Честное комсомольское

            Приближался Новый 1972 год. Степанида, одинокая женщина едва за шестьдесят,  недолюбливала одного из своих квартирантов-студентов по имени Шурка. Она и сама не могла ответить себе на вопрос: за что? Уж очень он отличался от тех, что снимали у нее комнату раньше. Чувствовала в нем неформала и способность к поступку на фоне заурядной и типовой личности его напарника Сергея. Шурка носил длинные волосы и усы, чтобы выглядеть старше своих лет. Был одет лучше Сергея в модное драповое пальто с воротником и кроличью шапку. Была в нем какая-то внутренняя свобода. Она, как человек старой формации, сама себе  не могла это позволить и не воспринимала ни в ком другом. «Если к весне не переберется в общежитие-выгоню», – думала она про себя. Оба студента были сынками состоятельных, по ее меркам, родителей северян, а для Степаниды человек истративший за один день два рубля, считался миллионером. 
           На Новогодние праздника она собиралась съездить в Искитим на неделю к сестре. Всегда, когда она отлучалась из дома на несколько дней, ее беспокоил один и тот же вопрос: как бы квартиранты, проследив куда она прячет ключ от своей комнаты,  не открыли ее и не взялись смотреть телевизор в ее отсутствие. Телевизоры были еще в диковинку и свою «Верховину» она включала только на любимые кинофильмы, а остальное время держала накрытой салфеточкой, чтобы кинескоп не выгорал на свету. Так ей кто-то посоветовал и она твердо уверовала в это. Мысль о том, что студенты как шкодливые кошки так и норовят пробраться в ее комнату и тайком посмотреть телевизор стала навязчивой, буквально преследовала и отравляла ей жизнь. А вдруг сломают! А «света» сколько нажгут! Чтобы вовремя выявить попытки проникновения в свою комнату, она делала всевозможные хитрые и разнообразные закладки, по которым могла легко вычислить пребывание в ее комнате квартирантов или даже попытку проникновения в нее. Двадцать пять рублей с двоих студентов в месяц компенсировали приносимые ими дискомфорт быта и снижение качества жизни.
            Студенты ютились в маленькой комнатушке площадью едва ли в пять квадратных метров. Две панцирные кровати предоставлялись в пользование без матрацев и постельных принадлежностей. Родители Сергея купили ему матрац и комплект постельного  белья, которое никогда не стиралось, а Шурка спал на надувном матраце для плавания, который он ежедневно надувал перед сном и спускал по утрам. «Ласты тебе надо еще купить для комплектности, а то ноги по ночам мерзнут, наверное», – ерничал Сергей.
           Сама Степанида занимала большую комнату дома в которую вход студентам был запрещен даже в ее присутствии. Вообще в доме действовал своего рода Устав, который обязаны были соблюдать квартиранты. Никакой еды и чайников в комнате. В туалет только на двор в отдельно стоящий поодаль сортир. Никаких гостей тем более женского пола. Плата за электроэнергию по справедливости. Студенты платят две трети счета, а она одну треть. То что у студентов горела одна лампочка, а у нее полыхала люстра на шесть рожков не принималось в расчет. «Вы по ночам сидите и свет нагорает»–был ответ. Вода только холодная и из той, что принесли сами из колонки. Не курить, не пьянствовать водку. Любое нарушение Устава грозило выселением, а в зимнее время это было сродни катастрофе.
           С посылок богатеньких родителей студентов Степанида брала обязательный процент. Утаить что-либо было невозможно ибо в их отсутствие она проверяла их комнату и даже по поднятому настроению студентов нутром чувствовала, что почтовое отправление получено и доставлено  в ее дом в целости и сохранности. Особенно ее радовала красная рыба, которую присылала Лидия Ивановна–мать Сергея. Как правило рыба целиком уходила Степаниде. Есть эту солонину без хлеба студенты не могли хотя и пытались поначалу. Она отрезала от нее маленькие кусочки грамм по двести и выносила к ближайшему магазину продавать по три рубля за кусочек. Диковинка для Сибири уходила влет. Большинство людей впервые видели красную рыбу и отказать себе в удовольствии попробовать ее не могли. Как правило разочарование их ожидало дома. Пересоленная и изрядно подсохшая рыба с намеком на начинавшуюся ржавчину мало напоминала тонко нарезанный деликатес семужьего посола истекающий розовым жирком.  «И что в ней нашли вкусного?» – возмущались обманутые Степанидой покупатели. Тем не менее это была отдельная статья дохода Степаниды неожиданно для нее возникшая и приносившая ей глубокое удовлетворение. В связи с этим Сергей пользовался особым ее расположением в отличие от Шурки, которому присылали только консервы.
