26 января. Начало

Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны.
Курение и чрезмерное употребление алкоголя вредит организму.

Введение.

Флегма. Идеальная или абсолютная пустота. В ней нет ничего. Нет предметов, нет звуков, её никогда ничто не наполняло. Вечная, кромешная бездна.
Она так бы и присутствовала в безмолвном вакууме, пока в один прекрасный момент кто-то не открыл «крышку», и в эту пустошь не ворвался свет. Яркий импульс пронёсся в никуда и, ничего не встретив по пути, растворился в ней.
И опять ожидание, не имеющее начала и конца. Безликая, бескрайняя бездна…
Откуда взялся свет, никто не знает, но он повторился вновь. На этот раз раздался более мощный импульс. Он стремительно резал тьму, не подозревая, что скоро столкнётся с облаком газа, проникшим туда под прикрытием первой вспышки. Он не знал, что произойдёт сверхмощный взрыв, который положит начало всему, что нас окружает и даже нашим мыслям.
Он просто не знал…


26 января.

…Каждое утро, этот маленький городишко, провожал уходящую ночь длинным и продолжительным гулом, разносящимся по всей округе с производственной площадки «А». Так уж здесь было заведено. Каждое утро, ровно в 7-мь.
Через час привезут свежий хлеб в булочную под окном, а через два – этот город уже начнёт дышать полной грудью. Ну, а пока, на заметённых тропинках начинают выстраиваться очереди, чтобы сойтись в едином потоке и, преодолев заводскую проходную, занять своё рабочее место. Место укротителя непокорного металла…
На столе щёлкнул чайник, после чего издал непродолжительный писк. Андрей нажал несколько раз клавишу Enter и отвлёкся от ноутбука. Обожженные кипятком сухие листья чая распаривались, окрашивая воду в тёмный цвет.
Он достал сигарету и закурил. Глубокий выдох он чередовал с маленьким глотком горячего чая, и от этого картинка за окном его маленькой кухни, погружённой в утренний сумрак, становилась теплее и добрее, и в этом он был полностью уверен.
Щёлкнув компьютерной мышкой, Андрей сохранил свежую заметку и, проделав нехитрую манипуляцию, оказался в папке Дневник. Несмотря на данное себе обещание - с Нового года вести дневник ежедневно и глядя, как за окном плавилось морозное утро 26 января, тот состоял всего из 3 записей. В тексте, гордо носившем звание «1 января» значилась небольшая фраза «С Новым годом», и больше ничего в нём не было. Следующий документ был датирован 12 января.
 
Звонок.

12 января. Ровно в 12 часов дня заорал телефон. Аппарат верещал что есть мочи, явно желая сообщить о чем-то важном. Номер абонента не числился в списке контактов и содержал цифры не знакомого кода оператора.
- Слушаю, - бодрым голосом ответил Андрей.
- Здравствуйте. Вы Андрей Опаркин? – незнакомый голос.
- Да, да. Это я.
- Андрей, прошу вас уделить мне пару минут, чтобы выслушать мою просьбу. Меня зовут Николай Викторович. Это покажется вам странным, но я хочу попросить, чтобы вы от моего имени написали письмо. Письмо для моей жены. Не так давно, произошла нелепая случайность, у которой нет разумного объяснения. После чего, всё то, что мне дорого и важно, стало рушиться и увядать, а мои усилия разбиваются о стену непонимания и отрицания, – сказал голос и замолчал.
Это действительно была необычная просьба, тем более, исходила она от совершенно незнакомого человека.
- Николай, почему вы решили обратиться ко мне? – резонно спросил Андрей.
- Несколько лет назад, на одном из творческих сайтов, под вашим именем и фамилией были опубликованы рассказы. Вы их автор? Это ваши работы?
- Да,  - утвердительно ответил Андрей.
Время от времени Андрей заходил на этот сайт, чтобы посмотреть, сколько человек читало его творения. Их было немного, но они были.
- Татьяна обожает один из тех рассказов.
- Татьяна – моя жена, -  продолжил голос,
- Она читает его медленно, разглядывая каждую букву, смакуя, словно это блюдо от одного из лучших шеф - поваров. И каждый раз оно раскрывается по-новому. Новые краски, эмоции, чувства. Я вижу это. Для неё, это то, от чего нельзя устать.
- То есть, Вы хотите, чтобы я написал какой – то рассказ от Вашего имени? – поинтересовался Андрей у замолчавшего в трубке собеседника.
- Всё правильно. Понимаю, возникло некоторое смятение, даже, возможно, непонимание. Его компенсируют сто тысяч рублей в случае вашего согласия. И ещё двести тысяч вы получите, в случае моего прощения. Надеюсь, что завтрашнего дня для раздумий вам хватит, и на мою просьбу вы ответите положительно.
- Про что мне нужно будет написать? Ситуация? Место? Время?
- В случае вашего согласия, я всё обрисую. Обрывок минувших дней. Вы же, в свою очередь, насытите его красками и выдумкой в вашем стиле. Не мне вам рассказывать про это.
- Я подумаю, над вашим предложением, - ответил Андрей, хотя, сразу знал, что возьмётся за выполнение этой работы. Во-вторых, ему нравилось писать. Ну, а, во-первых, у него заканчивались деньги, ведь он уж, как год нигде не работал, а те не хитрые суммы, которые у него водились, были разнообразной халтурой, да редкими текстами, которые он продавал за небольшие и нечастые гонорары.
- Всего доброго, - попрощался голос в трубке.
- До свидания.
Андрей положил телефон. Названная сумма его смущала, как и сам разговор от начала до конца. Но на всякий случай, Андрей продублировал номер телефона в блокноте, ручкой.
Через час, решив не откладывать на завтра, он позвонил Николаю Викторовичу.
