Техно-херувим

Ночь разверзлась. Небо безразлично поливало столы с полупустыми банками пива, стачивало лед в картонных стаканах с нехитрыми коктейлями. Лица окружающих расплывались в кривенькие улыбки. Тут и там оживленно спорили из-за пустяков. Париж в огне, Берлин в широкополых черных шляпах, на правом берегу Северского Донца дворники каждое утро выметают тонны гильз, на Луне все еще нет тропинок, рок-н-ролл на востоке, реп в тренажерке, танцы на крышах домов и разбитых полицейских машин, любовь в таблетках, истина в крафтовом пиве, красота в глазах слепого и только устами немого пост-подростка глаголет истина. На загорелых животах пупки блестели пирсингом, свежие тату бликовали под ленивыми утренними лучами. Кажется, даже дождь из дохлых стрекоз никого тут не смутил бы.

А я курил без конца. Сидел пень-пнем в компании двух-трех демонов и одного херувима и думал, с кем и где она провела эту ночь. Подол какого платья лип к литым ножкам. Какую сережку она сегодня оставит кому-то на память. Грех мой, душа моя. Духи, подражая людям, упражнялись в риторике. Что-то о наказании за добродетель и награде за порок. Черт их разберет. С иголочки одетые демоны стыдили херувима, пришедшего на вечеринку по старинке в грязной тоге. Кажется, их стиль называют heroin chic. Ну знаете, эти острые как бритва Оккама скулы. Ничего лишнего: часы без стрелок, кеды без шнурков, надписи на футболках без надежды, кредитки почти без лимитов. Все принты у ангела были хэндмэйдовые: пятна винного цвета, вышедшего из моды, да кровавые чуть темнее. Даже имени нормального у него не было. Если кто-то подходил познакомиться, он представлялся «я — растраченная жизнь Иешуа». И все в таком духе. Черти не забыли коснуться и тайтла на визитке херувима. Мол, все его однокурсники уже на серафимских должностях, а он все как в том старом хите Beck’a*. Хороший парень не слишком увлеченно отбивался от уколов рогатых, он знал себе цену. Он сидел себе тихо, да изредка поджигал огненным мечем джо.
Солнце накалилось, и призраки спрятали от Господа глаза под темными очками.

В черном зеркале телефона проявились два слова. Два слова в ответ на вопрос, заданный еще позавчера. Два слова с привкусом стекловаты. Два слова. Холодные, как железобетон.

«планы изменились»

Для неё прошла пара дней, для меня три тысячи лет. Но это всего лишь нюансы летоисчисления.

Свет в моей жизни отключили за неуплату, а огонь моих чресел занесло песками Петербурга. Меня доконал галдеж крылатого с хвостатыми. Махнул на них рукой и отправился спать в еще мокрой траве Марсова поля. Будет лишним, но я все равно расскажу. Перед отправлением в мир сладких снов, не преминул захватить бутылочку мерло. Фломастером дописал букву «у»[мерло], влил в себя половину и поставил у изголовья.


*Loser