         Так как дом она практически не покидала, то своих ключей от дома квартиранты не имели. Редкие походы в магазин за хлебом она совершала только в их отсутствие.
         Однажды она нарушила этот неписанный пункт Устава в результате чего Сергей едва не замерз на пороге дома, упершись в закрытую дверь лютым зимним вечером. Буквально спас его Шурка, который обнаружил Сергея с уже побелевшими щеками в демисезонном пальто уставшего приплясывать на морозе и в конец обессилившего. Ведь он надеялся, что Степанида где-то недалеко и вот-вот объявится, а когда понял, что замерзает искать тепло уже не было сил. Шурка не растерялся. Он разбил маленькое стекло форточки, дотянулся до шпингалета и открыл окно. Это стоило ему трех рублей и громкого скандала. Степанида не чувствовала себя виноватой. Стекло оказалось ей дороже здоровья квартиранта пусть даже и любимого. Шурка ждал места в общежитии, которое ему обещали за сданную без троек сессию и мечтал скорее расстаться со Степанидой и ее Уставом жизни.
            Мелкие скандальчики периодически случались, но до крупных ссор дело пока не доходило. Лишь однажды Степанида погоняла их обоих после того как вдруг обнаружила по дороге в туалет лунку желтого цвета, образованную в глубоком снегу «малой нуждой» не добежавшим  до сортира студентом. Один советский рубль решил «говно вопрос», как выражался Шурка.
            Серега был двоечником в школе и едва ее закончил. Его родители забросали деньгами репетиторов и те натаскали его на вступительные задачки, в  результате чего он смог поступить на самый не престижный факультет института - городской электрический транспорт. Про то, что после поступления в институте надо еще и учиться пять лет, родители Сереги не подумали. Он ничего не мог запомнить и поэтому даже не пытался это делать. Надеялся только на шпаргалки. Отец у него был камеральщиком и прислал ему «Набор юного шпаргальщика», который лично составил для сына из пузырьков туши разных цветов, чертежных перьев от тончайших до плакатных, прозрачных и гибких линеечек и уголков, подставочек под кисть руки, чтобы не класть ее на готовый текст. Украшением набора шпаргальщика были три монокуляра часовщика с различной кратностью. Серега вставлял один из них в правую глазницу собственного черепа, зажимал его щекой, а левый глаз закрывал и скорчившись в три погибели выводил микроскопические тексты на тончайшей бумаге.
– Как ты свои шпаргалки будешь читать на экзамене? – смеясь и подтрунивая над ним спрашивал Шурка. – Тебе надо монокль достать как у фашиста Кейтеля, который подписывал акт о безоговорочной капитуляции Германии.
– Сам ты Кейтель! Нам даже преподаватель по математике говорил: шпаргалки в обязательном порядке пишите все, но перед экзаменом оставьте их дома, а вот я сделаю вид, что забыл оставить их дома, – отвечал он на это.
           Уже накануне Нового года, когда Сергей занимался привычным для себя делом-шпаргалил, Шурка, надувая матрац ко сну, вдруг произнес: «Слушай, Серый, никак Степанида укатила к сестре. Вот бы устроить Новый год с девчонками! Музыкальное оформление мероприятия беру на себя».  От такого неожиданного предложения у Сергея вывалился из глазницы десятикратный монокуляр. 
– Похоже ты «таво», – он покрутил пальцем у своего виска и лихо заправив монокуляр опять в глазницу продолжил свое обучение в высшем учебном заведении.
– А что такого, – не унимался Шурка, – откроем комнату Степаниды и там устроим вечеринку! Сергей оторвался от своего занятия, вынул монокуляр и пристально посмотрел на Шурку. – Ты это серьезно или шутишь?
– В столь поздний час я вовсе не намерен шутить. Послушай сначала.
– Не хочу ничего слушать!
– А девочек поцеловать хочешь? Ты когда последний раз целовал девчонку? Думаю ни разу еще, а тут такой шанс. Весь дом в нашем распоряжении.
– Да! С девчонками очень хочется встретить Новый год, –мечтательно произнес Серега,– а где мы их раздобудем? На вокзале? Может еще цыганок позовем? Такие обчистят не только Степаниду, но и нас дураков.