К вечеру 12 января на журнальном столике лежали: тетрадный лист, исписанный на скорую руку иероглифами,  понятными только их автору, пачка сигарет, зажигалка, банковская карточка и 50-т купюр достоинством в одну тысячу рублей. В этом списке не хватает ручки, которую Андрей куда-то засунул по своей привычке и  искал её на кухне, и в ванной, но никак не мог найти. Не мог сосредоточиться. Его терзала и не давала покоя новость о том, что работу нужно доставить лично и передать её заказчику в столице, для чего будут соблюдены отдельные условия проезда и проживания.
Это не плохое оправдание тому, что дневник обрывается именно 12 января и новая запись появляется в нём именно сегодня, утром 26 января.
 Андрей по-прежнему сидел на кухне, и глядя в окно хотел прикурить сигарету, но замер и через несколько секунд, открыв утреннюю запись, продолжил с новой строчки: Снег. Тигр. Он вспомнил сегодняшний сон, который по своему обыкновению должен был уйти и остаться в прошлом, но поднятый потоком ветра снег на подоконнике, вернул его в настоящее.
Андрей застучал по клавиатуре.
…Метель. Ветер несёт, срывает миллионы снежинок и бьёт их о землю, бьёт их друг о друга, словно они провинились и это их кара. Этот вальс усиливается. Ветер свирепеет. Он думает, что снежинки потешаются над ним,  и бьёт их ещё сильнее. Ненастье сметает всё на своём пути, а то, что не может забрать с собой, останавливает, укутывает, забывает. И ничто не может противиться его воле, кроме этих наглых снежинок и сильного зверя. Вольный хищник, верно идёт горной тропой. Ему нет дела до чьих-то танцев, игр, злобы. Ему всё равно, что тропа опасно узка. Зверь не отступает, с каждым своим движением поднимаясь всё выше и выше, он идёт к своей цели…
Поставив точку, Андрей прикурил сигарету, взбодрил чай кипятком, после чего сделал глоток.
Несколько лет назад он видел этот сон в точности, как это произошло сегодня. В точности. Роли снежинок исполняли те же самые снежинки. Хищник был тот же. Только ракурс, с которого открывался вид на происходящее совершенно другой. Но это был тот самый сон.
В 9-ть утра, Андрей зашёл в комнату и, приблизившись к письменному столу, забрал лежащую на нём флешку. Вставив её в компьютер, он ещё раз перечитал рассказ, после чего в нём проснулась гордость за то, что он умеет делать с удовольствием, делать на отлично. Он был полностью готов к встрече с заказчиком, но мысль о полёте отталкивала и вызывала тревогу.
За 33 года Андрей ни разу не летал на самолёте. Всё, что связывало Андрея и авиацию, были новости об очередной авиакатастрофе или аварийной посадке, которые показывали в СМИ время от времени. Конечно, он почитал статистику последних происшествий за несколько лет, и она его никак не бодрила. Даже наоборот, удручала. Но мысли о гонораре козырем крыли все страхи, которые не исчезали.
К поездке всё было готово. Поглаженные джинсы и рубаха висели на вешалке. Начищенные туфли были готовы топтать дороги столицы. Всё замерло в ожидании.
В 11-ть часов позвонила девушка. Поздоровалась и сообщила о том, что машина ожидает возле подъезда. Назвала её марку и номер. Пожелала приятной поездки.
Андрей оделся и сел на край дивана с таким же видом, как это делали наши предки, собираясь в дальнюю дорогу. На лице у него была скорбь и задумчивость. В сердце же, стоял громкий хохот. Просто, Андрей вспомнил эпизод одного из старых фильмов и старался в точности повторить всё, что делал актёр на экране, когда собирался к родне в столицу.
Спустя минуту он бодро соскочил и направился к выходу, возле которого остановился, накинул пальто, нацепил шапочку, пошарил по карманам, подхватил сумку с ноутбуком и удалился из квартиры, резко захлопнув за собой дверь.
Чёрный “Крузак сотка”  ярко выделялся на белом фоне зимы, и не заметить его было просто невозможно. За рулём сидел мордатый детина, одетый в неплохой строгий костюм и имевший воспитанность. Он вышел из машины и открыл заднюю пассажирскую дверь. Андрей удивился излишней любезности, но закрывать дверь за собой не стал. Предоставил это водителю.
Он помнил маленькие хитрости и тонкости подобного этикета и знал людей из общества, в котором такое поведение было нормой. Кто дверь открывает, тот её и закрывает. Даже, если не один в дверь проходит. Пропускает всех и закрывает. Вот такие нравы.
Водитель залез в авто, открыл бардачок, чтобы достать оттуда конверт.
- Андрей,- обратился он к пассажиру и протянул бумаги.
- Здесь билеты на самолёт.  Проверьте их  по пути. Я тихо включу музыку и надеюсь, что наша поездка будет комфортной. Если у вас возникнут вопросы, обращайтесь. Меня зовут Иван.
Водитель ещё раз протянул руку, из которой Андрей только что забрал билет.
- Хорошо. Спасибо, - ответил Андрей.
Он пожал водителю руку и пристегнул ремень безопасности.
Автомобиль тронулся с места.
Белая лента с серой окантовкой и  утыканными по обочинам знаками вела вперёд. Маленькие посёлки, придорожные кафе, заснеженный лес с вырубленными артериями для электричества, чередовались, меняли друг друга.   Время пульсировало в музыке, и автомобиль уверенно следовал своему маршруту, увеличивая числа на замёрзших километровых указателях.
Два часа пятьдесят минут, с двумя короткими остановками, заполнились  мыслями, картинками за окном, молчанием и дремотой, испарившейся по взмаху, поднятого шлагбаума.
Поблагодарив  водителя, Андрей  покинул автомобиль и пошёл к большим стеклянным дверям аэропорта.
Серая рамка металлодетектора умоляюще пропищала, оторвав ленивый взгляд пухлощёкого милиционера,  дежурившего на входе в зал, от экрана новенького iPhone.  Страж оценивающе посмотрел на парня в пальто и, не признав в нём преступника,  одобрительно махнул рукой. Его не интересовал  обычный незнакомец явно славянской внешности, да и манящий экран телефона был гораздо  привлекательнее обыденной серости дежурства.
