперь женщина была напугана и озадачена по-настоящему – она побаивалась ночной темноты, что было всего лишь одной из её многочисленных навязчивых фобий, к числу которых принадлежала и гроза.

Тяжело дыша и часто сглатывая, она стояла посреди окутанного тьмой зала; первой её мыслью было зажмурить глаза, чтобы не было так удушающе страшно – в самые жуткие моменты находящиеся во тьме люди с никтофобией  непроизвольно закрывают глаза, забывая о том, что с закрытыми глазами будет ещё темнее. Но вспомнив именно об этом обстоятельстве, молодая женщина не стала их закрывать – вместо этого Хлоя начала внимательно вглядываться в окружающий её мрак, в надежде выхватить взглядом хоть какие-то предметы.

Чья-то узкая холодная ладонь легла ей на плечо и резко дёрнула женщину в сторону, разворачивая на все 180 градусов; она ощутила на своём лице чьё-то ровное дыхание – нет, не зловонное, не тлетворное, - просто тихое и ледяное. Но разве дыхание бывает ледяным, или это просто сказывается разыгравшееся в темноте воображение?

- Хлоя. Я знаю, что ты пришла мне помешать. Зачем ты поссорилась с Никосом? – женщина сотрясалась от сковавшего все её члены холодного, как и дыхание неизвестного, ужаса, вслушиваясь с высокий голос мальчика, говорившего без всякой злобы или угрозы, миролюбивым тоном, в котором, однако, прослеживалось нечто змеиное, - Уезжай из моего замка, пока не поздно. Пока не случилось несчастье. Бальдерик – мой. Только мой.

Когда глаза Хлои привыкли к царящей вокруг тьме, она с трудом различила стоящего перед ней подростка лет пятнадцати – хрупкую, невысокую фигурку с тёмными чуть вьющимися у висков волосами и бледным лицом с женственными чертами. Её не покидало смутное ощущение, что где-то она уже видела этого смазливого мальчика, причём видела совсем недавно – пока свежее воспоминание не накрыло её с головой: Бальдерик!

Только тогда, при свете свечей, юноша выглядел на год или два старше, чем это хладнокровное сумеречное создание, и волосы его, помнится, были светлее, чем у этого…

- Возвращайся домой, - голос мальчика перешёл на громкий шёпот, утрачивая дружеские ноты, и теперь звучал совсем по-змеиному, - Ты же не хочешь стать виновницей чьей-то смерти? Поверь, я запросто могу оборвать жизнь ребёнка – это ничего мне не стоит.

Где-то в стороне, с лестницы послышались старческие, шаркающие шаги директрисы, и Хлоя рванулась туда, спотыкаясь о невидимые в темноте ступеньки. Звучно чиркнула о картонный коробок спичка, одинокая свеча вспыхнула в руках старушки, разгоняя сгустившийся вокруг молодой женщины мрак; дрожа всем телом, Хлоя оглянулась через плечо на то место, где, по её подсчётам должен был стоять зловещий двойник Бастии, но не обнаружила там никого.

- Да что с Вами, Хлоя? У Вас такой вид, как будто Вы встретили призрака.
Что это она, в самом деле? Женщина нервно рассмеялась, вмиг устыдившись своего детского, суеверного страха перед обычным мальчишкой-фантазёром – видимо, она только что прошла «боевое крещение» новой воспитательницы, устроенное этим симпатичным Бальдериком. Или его братом-близнецом.

- Ничего, я в порядке. Скажите мне вот что: у Бальдерика есть брат?

- Нет, Бальдерик родился совсем один, - бесстрастно изрекла директриса, но Хлое показалось, что за этим подчёркнуто холодным тоном кроется какое-то неприятное чувство, - Ни братьев, ни сестёр. Он и сейчас один – с ним никто не дружит, что очень странно.

- Не так уж странно. По-моему, этот Бальдерик очень эксцентричный юноша.

- Бросьте! Разве может быть эксцентричным мальчик с врождённым слабоумием? – со смехом отмахнулась старушка, однако её смех был каким-то вымученным, неестественным, что лишь убедило молодую женщину в её догадках. Что-то было явно нечисто в этом странном интернате, и эта мистическая атмосфера необыкновенно шла к погружённым в полумрак коридорам, внезапно гаснущим свечкам и суровым лицам на старинных портретах.

Любая другая женщина, не лишённая хоть капли благоразумия, здравого смысла и чувства самосохранения немедленно распрощалась бы с замком, со старой директрисой, а главное – с этим женоподобным Бальдериком и его зловещим двойником; Хлоя же вместо присущего ей обычно страха перед подобными загадочными явлениями испытывала жгучее любопытство и желание докопаться до разгадки тайны замка – она чувствовала, что разгадка будет вдвое более мрачной и страшной, чем она может себе представить.