– Зачем на вокзале! Моя Нина обещала еще двух подруг привести с собой!
– Как двух?
– Они втроем живут в одной комнате общежития и не могут Ирку оставить одну и она просила меня найти ей пару, что я и предлагаю в виде твоего «другана» Юры.
– Ты очумел! Вшестером мы будем куражиться в комнате Степаниды?
– Да, а что тут такого!  Что-то непреодолимое зашевелилось внутри Сереги. Это был «вечный зов» к женскому полу который начал пробуждаться в нем с возрастом все сильнее и сильнее. Предчувствие чего-то приятного и неизведанного постепенно возобладало над страхом кары Степаниды. Нет, это было не то чувство, которое побуждает человека к подвигу и пренебрежению к страху. Для таких высоких чувств его мама-зубопротезист не готовила в предстоящей жизни. Это было менее пафосное чувство: нашкодить и избежать наказания. Но как его избежать? Как? «Надо положиться на Шурку будь, что будет».
– А подружки у Нинки симпатичные? – начал сдаваться он.
– Вот ты как заговорил? Только что был согласен на привокзальных, а тут тебе Бриджид Бардо подавай. Сам то когда стригся последний раз? В баню не забудь сходить вместе со своим Юрой, чтобы мне не пришлось краснеть за вас. Кстати Нинка тоже спрашивала: «на кого вы похожи»? Я ей сказал, что на Марчелло Мастроянни слегка потрепанного жизнью.
– Ну, ладно, что ты там придумал? – выкладывай.
– Вот это другое дело! Ты что забыл, что я собирался поступать на архитектурный факультет? А кто тебе все курсовые по начертательной геометрии делал? А? У меня по рисунку пятерка была в школе! Забыл? Помнишь в шестом классе я шар нарисовал и его наш учитель по рисованию носил по классу и показывал всем как нужно рисовать шар. Обижаешь!
– Хватит ля-ля! К чему ты это все?
– Я знаю что надо сделать. Вот только ключ надо найти. Она ведь перестраховщица и не может все ключи брать с собой на случай потери.
– А чего его искать если он у нее за верхним наличником двери и лежит. Я сам видел как она возилась там. Я сразу-то и не понял, а вот сейчас догадался, что ключ может быть там.
      Не мешкая он сделал шаг до двери хозяйки и выбросил руку вверх запустив пальцы под наличник. Проведя рукой вдоль него нащупал и вытащил ключ. Покрутив его в руках он произнес: «Толку то из того, что ключ есть. Она нас если и не убьет, то уж точно выгонит на мороз! Ты представляешь последствия. Где мы сейчас найдем съемное жилье? Что институт бросать? Тогда меня мать убьет? Устроить бордель в ее комнате! Тут и милиции будет чем заняться. У нее не заржавеет. А вдруг еще пришьет нам кражу денег. Ведь не в банке же она их держит, а в комнате прячет. Иначе почему туда посторонним вход воспрещен? А? Что скажешь на это?»
– Что ты заладил. Все только и мечтают тебя убить. Не ссы! Я отвечаю. Открывай дверь!
– Ну таких гарантий мне не достаточно. Сам не пойду на это «мокрое» дело и тебе не разрешу. Возьми ключ и сам открывай, – он протянул Шурке ключ.
– Да все равно свидетелей у тебя нет и кто открывал не докажешь. Шурка взял ключи и открыл дверь Степаниды. Попытку Сереги войти внутрь он тут же резко пресек.
– Стой! Не входить! Он начал с порога внимательно осматривать комнату и так внимательно осматривал, что Серега не выдержал напряжения.
– Да пусти же!
– Погоди! Не видишь я смотрю: смогу ли все нарисовать как есть в комнате. Теперь-то ты понял идею или нет?