Андрей шагал,  разглядывая мониторы с информацией о регистрации и, изыскав на одном из них номер своего рейса, приблизился к стойке. Протянув электронный билет, заправленный в паспорт, он улыбнулся, ответив на вопрос о багаже  приподнятой сумкой с ноутбуком. Через пару минут, заполучив посадочный талон он, минуя коридор, остановился возле столика и женщины с угрюмым лицом. Поздоровавшись, Андрей продолжил речь шуткой, связав настроение строгой женщины с отсутствием у неё новенького телефона, но запнувшись о непонимание, замолчал, выложив на стол содержимое карманов. Изучив предметы на столе, женщина подошла к парню, попросив расстегнуть ремень. Конечно же,  это вызвало у Андрея шквал шуток, которые он не стал озвучивать, повинуясь суровому взгляду на расстёгнутой пряжке и сухой команде:
- Проходите.
Застегнув ремень и забрав со стола всё, что он на него выложил, Андрей подхватил сумку и вошёл в большой зал с рядами сидений и огромным панорамным окном.
Окинув взглядом  людей ожидавших свой рейс, он заметил взрослого мужчину, который без смущения, открыто рыл указательным пальцем недра своего носа.  А когда находил ископаемое, с особой аккуратностью, доставал и обмазывал его о низ сидения, после чего продолжал рыть дальше.
- Надеюсь на то, что этот шахтёр не будет сидеть рядом со мной в самолёте, - улыбнувшись, подумал Андрей.
- Совсем не хочется целых два часа сидеть рядом с таким человеком и быть непосредственным свидетелем данного процесса.
Андрей отвернулся в сторону окна, возле которого пустовало несколько сидений и, прямиком отправился к ним.
Устроившись поудобнее, он достал компьютер, открыл файл «26 января» и застучал по клавиатуре.
«Большая стая стальных птиц расположилась за окном на размалёванном, асфальтовом поле. Они не боятся грохота и звуков снующих между ними машин. Их не волнует то, что стая состоит из разных особей. Здесь для каждой из них нашлось место, чтобы отдохнуть между перелётами. Они безбоязненно позволяют людям их кормить и чистить перья. Им нет дела ни до кого из тех, находящихся рядом или в здании, и даже мой пристальный взгляд не может их спугнуть. Мой взгляд не может спугнуть никого. Ни тех людей, которые, как рыбы, направляются в аквариум, чтобы продолжать наполнять его исчезающим в вентиляции дымом, ни тех, кто сидит в ожидании и тем более тех, кто дремлет. Потому, что его никто не замечает.
Но скоро всё изменится и для каждого из нас найдётся место в отдохнувшей и накормленной птице, которая устремится и покорит ту, дарящую свободу высь. И снова для неё будет место на огромном разлинованном поле, чтобы после быть свободной и дарить эту свободу вновь и вновь».
Андрей полностью погрузился в свои мысли. Они витали где-то высоко, выше  неба, и он безжалостно ловил их в клетки с буквами, ловко размещая на белом фоне монитора. Он не обращал внимания на голос из динамиков, вещавший о посадке на рейс до столицы, и только человек, проходящий мимо, случайно задев сумкой его колено, смог собрать мысли простым словом:
- Простите.
- Ничего, - вскользь ответил Андрей.
- Подскажите, это на столицу посадку объявили? - добавил он вслед уходящему человеку.
Тот обернулся и кивнув, пошёл дальше.
Андрей живо сунул компьютер в сумку. Быстрыми шагами, торопясь, он последовал к людям, толпящимся возле стойки.
А за ней не было длинного, светлого коридора, ведущего в лайнер. Зато там была лестница вниз, стеклянные двери, слякоть и прямоугольный оранжевый автобус, в который загружались улетающие.
После несколько минут ожидания автобус поехал.
Андрей сидел в самом конце и с любопытством рассматривал людей, которых, по его мнению, оказалось подозрительно мало. Он насчитал 36 человек и непременно хотел угадать тех, кто будет сидеть с ним рядом. И как только он начал размышлять, перебирая варианты, короткий маршрут был закончен.
Недалеко от распахнутых дверей, стоял красивый самолётик немного больше того оранжевого прямоугольника на котором доставили пассажиров. На борт вёл миниатюрный трап, упирающийся в закрытую занавеску. По пути, нацепляв на обувь куски слякоти, люди столпились возле него в ожидании приглашения.
Через несколько минут занавеску отдёрнули. Самые нетерпеливые пассажиры принялись штурмовать трап.
- Прут, как в 109, - Андрей сравнил первых покорителей с земляками.
После первого загрузившегося десятка, атака спала и уже неспешной чередой люди проходили в салон.
Андрей разделся, занял своё место у иллюминатора и начал ждать соседа. 
По проходу быстрым шагом двигался Дед, лет шестидесяти. Невысокого роста, крепкий такой, с живинкой в глазах. Кепка на седые волосы, серое пальто.
-Гармонично, даже слишком, - отметил Андрей.
Дед остановился напротив свободного места, поздоровался и скинул с себя пальто. Ловко свернув его в подобие конверта, он увенчал его кепкой и, дотянувшись до дверцы багажного бокса, потянул за неё.
Из открывающегося отделения незамедлительно выпала шапка. Совершив двойной переворот, она без брызг приземлилась в грязь и почти полностью впитала её в себя.
Андрей наблюдал за происходящим.
- Сиксзиро. Файвзиро. Зиро. Зиро, - в мыслях он оценивал полёт своей шапки, стараясь юмором замещать негодование.
- Здравствуйте. Спасибо, - сказал он, дотянувшись до прыгуньи.
Андрей сжал в кулаке мокрый материал и по пальцам заскользили грязные капли, которые собравшись вместе, атаковали брюки.
