Восхождение. отрывок из романа Симфония до-мажор

     Из аэропорта, вдыхая сладковатые ароматы юга, Роман автостопом добрался до соседнего райцентра. На главной площади, средоточии жизни района, где автовокзал соседствует с рынком, развернулась целая ярмарка, было оживлённо и людно. Аккуратно выложенные горки плодов, овощей прямо с грядок, солений и зелени источали аппетитные запахи. Зазывая покупателей, хозяйки предлагали свой товар за копейки.
     В ожидании какого-нибудь попутного транспорта, идущего в направлении гор, Роман узнал, чем вызвано такое столпотворение. Вот, – говорили, – скоро престольный праздник иконы Иверской Божьей Матери, а потом зима. Перед её наступлением, когда из-за непогоды спуститься в долину будет невозможно, все жители горных деревень стекаются в посёлок, чтобы запастись всем необходимым и с тем дотянуть до весны.
     Старенький автобус трясся по разъезженной колее просёлочной дороги. Обогнув посёлок, дорога устремлялась к ущелью. Далеко за полдень Роман оказался у подножия гор. Автобус, тарахтя, скрылся в дорожной пыли. Кругом, наполняя раскалённый воздух благоуханными волнами, серебрилось лавандовое море. Скупые низкорослые кустики с узкими листьями, с трогательным голубым колоском соцветия по отдельности казались хрупкими и беззащитными. Но, разросшись невидимыми для глаз корнями, лаванда приумножилась такой жизненной силы, что целиком завладела ущельем. Устлав его сплошным роскошным гобеленом, доходящим до подножия гор, она грозила заполонить всю землю до горизонта. Головокружительно сладкий аромат, источаемый ею на пике цветения, привлекал сюда множество пчёл и бабочек, что день-деньской вились над полем, неумолчно вознося благословенные осанны торжеству жизни.
     Размашисто шагая, налегке Роман заспешил по пыльной колее. Тёплый легкокрылый ветерок преследовал его, кружась вокруг разгорячённого тела, заигрывал, разгоняя мысли, а потом отпустил и полетел по ущелью. В двух шагах от проезжей дороги проторённая тропа резко сворачивала за кусты и тут же, спрятавшись из виду, становилась незаметной для людей случайных, непрошенных, скрывая монастырскую обитель от посягательств суетного мира. Большая часть пути была преодолена, осталось всего лишь подняться к монастырю. Рядом ни души. Смутное предположение, что и монахи могли спуститься в долину, чтобы на зиму сделать запасы, Роман без тени сомнения отмахнул – оно не вписывалось в его планы. Назад пути нет, решил он про себя. Всё равно он уже здесь. Надо спешить – на юге быстро темнеет. Стремительным марш-броском одолев подъём, будет у цели. Не может быть, чтоб там никого не было.
     Пружинящим шагом, перепрыгивая через упавшие стволы деревьев, скатившиеся камни, Роман заспешил к намеченной цели по стелющейся среди травы утоптанной дорожке. Вьющаяся меж кустами терновника и кизила узкая горная тропка устремлялась вверх. Солнечные лучи, струясь сквозь листву, чертили на земле кружевную вязь. Густой влажный запах леса поднимался от прелой земли. Пение птиц наполняло пронизанный светом чистый горный воздух. Поглощённый собственными мыслями, Роман шёл и шёл. Ненадолго задерживаясь у орешника, распихивал урожай по карманам, приостанавливаясь у разросшихся кустов ежевики и кизила, набрав пригоршню ягод, отправлял их в рот, продолжая изнурительный подъём. Взмокшая рубашка прилипла к телу. Вдруг треснула ветка, что-то зашуршало и, мелькнув в зарослях папоротника, шарахнулось прочь в лесные дебри. Возможно, разгуливающий по горам олень, продираясь сквозь чащу, вышел к тропе, или осторожная лань, заметив человека, встрепенулась и мгновенно исчезла, растворившись в зелёной гуще. Серпантином изгибаясь по крутому склону, поросшему вековыми соснами и буками, тропа резко обрывалась перед каменистой осыпью. Карабкаясь по скалистому скату, Роман заметил толстую верёвку, закреплённую сверху, предусмотрительно оставленную монахами на особо трудном участке подъёма. Мелкие камешки на каждом шагу катились из-под ног, грозя предательски увлечь за собой с обрыва.