            В комнате стояла большая двуспальная кровать аккуратно заправленная рачительной хозяйкой с десятком разно форматных подушек и подушечек, взгроможденных одна на другую. Комод со множеством всевозможных статуэток, гребешков, слоников и другими женскими штучками на нем. Этажерка с книгами и телевизор собственной персоной на тумбочке. В центре комнаты стоял круглый стол накрытый скатертью с четырьмя стульями. Посуда была в серванте на котором стояли многочисленные фотографии в рамочках. В углу стоял непременный атрибут того времени - сундук на замке, а как же без него? Обычный интерьер начала семидесятых. Швейной машинки у Степаниды почему-то не было, хотя она постоянно что-то штопала и латала «на руках» и часто обращалась к Сергею с просьбой вставить нитку в тонкую иголку с помощью его «цейсовской» оптики. На стене над кроватью тоже висели фотографии, но уже форматом побольше, а чуть в стороне они с изумлением обнаружили и портрет Сталина. Шурка впервые видел цветную репродукцию портрета Сталина в таком качестве и под стеклом. Ведь в школьной программе он был запрещен. Сталин был изображен сидячим с трубкой в руке в мундире генералиссимуса и своих знаменитых сапогах из тонкой кожи марки шевро. Его с прищуром взгляд как бы говорил «что же вы стервецы затеяли?, Сталина на вас нет!»
– Мама-миа, так наша Степанида еще и сталинистка, – произнес нараспев Шурка. Серега же он этого портрета струхнул не на шутку.
– Может поэтому она и не пускает в свою комнату никого, потому, что Сталина почитает, – произнес он.
– Так это и хорошо! Это и есть ее слабое звено. В случае чего можно этим фактом и злоупотребить.
– Да, еще раз окинув взглядом комнату Степаниды, –многозначительно произнес Серега, – зная Степаниду можно предположить сколько она тут сделала закладок. Как можно все это нарисовать?
– Тебе конечно «не можно», а мне можно!  Думаю, что я возьмусь за этот проект ради благородной компании и встречи Нового года с женским полом на радость всем. Да и не надо переоценивать старушку-сталинистку. Вряд ли она надеется на свою память как и ты и делает много закладок. Ну две-три не больше. Она ведь не очень высокого мнения о нас с тобой. Кто мы для нее? Недоделки, вот кто! Но мы ей докажем обратное!
            Шурка делал один рисунок за другим. Не в силах побороть любопытство и заглядывая ему через плечо Серега только и смог произнести: «Ну ты даешь!». И действительно было чем восторгаться. Этажерку Шурка нарисовал не просто эскизно указав порядок стоящих на ней книг, а художественно со светотенями. Рисовал он действительно великолепно и Серега позавидовал его способностям, хотя и знал про них, когда сам получал пятерки за выполненные Шуркой для него курсовые, платой за которые были совместные походы в ресторан за Серегин счет. Таков был уговор. Если до этого он тешил себя мыслями о том, что в любой момент может дать задний ход и отказаться от этой затеи, то увидев первые рисунки он успокоился: этот упертый Шурка сделает так, что «комар носа не подточит». 
           Шурка не просто рисовал все подряд, он как творческий человек пытался разгадать ребусы Степаниды, которых вполне возможно и не было в таких количествах. Что бы он сам сделал и как поставил предмет, чтобы потом безошибочно определить по нему: подлежал ли он перемещению или нет? Он не на шутку увлекся этим необычным занятием подгоняемый мыслями о предстоящей феерической встрече приближающегося Нового года в компании с симпатичными девчонками, от одной только мысли про которых приятное тепло растекалось по всему телу. Наибольшую трудность вызвали постельные принадлежности. Множество складок на покрывале, положение и углы наклона подушек и подушечек. Да вполне возможно Шурка перестраховывался, но риск был велик и гнал его все к большим и большим мелочам.
          Степанида институтов не кончала, но прекрасно понимала, что в первую очередь нужно запомнить расположение предметов  прямо или косвенно относящихся к просмотру телевизора. Поэтому особенно тщательно Шурка вырисовал вазу с искусственными цветами стоящую на телевизоре и исполнявшую роль гнета для салфетки прикрывающей экран. Совершенно не случайным ему показалось соседство этой вазочки из бутылочного зеленого стекла с подушечкой для иголок, которых было воткнуто в нее не один десяток и рядом лежащим наперстком. Особое внимание он уделил комнатной телевизионной антенне. Ее усы были вытянуты неравномерно. Он тщательно измерил угол наклона  каждого из них и азимут направления.