- Да, как так-то?!
Андрей  произнёс эту фразу не громко, но Дед её услышал.
- Простите, что вы сказали? - спросил он у сидящего рядом парня, но в этот момент у него противно запищал телефон.
Андрей закатил глаза и откинулся на спинку кресла.
- Да, да. Слушаю вас, - бодро ответил Дед.
Став невольным свидетелем разговора, Андрей вслушивался в слова, чтобы встретить очередной подвох судьбы во всеоружии. 
- Вы меня слышите? Я в самолёте. Рейс на столицу. Свяжитесь с диспетчерской службой аэропорта. Не мешкайте. Перезвоните, когда будите готовы.
Дед подозвал стюардессу. Спросив её имя, наклонился, максимально приблизившись к её уху и начал спокойно что-то объяснять.
По Марии было заметно, что она полностью воспринимает получаемую информацию. Её глаза ширились и наливались волнением. Когда Дед замолчал, Мария, уловив его взгляд, кивнула и быстрыми шагами поторопилась по проходу, после исчезнув за занавеской.
- … Я сначала подумала, что он спросить у меня хочет. А тут оказывается вот как, - закончила свой рассказ стюардесса и уставилась своими большими глазищами на командира.
Тишину в кабине прервал голос диспетчера. Вышка была на связи.
Сверху было велено предоставить тихое место для консилиума, и объявлена задержка вылета  на 15 минут.
- Услышала? - командир посмотрел на Марию и, убедившись в одобрении, добавил, - Действуй.
Девушка вышла из кабины. Без особой на то причины, её ноги застыли и перестали слушаться. Она испугалась.
На борту стояла гробовая тишина, грамотно разрезаемая холодным голосом.
Мария не знала о том, что как только она покинула салон для разговора с командиром, Пётр Алексеевич прокашлялся, оглядел пассажиров и обратился к ним.
- Будьте добры, - дважды повторил он громко, и когда внимание людей переключилось на него, продолжил:
- Меня зовут Пётр Алексеевич. Я реаниматолог. Только что в больницу доставили сильно обожженного ребёнка. Мы его спасаем. Нам нужно посовещаться. Помогите нам. Я прошу у вас понимания и тишины.
Его слова не вызывали жалость, они создали понимание.
На борту быстро установилась тишина. И в этот раз звонок его телефона не был столь раздражительным.
Андрей сидел и не желал шевелиться. Ему было стыдно за то, что из-за каких-то мелочей, он нагло недооценил человека. И теперь он старался помочь ему изо всех сил. Замер и даже дышал через раз.
Пётр Алексеевич излагал  хладнокровно, чётко, так, чтобы не повторять фразы заново. Русский язык он чередовал с латынью, и Андрей надеялся на то, что там, в больнице Деда отчётливо слышат и понимают.
 Закончив разговор, Пётр Алексеевич пожелал коллегам профессионализма и отключил телефон. После чего привстал и громко поблагодарил всех находящихся в салоне за помощь и понимание.
Объявили взлёт и самолёт медленно покатил по взлётной полосе к месту старта. С разносом, усыпанным карамельными конфетами по проходу медленно приближалась Мария. Она останавливалась у каждой пары кресел и, предлагая пассажирам сладость, подошла к Деду.
Пётр Алексеевич лёгким движением руки подцепил парочку конфет и, поблагодарив стюардессу, протянул их Андрею.
 В открытой ладони в прозрачной обёртке лежали две карамельки. Красная и синяя.
- Красная и синяя. Как же это символично!? - произнёс Андрей и, забрав одну из конфет, зажал её в кулаке.
- О чём это Вы? - заинтересованно спросил Пётр Алексеевич.
- В одном из фильмов главному герою предоставили сделать решающий выбор. И олицетворением это выбора были предложенные ему пилюли. Красная и синяя. Он должен был выбрать одну. Выбрав синюю таблетку, он проснулся бы дома и думал, что всё это лишь сон. Красная же, давала возможность увидеть другой мир.
- Вы выбрали красную? - продолжал интересоваться Дед.
Андрей разжал кулак, внутри которого находилась синяя карамелька.
- Нет. Понимаете, мне не нужна красная конфета. Так странно, но мир недавно распахнул передо мной двери в самый подходящий для этого момент. Вырвал меня из рук отчаяния и безысходности. Я уверен, что иной выбор, сделанный сейчас, может мне навредить. Конечно, только при условии его реальности, - улыбнулся Андрей и, развернув карамельку, закинул её под язык.
За бортом загудели двигатели. Звук становился всё сильнее и сильнее. Достигнув необходимой тяги, самолёт начал разгон по взлётке. Андрей вжался в кресло. Его ладони намокли и вцепились в подлокотники. Он старался не смотреть в иллюминатор, но любопытство взяло верх, как раз в тот момент, когда «птица» оттолкнулась от земли.
- Выбор, - протянул Дед.
- Он преследует нас на протяжении всей жизни. И ему совершенно, не интересно готов ли ты его сделать или нет.
- Усаживайтесь поудобнее, сейчас я расскажу вам историю про выбор, - произнёс Дед, навалился на кресло и начал.

Рассказ Петра Алексеевича.

Тогда мне было 35 лет. Я жил и работал в одном небольшом, уютном городке. Старая больница с древним оборудованием и моя неугомонная, ещё юношеская жажда к работе, семье и жизни. 
Стояла потрясающая сентябрьская суббота. Деревья пестрили разными цветами своих листьев. На небе не было ни облачка, и прохладный ветерок накидывал за шиворот лавины свежести. Я шел на дежурство в бодром состоянии духа и до обеда не растерял его ни грамма.