     Преодолев и эту преграду, он шагнул на уступ. Открывающаяся отсюда широкая панорама окрестностей захватывала дух. Напряжённый излом угрюмых гор, обнимающих раскинувшиеся внизу долины и поля, венчали две заснеженные вершины. Словно седовласые старцы, прикрывшись от солнца белоснежными шапками, гордо вздымались два горных пика. Бездонная, необъятная голубизна неба покрывала мир. Орёл, паря на струях восходящих потоков, распростёртыми крылами чертил невидимые круги. На дальнем склоне, прилепившийся к скалам как ласточкино гнездо, виднелся горный аул. Высоко на богатых зелёных альпийских лугах паслись овечьи стада. Кое-где на прогалинах лесистых склонов зеркальными полотнами струились потоки водопадов. Внизу между горными кряжами расстилалась долина, изрезанная тонкими нитями дорог, соединяющих селенья. Кровли жилищ, хоронящихся в яблоневых садах, золотило закатное солнце. Дымок курился над крышами, и, еле слышные, издалека доносились звуки деревенской жизни.
     Казалось, что весь мир простирается у его ног. Хотелось раскинуть руки как крылья, птицей взмыть в небо и кружить над землёй, наслаждаясь этой неизбывной красотой. «А может, вот так же, взирая с Олимпа на панораму земной жизни, прельстились бестелесные боги неимоверно соблазнительными переживаниями, и спустившись из своего небесного совершенства, воплотились в яви и растворились среди нас?»
– Эгей! Эге-гей! – закричал он что есть мочи.
– Эй!.. – откликнулось эхо.
– Это я-а-а!
– А-а! – отразили горы.
– Ура! – кричал он.
– …Ра-а? – услышал в ответ.
– Кто ты?
– …Ты-ы!
     Ведомый какой-то силой, Роман продолжал свой путь к вершине. Вдруг налетела тёмная туча, и неожиданно пошёл снег. Но напугав, сразу же и растаял. «Горы – мир неожиданных обстоятельств для людей неподготовленных: то снег повалит среди лета, то снова солнце начнёт печь, – думал он про себя, доедая остатки батона. – А ты, браток, чё-то маленько погорячился. Вроде же только за хлебом вышел, а оказался в горах. Сорвался, в чём был, как будто это экскурсия по ботаническому саду. И обувка твоя больше подходит для пляжа, но никак не для альпинизма».
     Путь по каменистому склону был опасен. Петляя и изгибаясь в гуще растительности, тропа подошла прямо к краю обрыва, а дальше, сужаясь до ширины стопы, пролегала по карнизу, обрамляющему склон. Внизу, на дне ущелья, зажатая уходящими в поднебесье скалами, блестела тонкой нитью холодная речушка. «Ух, ты! И как же тут пройти?» Он оглянулся назад. Теперь вернуться, спуститься по круче, когда две трети подъёма было позади, казалось не легче, чем подниматься. Рома малость струхнул. «Выбора нет – ты, приятель, слишком далеко зашёл. Надо идти вперёд. Остаётся только надеяться, что груз твоих грехов не обрушит тебя в тартарары».
     Собрав себя в кулак, прижавшись спиной к утёсу, лицом к пропасти, цепляясь руками за щели в камнях, он стал очень осторожно, медленно переступать по карнизу, стараясь смотреть строго вперёд. «Ну, чего тебя сюда понесло? Ради чего? Мог бы купаться, загорать на пляже, как все нормальные люди. Нет же, решил забраться повыше. А парашюта здесь нет. И, главное, некого винить, никто тебя на аркане не тянул. Ты сам выбрал свой путь». Шаг за шагом он продвигался вперёд. Каждый мускул, каждый нерв напряжён как натянутая струна. «А какие у нас планы были наполеоновские: мир завоевать. Жизнь так много сулила: успех, славу, деньги. И ты почти поднялся на вершину успеха, но съехал в нулевую точку. Не хватало ещё рухнуть под фанфары. Всё так красиво и стремительно начиналось и закончится так же быстро, но глупо. Чего-то хотел, к чему-то стремился, и всё окажется бессмысленным. Вот такой бесславный, ужасный конец. И никто не узнает, где могилка моя… А по-моему, это не честно!» Мысли табуном пронеслись в голове.