           Стол накрывали уже все вместе с гостями, которые прибыли в количестве трех фабричных девчонок со своей закуской. Уж они-то постарались. Были и пельмени, и винегрет, и пирожки с печенкой и даже холодец из свиных ножек с горчицей! В противовес десяти бутылкам портвейна, трехлитровым банкам огурцов и томатного сока, которые приобрела мужская половина компании. Если бы не бутылка шампанского, которую девчонки предусмотрительно принесли с собой на всякий случай, то и Новый год встречать было бы нечем. Магнитофон надрывался от песен популярнейшей молдавской группы «Норок», что в переводе с румынского означает «счастье», которая только что  с успехом «отгастролировала» в Новосибирске. Шурка записал их концерт прямо с микрофона  в концертном зале института на катушечный магнитофон «Романтик». Это был сюрприз, каких мало. Кроме «Дома восходящего солнца» группы «The Animals», «Спроси у восходящей луны»  группы «Sincron», настоящей музыкальной «бомбой» явился начинающий свое триумфально шествие по необъятным просторам Советского союза незабвенный «Abbey Road»  «The Beatles». Девчонки визжали от восторга. Хорошая музыка была в то время в огромном дефиците впрочем как и все остальное. Были танцы медленные и быстрые, игры в бутылочку, бенгальские огни, фанты, поцелуи и песни открытыми голосами. Угомонились к утру, а весь следующий день посвятили похмелью и мытью хозяйской посуды. Не верилось, что все закончилось так быстро. Все требовали продолжения банкета.
         Шпионы прокалываются на мелочах. Так и вышло в один из поздних зимних вечеров наступившего Нового года. Искать иголку, упавшую на пол частного дома не намного легче, чем в стогу сена. Степанида, вооружившись очками повышенной диоптрии, кряхтя и чертыхаясь встала на четвереньки и принялась обследовать квадрат за квадратом свою немаленькую комнату в поисках оброненной иголки. То, что она обнаружила на площади очередного квадратного метра, повергло ее в ужас.
        В тонкой щели между половых досок она совершенно отчётливо увидела три разноцветных конфетти, запавших в нее и прямо свидетельствующих о нахождении посторонних в ее комнате во время ее отсутствия. Сделанное открытие подтвердило все ее опасения в части возможного несанкционированного проникновения студентов в ее комнату  с целью просмотра телевизионных передач. «Так они все-таки заходили в комнату и смотрели телевизор! Ах, паразиты! Да как они посмели? Это все он-подлец Шурка. Ну я ему сейчас покажу, кузькину мать». Всплеск возмущения переполнил ее через край доведя до исступления. Она не сдержалась, вскочила с четырех точек опоры на две как молодая и, как говориться «без доклада»,  влетела в комнату студентов.  Это был не вопль и не крик, это был стон: «Суки-и-и-и! Выгоню всех! Пошли во-о-о-н из моего дома-а-а! Шагом марш на вокзал, ироды!»
        От неожиданности Сергей инстинктивно дернулся и посадил кляксу на уже почти готовую очередную шпаргалку, монокуляр вывалился из глазницы и упал под стол, а Шурка едва не проглотил пробку от надувного матраца, которую держал во рту всякий раз когда готовился его надувать. С истерично перекошенным лицом Степанида казалась непредсказуемой. Втянув головы в свои узкие студенческие плечи Шурка и Сергей ждали пока она «отистерит» и они узнают: что явилось причиной столь бурной реакции. Прошла уже без малого целая неделя, как Степанида вернулась из гостей. Ничего не предвещало того факта, что она обнаружила проникновение в ее комнату. Студенты уже совсем успокоились и сосредоточились на сессии. Прошедшее казалось таким далеким и вспоминалось с удовольствием.
– Что это? – и она ткнула прямо в лицо Шурке наколотые на найденную иголку три разноцветных конфетти! – Я тебя спрашиваю, сукин ты сын, что это? – Шурка не знал, что отвечать. Признаться сразу во всем было бы глупым. «Надо по частям брать вину на себя»–сообразил он.
– Это конфетти! – промямлил Шурка судорожно думая о том, что отвечать на следующий вопрос, который безусловно последует за первым. «Как это оказалось в моей комнате, скотина?» Теперь признаться в том, что они лишь смотрели телевизор казалось меньшим злом и спасением, чем признаться в том, что они устроили в ее комнате «Карнавальную ночь».
         Ситуация была покруче чем у Штирлица, который оправдывался перед Мюллером за свои отпечатки пальцев, оставленные на чемодане «пианистки» Кэт. В кино Мюллер поверил, бредням Штирлица, что он случайно провожал русскую радистку через дорогу и подносил ей чемодан с рацией, но это в кино, а в жизни все далеко не так. Степанида не так проста как штурмбанфюрер СС и поверит ли в то, что они на своих грязных носках или немытых волосах случайно занесли конфетти в ее комнату, когда попытались чуть-чуть посмотреть  по телевизору «Голубой огонек», но не смогли его включить и тихонечко на цыпочках вышли  обратно. Это выглядело безобидным и тянуло на простую шалость до пяти рублей с каждой «морды лица».