Отобедав, я прихватил журнал и отправился на лавочку, чтобы со вкусом  прочитать новую статью из колонки, посвящённой хирургии. Этот раздел писали уважаемые люди. Там приводились примеры проведённых операций в непредусмотренных на то условиях, с заменой инструментов и  несколькими вариациями решения проблем, возникающих в процессе вмешательства. Меня увлекало чтение подобной литературы. Проблема заключалась в том, что достать её в то время, было делом сложным. Тот экземпляр, что был у меня в руках, появился с отставанием в 2-а года и издавался на английском языке. Но каждый «свежий» номер я читал от корки до корки, а ту колонку - зачитывал до дыр.
Сигнал сирены пронёсся по району. За больничной оградой, летела наша карета. Доехав до поворота, она свернула на главную дорогу и устремилась в сторону выезда из города. Через минуту раздался ещё один пронзительный сигнал. Поднимая листву, на выручку мчалась вторая машина.
Я забежал в здание и остановился возле стола дежурной. Вероника видела меня, но не могла оторваться от телефонного аппарата.  Я стоял и вопрошающе смотрел на неё, время от времени совершая краткое движение головой вверх. В какой-то момент она прикрыла трубку рукой и отчётливо произнесла:
- На дороге произошла авария. На выезде две машины. Готовьте операционную. Двое тяжёлых. Один из них ребёнок.
 - Если бы ты слышал, как она произнесла эти слова, - обратился Петр Алексеевич к Андрею.
- Её хладнокровие меня поразило и покорило. Она не поддавалась эмоциям. Как робот, выполняла свой алгоритм, звонками и лаконично сказанными предложениями.
Через несколько минут примчалась первая машина. На каталке везли мальчика. Сильно изломанный, с травмами внутренних органов.
До областной больницы, везти бы его никто не взялся. В нашем распоряжении не было ни спецмашины, ни реаниматологов, ни времени. И пока там, за дверями и на концах телефонных проводов решалась судьба мальчика, он, в свете больничных софитов, умирал. Его отца до больницы довести не удалось. Не приходя в сознание, он умер.
Дед замолк. Позвал стюардессу и попросил у той конфету. После чего взял с разноса одну и протянул её Андрею.
- Решение о судьбе мальчика легло на мои плечи, желал я того или нет. Взяв ответственность, я принял решение… - продолжил Дед свой рассказ.
- Анестезиолог Михаил Викторович и две сестры, несколько часов были моими: мечём и щитом. Мы сражались, как могли и умели.
Тогда я был уверен, что это тот самый день. Когда я повзрослел. Повзрослел, как врач, как человек.
Самым главным было то, что мы перестали терять Максима, именно сейчас, именно сегодня.
После операции прошли сутки. Мальчик был стабильно тяжёлый.
Вечером ко мне домой  пришёл Михаил Викторович и попросил объяснений. Он имел на это полное право, ведь был в одной упряжке со всеми, кто находился в операционной. И во главе этой упряжки был я.
Эта была необходимая мера. Я отклонился от общей практики и применил несколько простых решений, о которых читал. Первой их реакцией на мои действия, было оцепенение. Несмотря на кипящий процесс, они замерли. Остановились. Не поняли. Михаил Викторович спросил, - Что ты делаешь? На что получил ответ, – Спасаю.
Прошло 3-и дня. Состояние мальчика не улучшалось. Он лежал в реанимации, под аппаратами. А мне было пусто. Я искал ответ на вопрос, который не мог сформулировать для себя. Всё равно, что по воздуху вверх ползти. Я не мог есть, потому, как не был голоден, и не мог спать, потому, что не хотел.
Моё утро начиналось с отрицания. Движение головы дежурившей сестры, в ответ на вопрос о состоянии мальчика. После чего я здоровался и уходил в кабинет, работать свою работу. В свободное время я шёл в палату к Максиму и, перебирая документы, бросал печальный взгляд  в сторону его мамы. Она жила в больнице. Рядом с сыном. На стуле. И медсестра укрывала её одеялом, когда та на пару часов засыпала.
На пятый день после операции, в обеденный перерыв я зашёл в кабинет к коллеге. Он стоял у окна и нервно курил, внимательно рассматривая какие-то документы. По обычаю, я налил себе чай и устроился на кушетке, при этом не проронив ни слова.
За время ежедневных ожиданий и раздумий на душе скапливался немыслимый груз, беспощадно тянущий вниз всё сильнее и сильнее.  Из-за него я молчал, пил чай и молчал.
- Я понимаю тебя, Пётр. Понимаю, что тебя терзает, - сказал он, затушив сигарету.
- Ты думаешь о разговоре с матерью. Ты врач, а значит - реалист и должен уметь понимать. Сегодня на совете сказали, что через 3-и дня отключат приборы, если не будет прогрессии.
После чего опять замолчал, уткнувшись в бумаги.
То, что закипело внутри меня, смогло извергнуть единственный вопрос:
- Что делать?
Коллега не стал размышлять.
- Не знаю! Пётр, не знаю! - на секунду затих.
- Вот, пришли повторные результаты, – замахал бумагами в руке. 
- Как мне сказать 22 летнему парню, что на всё про всё у него осталось несколько месяцев? Индивидуальный подход?  Или не нужно много слов, тем более дарить надежду!? Сухая констатация факта? И никто ни в чём не виноват!? ЧТО?!!!
Коллега бросил бумаги на стол и отвернулся в сторону окна.
Я встал, вымыл за собой чашку и вышел из кабинета, думая о том, на что способен человек, которому нечего терять, и у которого есть время. О том, какие слова, должен подобрать врач, чтобы не наломать дров и не изломать судеб.
Только Бог знал ответы на все мои вопросы. Другого выхода я не видел и не находил.
Мой мрачный вид и понимание ситуации со стороны главврача, помогли оформить отгул на следующий день.
Ранним утром, на электричке, я направился в город со старыми церквями и божьими людьми, чтобы излить душу и попросить совет. Для начала, мне нужно было доехать до райцентра, а затем пересесть в автобус.
И вот, я стою на автовокзале. Серый день, мелкий дождь, и мысли темнее тех тяжёлых туч.