     Наконец, он добрался до уступа, где заканчивался карниз. Впереди виднелся вполне безопасный участок пути. «Фу!» с облегчением выдохнул он и оглянулся назад. Новая волна чувств накрыла его. Смесь облегчения, потаённого самоуважения за дерзость подёргать судьбу за хвост и удовлетворения от победы над собой. Слившись в одно большое чувство радости, эмоции рвались наружу. «Я сделал это! Я сам!»
     Солнце, завершая свой дневной путь, обозначив линию заката фиолетово-багровой полосой, собиралось опуститься за отрог. Покрытые снегом вершины розовели в закатных лучах. На расстилающиеся внизу долины сошла туманная дымка. Роман остановился, чтобы, охватив взглядом панораму осенённых особой благодатью здешних мест, запомнить её на всю жизнь. Одинокий цветок, распустившийся прямо из расщелины прекрасной белоснежной звездой (1), олицетворяя победу жизни над горной высью, привлёк его внимание. Отважно забравшийся на крутой склон по пути, ведущему к священной обители, он был добрым знаком для путника, устремлённого к высотам духа. Но Роме непонятны были такие причуды природы. И потом – ему нужно было спешить.
     Неосторожно ступив на россыпь мелких камешков, заскользил по ним и, не удержавшись, покатился с обрыва. Чудом успел ухватиться руками за жиденький кустик и повис в воздухе на огромной высоте. По бескомпромиссному закону притяжения он неминуемо должен был грохнуться вниз. Вся его жизнь, с достижениями и победами, сомнениями и потрясениями, вмиг обесценилась. Сейчас она болталась над пропастью на тонком прутике, как те ягоды, которые он только что рвал. Ещё секунда – и «финита ля комедия». Точно, комедия. Насмешка. Казалось, чья-то невидимая рука играет в кошки-мышки с его судьбой, укрощая своевольную натуру. Уж не Атропос (2) ли, дочь Зевса, потешается над ним, прежде чем резко оборвать серебряную струну жизни, испытывая, не станет ли он дрожать, юлить и пресмыкаться, заговаривая судьбу перед лицом смерти. «О, Господи!» – непроизвольно вырвалось из груди. И в следующий миг неведомая сила подхватила его и бросила на уступ выше того места, с которого сорвался. Роман огляделся и увидал себя стоящим двумя ногами на каменной тверди. Вокруг не было ни одной живой души. Он неумело перекрестился, перевёл дух и решил, что всё это ему почудилось. Довольный, что отделался всего лишь испугом, быстрее зашагал вверх по тропе.
     Дальше по склону, сужаясь, дорожка круто поднималась ступенями, вырубленными в неприступной скале. Всё чаще и чаще стали попадаться признаки людского присутствия, говорящие о приближении монастыря. В одном месте ему попался на глаза сооружённый монахами нехитрый подъёмный механизм – корзина, закреплённая на верёвке, да вращающийся блок, с помощью которого поднимались наверх тяжести. Уверенность, что скоро встретит кого-нибудь из обитателей монастыря, вела вперёд. Взбираясь по каменной лестнице, он удивлялся, сколько же нужно было монахам трудиться, чтобы одолеть горную породу. Его поражало, как удалось не только проложить дорогу в горах, но и возвести монастырь в таком недосягаемом месте. Невероятно. Невозможно представить, как в твердейшем базальте, вручную, с помощью долота можно было вообще хоть что-то построить. Молодому человеку, приехавшему из столицы, подзабывшему быт, лишённый современных удобств, аскетичная жизнь среди неприступных скал, далеко от благ цивилизации казалась непостижимой.