 –  Анна Степановна, послушайте! – Перекрикивая  Степаниду Шурка пытался донести до нее эту версию недавних Новогодних событий. – Хлопушка у нас была. Вот мы и хлопнули ее в Новый год!
– Хлопушка? Я тебе сейчас покажу хлопушку! Так хлопну тебе по твоей наглой физиономии, что эти конфетти из ушей твоих посыпятся. Брешешь ирод! Признавайся, смотрели телевизор или нет? Паскудники!
–Нет, не смотрели!–Чуть ли не орал Шурка в ответ, а сам думал: «накой» нам ее телевизор, когда у Нинки декольте взгляд не оторвать,  магнитофон надрывается от заводной музыки, а убогая жизнь квартиранта вмиг стала прекрасной  и удивительной от выпитой лошадиной дозы портвейна».
           Распалившись сверх меры Степанида размахивала рукой с иголкой у лица Шурки как будто выискивая место куда  бы ее воткнуть ему чтобы запомнил как шкодить в чужом доме. В том, что суд оправдал бы ее за это она не сомневалась. Шурке стало жутко от ее гнева и способности пойти в таком состоянии на крайние меры и выколоть ему глаза, чтобы больше никогда не смотрели в ее телевизор. Теряя надежду на благополучный исход дела, он с мольбой бросил взгляд на Сергея. «Чего молчишь, козел? Почему мне одному приходится отдуваться? Не ты ли после выпитого литра лихо отплясывал твист с приседанием в центре круга, образованного честной компанией, а потом еще и остаток ночи провел в постели Степаниды с многостаночницей Иркой с Новосибирской шароварной фабрики имени героя революции Грицко Голопупенко».
           Толи Сергей прочитал взгляд Шурки, толи от страха оказаться на вокзале или на улице в лютый мороз вместе с Шуркой, но он вдруг сам того не ведая выдал такой аргумент, который сразу же изменил соотношение сил в их пользу.
– Честное комсомольское! – перекрикивая Степаниду громко произнес он. Эта фраза будто повисла в воздухе. Как лошадь остановившаяся на всем скаку, так и Степанида от неожиданного поворота событий оставила на мгновение Шурку и бросила свой взгляд на Сергея, их глаза встретились. Тот сидел съежившись как нашкодивший кот. Степанида была беспартийная, да и комсомолкой ей не довелось побывать, но «честное слово комсомольца» произвело на нее сильное впечатление. В резко наступившей тишине Сергей зачем-то снова, но уже тихонько повторил для убедительности: «Честное комсомольское, не смотрели … мы… телевизор».
– Побожись! – остывая потребовала Степанида, хотя в бога не верила. Серега с комсомольским рвением осенил себя троекратным знамением. «Ай да Серега, ай да сукин сын! В самый критический момент вспомнил, что он член коммунистического союза молодежи! Если это спасет нас, то не знаю куда и бежать завтра: или погашать задолженность по комсомольским взносам, или в церковь свечку ставить» – подумал Шурка.
           Как ни странно, но для Степаниды это тоже было выходом из ситуации в которую она загнала своей истерикой и себя, и студентов. Ну не убивать же их за эти проклятые конфетти! «Неужели и вправду паршивцы не смотрели телевизор?» Сергею она верила пусть и не как себе, но все таки это был шанс. «Ну зашли, поганцы, «пошарахались» по комнате и вышли вон. Ничего же не тронули! Как будто по воздуху летали. Все закладки и секретки не нарушены. Ведь проверяла как приехала! Даже наперсток, который обязательно должен был упасть на пол, попытайся они приподнять салфетку с экрана телевизора, оказался на месте. Действительно не смотрели телевизор, паршивцы! Зря разошлась через край, нервы ни к черту стали. Хватит с них. Нагнала страху и будет. Теперь впредь не сунутся, а в качестве наказания так и быть по пятерке с носа стребую. Десятка на улице не валяется, деньги сами идут в руки откуда и не ждала. А Шурку надо гнать в шею не дожидаясь весны,  пока он еще чего-нибудь не натворил!»