Сквозь люд, толкущийся у входа в автостанцию, с огромным тюком, перекинутым через плечо, протиснулась старушка. Остановившись недалеко от меня, она положила свой груз на асфальт. Я стоял под зонтом и смотрел на неё. Мой взгляд прилип к ней. Она была стара и беззащитна. Имея такую обузу и не находя понимания в лицах людей, она шла своей дорогой, где-то по городу, чтобы прийти сюда, сесть в автобус и дальше продолжать свой путь.
Я прилип к ней взглядом. Меня одолело непонятное чувство. Сначала я подумал, что это жалость.
-Только не подумай, - повернулся Дед к Андрею.
- Жаль, но не как собаку, без одной лапы. Это было светлое чувство. Оно пронизывало меня от пят и поднималось кверху, а после, достигнув макушки, откатывалось теплой волной обратно, и уносило куда-то далеко-далеко все мои мысли.
Когда объявили посадку на мой рейс, старушка заёрзала. У неё никак не получалось перекинуть тюк через плечо, а волочь его до автобуса она не решалась.
Сделав несколько шагов, я приблизился к ней и предложил свою помощь. Приняв предложение, старушка устремилась к автобусу, оставив меня наедине с грузом, который оказался намного легче, чем я представлял себе.
 Двери у автобуса были не так широки, и мне стоило усилий протиснуть его в салон. Он поддался с пятой попытки и разместился на сидении в дальнем углу автобуса, рядом с хозяйкой. Я прошёл ближе к центру и сел возле окна. Волею судьбы, из всех пассажиров в автобусе были только та старушка и я. Не понимая, как это могло получиться, я смотрел на пробегающие в обратную сторону деревья, обочину, на всё, куда падал мой взгляд.
Примерно через час, старушка прошла мимо и, подойдя к водителю, достала из кошелёчка несколько монет. После вернулась и начала собираться, подтягивая тюк к двери.
Водитель, проехав ещё минут 10-ть, нажал на тормоз. Это была обыкновенная обочина на трассе. Место без опознавательных знаков, остановки или своротки. Старушка вылезла из автобуса и начала тянуть за собой тюк. Он снова упёрся в узкую дверь и изо всех сил старался остаться в салоне.
- Кто кроме меня мог ей помочь? – пожал Дед плечами.
- Я подошёл и наклонившись, упёрся руками в это мешок. Он сразу поддался, выскочив из двери. Следом за ним, чудом не упав плашмя, вывалился я. Водитель автобуса благополучно закрыл дверь и, невзирая на все жесты и крики, включил поворотник и поехал дальше.
Старушка посмотрела на меня, на мешок и поковыляла через дорогу.
Я поднял её вещи и поспешил следом. Выбора у меня не было, да и на душе было гораздо лучше, чище и спокойнее, чем до этого.
Мы шли лесной тропинкой.  Старушка ступала небольшими шажками, но делала это бойко и уверенно, да так, что пару раз мне пришлось её  догонять. Всю дорогу она бормотала свою историю. Не было понятно, толи она рассказывает её мне, толи сама себе. Может, думала вслух, но я понимал, про что она говорит. Шёл рядом и старался внимательно слушать.
Она рассказывала про своих детей. Говорила это так, словно у неё их много. Очень много. Не называя их имен, бормотала о том, что, не смотря ни на что, любит их всех одинаково. Поймёт, примет и поможет, если потребуется. А им всё некогда. У каждого своя гонка. Каждый за своим богатством бежит и по-своему его добывает. И в этой гонке они сгорают на глазах, как падающие звёзды в морозную, зимнюю ночь. В них нет тепла. Они не греют. Они забыли, как дарить тепло. Многие забыли. Но не все. Были те, кто её навещал и помогал. Не словом, делом помогал. Другие её дети. Те, которые помнили и знали про тепло, потому что оно было у них или в них. А у других же его не было.
-А что мне остаётся? Я по-прежнему их люблю. И буду любить, - утверждала старушка.
Её голос был мягким и приятным на слух. Казалось, что без него, в тишине леса, наша дорога заняла бы бесконечность.
Я не знаю, сколько времени мы шли. Начал моросить дождь. Я открыл зонт и предложил его старушке. Она отказалась, сославшись на то, что мы почти добрались, и уже не успеем сильно вымокнуть.
Действительно, пройдя немного по тропинке, мы свернули с неё, миновали овраг и вышли к забору. Старушка подошла к нему и потянула за верёвочку, хитро спрятанную между деревяшек. Как по волшебству отворилась сделанная в заборе калитка, которую до этого момента совершенно не было видно. Зайдя в нее, я оказался  на одном из участков коллективного сада.
Обыкновенный ухоженный участок. По периметру росли кусты смородины и вишни. В центре, на большой грядке, собрана в кучу картофельная ботва. Кривая банька и маленький бревенчатый домик с пестрящей возле входа калиной.
- Вот спасибо. Помог старушке добраться, - бормотала она, развязывая маленький узелок, который достала из кармана. Это был платочек и в нём хранился ключ от навесного замка.
Она пригласила меня пройти в дом, чтобы обсохнуть и  выпить чашку чая. Сама же стянула с моего плеча тюк и тут же принялась его разбирать.
Из открытой двери вырвалось тепло и запах пряных трав.
Согласился.
Пройдя в домик, я снял с себя намокшую куртку. Повесив её на гвоздь, уселся на стул, в углу крохотной кухоньки. Я обмяк, завис, прикрыл глаза и задремал.
Когда очнулся, напротив меня стояла большая чашка, наполненная ароматным отваром. От неё шёл пар и казалось, что старушка  поставила её здесь совсем недавно, хотя вид за маленьким окошком кухоньки потемнел и стал явно вечерний.
- Утомился с дороги, вот и разморило, - сказала старушка, войдя на кухню.
- Темнеть начинает. Собираться тебе пора. Куртка высохла. Дорогу ты помнишь, не заблудишься. Спасибо тебе ещё раз от старухи.