     Лишь старым горам, ровесникам Геи (3), известны истоки реки времени. Лишь горным пикам Кавказа, немым наблюдателям и беспристрастным судьям, видны изгибы и крутые повороты драматической истории здешних народов, разворачивающейся на протяжении веков. В памяти этих величественных, молчаливых гор, несравнимой с людской, видящей историю как отрывок протяжённостью в человеческую жизнь, запечатлелись пласты исторических эпох, в горниле которых переплавлялись империи. Помнят они, как заселялись эти земли пришедшими с юга через Аравию племенами, объединялись, смешивались, становясь народностями и народами, как разделялись, истреблялись и исчезали с лица Земли, оставив редкие свидетельства своих достижений. Как приходили на помощь людям Боги, Титаны, Великие Герои, Пророки, Водители человеков, Учителя. Вели за собой народы по пути эволюции, увлекая возвышенными идеалами, выводя примитивных существ из тьмы дремучих веков к свету, взращивая в них семя Добра, хранящееся под грубой твёрдой скорлупой. Зная Великий замысел Творца, веря в Человека, стараясь помочь ему быстрее вырасти и стать совершенным, преодолеть трудные и опасные участки на пути эволюции, отдавали свою жизнь служению людям, своим примером указывая на идеал, которым, без сомнения, станет человек.
     Среди отрогов Кавказского хребта, защищённый со всех сторон от набегов кочевников горными кряжами, на высоте более тысячи метров над уровнем моря, спрятанный от глаз расположился православный монастырь. Духовная крепость, основанная монахом-пустынником, чудом спасшимся из захваченного османами Царьграда – Константинополя (4), унаследовала и сохранила православную веру порфироносной (5) Византии, донеся до здешних мест Благую Весть в первозданном виде. Вместе с иконой Богородицы, что удалось спасти из объятого пожарищем города, подвергнутого разграблению и опустошению полчищами турецких басурман, святыней, свидетельствующей о существовании великой православной державы, унёс он с собой, как трепещущий свет в лампаде, искру веры, чтобы, сохранив, передать людям и разжечь от неё пламя в новых очагах. Долго скитался он по горам, жил в пещере, пока не явилась ему во сне Богородица и не указала безопасное место, где в лесном уединении можно заложить монастырь.
     В том сакральном месте, расположенном подобно орлиному гнезду высоко в горах, земные законы перестают действовать, удивляя безбожников творящимися чудесами, и укрепляют веру во всесилие Создателя Вселенной людей духовных. Там находились развалины древнего зороастрийского святилища, где за две тысячи лет до рождества Христова горел, как зримый образ Творца Неба и Земли, неугасимый, вечный огонь. Столетиями, а может, и тысячелетиями непрестанно поддерживаемый последователями пророка Зороастра (6), подбрасывающих дрова в жертвенник, светил он до тех пор, пока был жив последний преданный служитель Единого Всемудрого Господа Ормузда (7).
     Путники, встречавшие по дороге одинокого монаха, облачённого в ветхое рубище, с изношенной до дыр холщовой сумой, разнесли по окрестностям славу о преподобном, денно и нощно молящемся о всеобщем благоденствии. За помощью к нему со всех сторон стали стекаться люди. Недужные просили помолиться за них. Страждущие прикоснуться к светочу во тьме, умоляли во имя Христа разрешить остаться рядом с ним. Будучи людьми разного положения, а среди них оказались даже и раскаявшиеся разбойники, изверги с обагрёнными по локоть руками, они стали его учениками и последователями. Испытавшие немало трудностей в жизни, настрадавшись, они хотели теперь, вверив свою душу Воле Всевышнего, обрести покой и хотя бы на йоту приблизиться к идеалу, указанному Христом.
     Руками этих первых учеников и были возведены стены монастыря. Благодаря заступничеству Богородицы, небесной покровительницы, неустанным трудам и молению монастырской братии сохранилась духовная цитадель под натиском веков, эпох войн и социализма. Слившись с природой, святая обитель своим присутствием благословляла окрестные селенья, оберегала от бедствий и просвещала коренные народы, могуществом православной веры потеснив местных языческих божков.
Само по себе строительство такого монументального сооружения руками монахов, которым пришлось в буквальном смысле ворочать горы, было иноческим подвигом во славу Единого Бога. Молясь денно и нощно, трудясь не покладая рук, возводили из каменных глыб твердыню христианства, как символ небесного и земного порядка.    Отвоёвывая у камня по пяди, выдалбливали углубления и ниши для посадок, приносили из долины плодородную землю – то единственное, чего здесь так не хватало, и, взращивая сад, превратили неприступные скалы в райские кущи. Крепло и разрасталось монастырское хозяйство благодаря неусыпной заботе общины. В тени вечнозелёных самшитов и кипарисов был разбит сад из яблонь и груш, рядом произрастала целая рощица мандариновых деревьев, украшенных яркими плодами. Изгородь из высоченных амарантов (8), увешанных пурпурными кистями соцветий, отделяла большой огород и пасеку, где улья в окружении кустов роз примыкали к стенам монастыря.
     С другой стороны на искусственных террасах был разбит виноградник, а рядом ручей, питаемый талой водой с гор, пойманный в искусно устроенный каскад чаш, создавал водопад, приспособленный для хозяйственных нужд. Урожай обильных угодий кормил общину, а излишки меняли в посёлке на предметы обихода. Раз в год, перед приходом зимнего ненастья, дружной когортой монахи спускались в долину чтобы сделать запасы, встретиться с миром, из аскетической, изолированной жизни посмотреть на мирские соблазны и искушения. А найдя подтверждения древним пророчествам, ужаснувшись мерзостности грехов человеческих, вернуться восвояси, чтобы с новым душевным подъёмом предаться неусыпным молениям о всеобщем спасении.
    Смеркалось. Тени деревьев удлинились. Заходящее низкое солнце острыми стрелами лучей щекотало подбрюшье чёрных кустов. Чувствовалась прохлада наступавшего вечера. Усталость давала о себе знать, дыхание стало длинным и прерывистым, но остановиться и перевести дух не было времени. Лёгкий, еле уловимый, холодящий душу шорох послышался со стороны кустов и чёрной влажной чешуёй зазмеился поперёк тропы. «К ночи их много появится. Хоронящиеся под камнями от дневного зноя, к ночи они выползут на охоту. Надо спешить. Скоро начнёт темнеть».
     А темнота близящейся южной ночи и вправду незаметно спускалась на мягких совиных крыльях. Перед наступлением ночи всё замерло. Не было слышно птиц. Гигантские тени сползали по отрогам гор. Сошёл туман, прохладным облаком проник под рубашку, обострив все чувства. Тревожные сумеречные шорохи вызывали жутковатый холодок за спиной. Чувство опасности повисло в воздухе. Роман шёл не оборачиваясь, кожей отчётливо ощущая преследующую холодную тень. Всего несколько метров по прямой отделяло его от цели. Надеясь, преодолев оставшийся небольшой участок подъёма, встретить людей, он ускорил шаг. Наконец тропа вывела его к обширной каменной террасе на вершине.
     Над ним в обрамлении горных пиков открылся небесный свод, усеянный россыпью бриллиантовых звёзд. В непроницаемой тишине всё мироздание с мириадами небесных тел, со множественностью миров, тонущее в бездне космоса, было так близко, что, казалось, слышно дыханье Вселенной. И он, всего лишь крупинка в её лоне, ощутил себя соучастником звёздной мистерии. Затаив дыхание, он внимал голосу Космоса. Казалось, он достиг крыши мира, и только ощущение тверди под ногами убеждало, что он всё ещё на земле. Роман огляделся. В свете взошедшей луны за мощной крепостной стеной хорошо был виден возвышающийся купол храма и крыши монастырских построек. Ворота же его были затворены на деревянный засов, давая понять, что в монастыре никого нет, но пустота монастыря ещё не совсем остыла, и люди, которые были тут совсем недавно, покинули его ненадолго.
     Никогда раньше не приходилось ему испытывать такое невыносимое чувство одиночества. Как будто он один на всём белом свете. Кругом только ночь, бездушный лик луны на звёздном небе и древние стены. Жутко подумать: спасительный рассвет ждать ещё целую вечность. Измученный, усталый и голодный, он готов был выть от отчаяния. «Зачем я припёрся сюда, за тридевять земель? Я же знал, что так оно и будет!» Казалось, земля, только что ощущаемая твердыней, уходит из-под ног. Ещё одна цель оказалась призраком. И всё же нужно было что-то делать. В надежде встретить хоть одну живую душу, он решил обойти вокруг каменных стен монастыря.