Бабулька подняла со стола маленькое полотенце и начала его складывать пополам и ещё раз пополам.
- Только молчаливый ты какой-то. Видимо, камень на душе слишком тяжёлый. Даже рассказать об этом не можешь. М-да.. У каждого - свой камень, даже у меня, у старой. Слушай, ты только не сломайся. Время тебя на прочность проверяет. Понимаю. Ой, сложно тебе.
Торопливо выпив напиток, я надел куртку, вышел на улицу и открыл зонт. Там по-прежнему моросил дождь. Бабулька вышла следом и поплелась позади меня, между грядок, к калитке.
Остановившись возле ограды, я протянул старушке руку и спросил её имя. Ответив взаимностью, она сказала, что зовут её  Вера, после чего, замешкавшись, зашептала:
 - Как по тропинке пойдёшь, встретится тебе камень. Большой. Серый. По праву сторону. Так ты сверни и иди прямо. Увидишь деревья. Не ошибёшься. Только в их круг не вступай. Ищи на земле цельную пару иголок. Как найдешь, бери и уходи.
- Сбе-ре-ги, - выделила интонацией.
- Совсем худо будет, загадай желание и разъедини их. В такой момент, точно знаешь, чего хочешь. Чистым на душу окажешься, сбудется, - прошептала старушка.
- Вот те крест, - добавила она и перекрестилась.
Благодарно распрощавшись, я вышел на тропинку и поковылял по ней к дороге.
Как заколдованный мальчишкав поисках тайны, я шёл по лесной тропинке и глядел вправо. Но кроме тёмного, немого леса там ничего не было. Так, забыв главное правило «смотри под ноги», я споткнулся о торчащий корень и лихо приземлился в лужу. Окунулся с головой. Находясь непонятно где, прочувствовал всю прелесть осенней прогулки. Ещё и зонт разломал.
 Досада взяла верх. Не сдержав душевный порыв, я закричал. Как раненый зверь, лежал и кричал, ударяя руками о грязь. А после устал и замолчал. Осознал, что путь только мой, и он однозначно неизбежен.
Минут пять старался взять себя в руки, после чего поднялся и попытался отряхнуться. Под мокрыми руками грязь превращалась в жижу и размазывалась почти ровным слоем по одежде. 
Тогда-то я и увидел тот серый камень, о котором говорила мне старушка. За камнем стоял березняк, и мой путь лег через него, прямо и прямо, невзирая ни на что. Слова обретали смысл. Когда вышел на то место, сразу понял, что это оно. Всё было так, как шептала мне Вера.
Посередине маленькой поляны стояло могучее дерево. Сосна. Высокая, прямая, корабельная. И была она в плену у двух красавиц берёз. Те, как застывшие девки в кружении хоровода, «взявшись за руки», не выпускали её из своего круга, так и росли, касаясь друг друга длинными ветвями.
Я начал вглядываться в пожелтевшую траву, но было слишком темно. Едва различая листья, лежащие под ногами, я ходил вокруг тех деревьев безрезультатно.
Земля была прохладной. От сырой травы и мокрых листьев грязь на руках опять размокла и стала оставлять на них следы моих стараний. Аккуратно, раздвинув пальцы, я шарил по траве в ожидании чуда, сантиметр за сантиметром, подбираясь к нему всё ближе, пока не почувствовал резкую боль. Иголка угодила мне аккурат под ноготь.
Страх потери позволил  стерпеть и не дёрнуть рукой. После чего я медленно приблизил её к лицу, чтобы рассмотреть. Вторая, напарница той, что забралась под ноготь, непричастно находилась рядом, и к моей боли не имела никакого отношения. Да и боли в тот момент уже не было. Меня насытило что-то яркое, неземное, сильное. Не исчезая ни на секунду, оно управляло мной, моими мыслями, полностью подчинив себе.
Вернувшись на тропинку, отыскал поврежденный зонт и, обломив телескопический шток, сделал пенал, в который аккуратно поместил иголки. 
Ноги несли меня. Я стремился успеть. Мне хватало желания, сил и воздуха, без избытка и недостатка. Ровно столько, сколько было нужно.
Единственное, чего я не могу вспомнить до сих пор - это дорога домой. Но, полвосьмого утра я выпрыгнул из кузова ЗиЛа. Не знаю, по какой причине водитель вошёл в моё положение и сделал совершенно ненужную петлю в 20-ть км, но он доставил меня прямо к подъезду, за что я был ему безмерно благодарен.
- Господи, Господи, - жена кружила вокруг меня и не могла поверить своим глазам. Я понимал её негодование и, внушив ей, что всё в порядке, прямо в одежде залез в ванну, оставив пенал с иголками на стеклянной полочке. Полчаса я приводил себя в порядок. Мне не хватило времени поесть и вовремя добраться до больницы. В то утро я первый раз опоздал на работу, даже пробегая мимо дежурившей сестры, не справился о состоянии мальчика, сразу же направившись к кабинету. В коридоре было людно. Большая ватага пациентов ожидала меня, так как вчера приёма не было. Каждые десять минут рука тянулась к нагрудному карману, чтобы убедиться в наличии цилиндра и, обнаружив искомое, успокаивала меня на несколько минут.
Время тянулось ожиданием перерыва и летело в работе с пациентами.
Пожертвовав двадцатью минутами обеда, мне удалось выровнять ритм приёма и благодаря отсутствию пауз на чай, очередь за дверью существенно уменьшилась.
Вот и пришло время для моего единственного желания, которое обязательно должно было исполниться. Я открыл дверь кабинета, чтобы выйти, но увидев оставленный на столе ключ с биркой, вынужден был вернуться.
В открытую дверь ввалился Вадим. Он как рыба пытался набрать воздуха, чтобы отдышаться или произнести фразу, но у него не получалось ни то, ни другое. Я усадил его на кушетку, налил полный стакан воды, приказал выпить и успокоиться.