     Окружённый с трёх сторон обрывами, в кольце величественных реликтовых деревьев монастырь как будто парил в небе. Вряд ли можно было подобрать более подходящее место для уединения и молитв. Высоченные каменные стены с несколькими оборонительными башнями делали монастырь неприступной крепостью, защищая от врагов. Благодаря тому, что монастырь был построен в стороне от дорог, в труднодоступном месте, он устоял под натиском орд кочевников и, пережив запустение эпохи безверия, возродился общими усилиями населяющей его братии. Благословляя своим присутствием окрестности, скрытая высоко в горах от глаз неведающих, святая обитель могуществом духа веками крепила тех, кто жил верой.
     Площадку перед монастырскими воротами по краю окаймлял невысокий кустарник. Притулившись сбоку к древней стене, словно специально приготовленное пристанище для запоздалого странника, темнела ветхая деревянная сторожка. Рядом со входом, обозначенным низенькой дверкой, лежала охапка валежника. Хотелось укрыться, чтобы в безопасности дождаться утра. Скрипнула на ржавых петлях дверца, царапнув тишину. В скупом свете луны, проникавшим сквозь небольшое оконце, под низким потолком виднелся грубо сколоченный стол, рядом лавка, в углу печка. Роман пригляделся, – глаза, привыкнув к темноте, стали различать предметы скромного жилища. Ведро с водой, накрытое фанеркой, на ней алюминиевая кружка. На столе свеча в жестяном подсвечнике, спички, хлеб, пучок сушёной травы для заварки, да яблоки. Что нужно ещё? Усталому, продрогшему телу отрадно было найти здесь прибежище.
     Чиркнул спичкой, зажёг свечу. Набрав щепы и мелких дровишек, растопил очаг. Мрачные тени отступили, сторонясь света живого огня. Вскипятил воды, в закопчённой кружке заварил чабрец и, напившись сладковатого ароматного чая, немного согрелся. Неодолимое желание занять горизонтальное положение заставило его улечься прямо на лавке. Глаза слипались. Подложив под голову руку, он стал проваливаться в сон. Тишина стала густой и плотной, ни единого звука не проникало в глухую обитель. Отяжелевшие веки сомкнулись, сон сморил уставшее тело. Догорел огонь в печке. Потухла свеча, спасительный светоч.
Вдруг холодное облако мрака подступило и коснулось его. Он явственно ощутил движение воздуха. Каким-то шестым, животным чувством он испытал леденящее прикосновение тёмной силы. Мертвецким холодом дыхнуло на него. Ужас, осязаемый каждой вздрогнувшей клеткой, обдал волной, прокатившись по телу. Злой дух, навалившись неподъёмной тяжестью, пытался захватить расслабленное, безвольное тело чтоб вселиться в него. Зловещая, вязкая тишина окружала одинокого в целом мире человека. Хотел перекреститься, – скованные руки не повиновались воле. Под жутким гнётом не двинуться, расправить плечи не хватает сил. Одолевая его, нечисть глумилась, видя его беспомощность: «Сон и смерть так похожи – брат и сестра». «Господи! Спаси и сохрани!» – вырвалось из груди. Леденящая хватка ослабла. В голове, в самом центре появилось изображение свёрнутого свитка с текстом. Заглавие старославянской вязью «Отче Наш». Не успел он подумать, что не сможет прочесть, как буквы на развернувшемся свитке приобрели ясное начертание. Слово за словом читал он молитву и ощущал, как отпускает злая сила, страшась Божьего слова. Ужас рассеялся, исчез. Тень растаяла. И в тот же миг еле различимое дуновение ласкового ветерка, воздуха, тронутого крылом, заполнило обитель флюидами любви. Нечто умиротворяющее, словно облако покоя, укрыло его. Изнемогший, Роман уснул безмятежным сном, чувствуя над собою защитный покров.
     Первые лучи солнца разбудили птиц. Богиня Утренней Зари, предвестница нового дня, облачившись в розовый хитон, лёгкой поступью спускаясь по вершинам гор, заглянула мельком в узкое окошко. На широкой деревянной лавке, разметав в стороны руки, так же, как, бывало, после громких своих подвигов почивал пьяный Геркулес, богатырским сном спал пригожий молодец. Какое-то необыкновенное чувство нежности вызывал этот одинокий, проделавший долгий-предолгий путь и заночевавший здесь абсолютно неизвестный Герой, а может, даже полубог. Какими судьбами занесло его в эти края, с начала времён ставшие ареной борьбы богов и титанов в споре за человечество? Сумел ли он победить многоголовую гидру искушений или, может быть, добыл для человечества, обделённого милостью богов, новые достоинства? С чем пожаловал он в эти места, и какую роль отвёл ему всемогущий Зевс в новом поколении Героев?
    Нестройный птичий хор, возвестив мир о приходе дня, разбудил одинокого путника. Он поднялся со своего так и не согретого ложа, подвигался, разгоняя застоявшуюся кровь. Хлебнув холодного ароматного настоя, вышел из своего нехитрого укрытия навстречу новому дню. Его словно обдало солнечным светом. Какая-то невероятная вселенская радость обрушилась на него. Мысли исчезли, сознание стало чистым, и стало всё так ясно… и ощущение, что всё – твоё.   Расстояние между ним и Небесами исчезло. Роман стоял на перекрёстке, соединяя Земное и Небесное, чувствуя единение с чем-то величественным и беспредельным. Неописуемый восторг захлестнул его. Сердце затрепетало и откликнулось, вспыхнув пламенем любви к жизни. Он безгранично любил всех людей, этот мир, космос, эту живительную небесную силу. Ему открылось, куда так рвалась его душа, чего на самом деле хотел он и искал в жизни. Слова, готовые сорваться с его губ, были стихами, музыка, звучавшая внутри – торжественной литургией, панорамы, встававшие перед взором – в сиянии света. Всякий, кто мог бы видеть его в эту минуту, решил бы, что человек помешался. Он одновременно кричал, воздев руки к небу, плясал, смеялся и рыдал. И лишь ангелам небесным, что глядели на него с ликованием, был известен смысл происходящего – человек прозрел.
     Сколько прошло времени, он не знал. Где-то там внизу, на земле, своим чередом текла обыденная жизнь. Теперь ему был близок и понятен каждый человек, живущий в этой долине. Хотелось бежать к этим незнакомым, но близким и родным людям, чтоб передать им эту великую, неизречённую любовь. Море спокойным зеркалом безмятежно блестело на солнце, простираясь за горизонт. Сосны устремлёнными вверх пиками подпирали небосвод. Птицы наполняли воздух пением. Гудели шмели в высоких душистых травах. Зоркоглазый орёл парил над землёй, а выше, в небесной голубизне, самолёт чертил за собой белый след. Жизнь звала человека идти к людям, чтобы служить им в радостях и горестях.

Примечания:
1.  Эдельвейсы, предпочитая почву богатую известняком и сланцами, растут исключительно высоко в горах.
2.  Атропос (греч. – неотвратимая). Одна из трёх сестёр-богинь судьбы Мойр: Клото пряла нить жизни, Лахезис измеряла её длину, Атропос – обрезала.
3.  Гея – в греческой мифологии богиня Земли.
4.  Царьград – Константинополь. Современный Стамбул.
5.  Порфира – длинная пурпуровая мантия, парадное одеяние монарха, символ высшей власти.
6. Зороастр – Заратустра – Заратуштра (жил примерно 3 тыс. лет назад) – основатель древнеиранской религии, получивший откровение свыше. Положения зороастризма изложены в священной книге "Авеста", написанной самим пророком Заратустрой. Все явления мира в ней представляются в виде борьбы двух изначальных сил – Добра и Зла. Заратустра учил о едином Боге, пришествии Спасителя, воскрешении мёртвых, Суде Божьем, вечной жизни. И о конечной победе Добра.
7.  Господь Ормузд или Ахура Мазда – «Господь Премудрый» – имя высшего божества древних иранцев и современных персов. Относится к зороастрийскому пантеону богов. Будучи Светом Светов, он ассоциируется с Солнцем, считается творцом всех вещей, принадлежащих к царству добра. Главным символом этой религии является огонь.
8.  Амарант – культурное неприхотливое растение. Завезено из Центральной Америки, где наряду с кукурузой тысячеле-тиями служило пищей народам майя и инков, по праву именуясь «золотым зерном Бога». Обладает чудодейственными лечебными, питательными, кормовыми свойствами. Из его мелких, подобно маковым, семенам, за лето вырастает двух-метровое могучее растение с фантастической урожайностью.