Вадик жил в нашем подъезде выше этажом. Когда у него умерла бабушка, он остался совершенно один, и все соседи ему помогали. Положительный парень со всех сторон, немного молчаливый, но всегда здоровавшийся и отвечающий взаимностью. Но до этого момента я никогда не общался с ним по душам.
- Пётр Алексеевич, - смог выронить Вадик и зарыдал.
В его руках были бумаги, которые пару дней назад бросил на стол мой коллега. Я запомнил замятый уголок на карточке и белую, плотную бумагу, втиснутую между страниц.
То светлое и лёгкое чувство, что вело меня всю ночь, вмиг разрушилось. Его не стало, оно исчезло, размозжив меня о гранит жизни.
Я сел рядом с ним и обнял его с силой, по-мужски, словно сына. Пытаясь подобрать нужные слова, чувствовал, как он успокаивается. Его дыхание выравнивалось, и он уже мог глотать воздух без большого усилия.
И вдруг я вспомнил слова старушки о детях. По моему телу побежали мурашки. Сущность её  рассказа стала истиной того момента.
Я разжал руки, поднялся с кушетки и подошёл к окну, напротив которого стояла автобусная остановка с толпящимися вокруг неё людьми.
 - Ты только на жизнь не озлобься, - так начал я свой монолог.
И стал рассказывать ту историю, которую слышал вчера на лесной тропинке, а вместо слов о старушке, говорил Вера. Все мы её дети и каждый бежит за своим счастьем и добывает его по-своему.  Рассказал про то, как сгорают люди, не даря тепло. Про тех, кто помнит её и навещает. Рассказал, что она не смотря ни на что, всех любит. Весь разговор передал, потому что осознал, кому он предназначался.
Вадик заметно успокоился и слушал меня с особым вниманием.
- Тебе время дано, для выбора. Тлеть или гореть - решать только тебе. И никто не вправе судить тебя, они не были там, где ты сейчас. Всё только в твоих руках, в твоих желаниях. Твой выбор.
Я подошёл к шкафу, достал из него халат и передал Вадиму.
- Идём со мной.
Не смея противиться, он накинул халат и побрёл за мной. Мы остановились возле палаты Максима. Я поднёс указательный палец к губам и открыл дверь.
Войдя в палату, мы подошли к койке и остановились. Через пять минут я одёрнул за рукав застывшего Вадима и кивнул головой в сторону выхода.
- Что с ним? - спросил он в коридоре.
- После аварии. Понимаешь, он ещё не успел ничего. И выбор ему никто не предоставил! Завтра отключат приборы и он… - я не смог закончить предложение. К горлу подкатил огромный комок, который я не мог проглотить минуту.
Вадим тяжело задышал и, облокотившись о подоконник, уставился куда-то вдаль.
- Неужели и иголки предназначаются Вадиму? - вдруг пришла мне мысль.
Она опиралась на рассказ старушки, который был явно посвящён именно ему. 
Рука сама потянулась в карман. Я достал пенал, отогнул один край и выложил на подоконник заветную пару.
- Только не смейся, - обратился я к парню.
- Они волшебные. Долго рассказывать, как они оказались у меня, но ты поверь. Это панацея. И если совсем худо станет, загадай желание и разъедини их. В тот момент точно знаешь, чего хочешь. Чистым на душу окажешься, сбудется.
Я слово в слово предал слова Веры и, вспомнив о времени, взглянул на часы. Мой приём уже 5-ть минут проходил без меня.
- Мне пора идти, - произнёс я и потрепал Вадима за плечо.
- Пётр Алексеевич, позвольте мне ещё немного постоять в палате? - спросил у меня он.
- Конечно, - ответил я и попросил оставить халат на крючке возле двери.
Время протянулось до вечера. Приняв всех пациентов, я стал заполнять бумаги, пытаясь спрятаться от всех и от себя тоже, но не сожалел о своём выборе. И мне не приходила мысль, что нужно было поступить по-другому.
Тёмный, осенний вечер. Я неспешно ковылял из больницы. Мне хотелось молчать, и я шёл по тёмной, безлюдной улочке, которую обычно обходят стороной. Я же  шёл по ней, чтобы никого не встретить.
- Пётр! Пётр! Петя! - донеслись до меня крики в спину.
Я обернулся. За мной бежала одна из сестёр. Она наспех накинула на халат куртку и одной рукой придерживала белый колпак.
- Что случилось?
Быстрыми шагами я пошёл ей на встречу.
Она бежала за мной несколько сот метров, от чего успела сильно запыхаться.
- Маль…чик! Маль…чик! Он… пришёл в сознание, - выпалила она.
- Максим? Максим пришёл в сознание? - переспросил я, заметно ускорив шаг.
Моё сердце колотилось как никогда, и мы устремились обратно в больницу.
В палате стояли врачи, от счастья плакала мама. Мальчик был слишком слаб, но он был в сознании. И никто из тех, кто находился в палате, не обращал внимания на две разорванные иголки, лежащие на подоконнике возле его кровати.
- А что было дальше? – спросил Андрей после минуты ожидания.
- А дальше была жизнь, семья, академия и тысячи операций.
- Что стало с тем парнем, с Вадимом?
- Больше я его не видел. Он уехал, на следующий день после нашего разговора. Передал записку для меня и уехал. Как сказала жена, - Умчался по лестнице с небольшим рюкзаком на плече.
Написал, что давно собирался съездить на море. Всю жизнь хотел, только некогда ему было. А тут время появилось, и желание осталось. Про разговор писал. Благодарил.
Максим поправился.
И то, яркое, сильное, неземное чувство вернулось ко мне в тот вечер и больше не покидало меня никогда.
Деду стало тепло от чудесной компании, которую составил ему Андрей.
- Вот взгляни.
Пётр Алексеевич достал кошелёк и гордо показал фотографию. На одном снимке были все его дети, внуки, близкие.
- Где-то там, в облаках, навстречу летят, мои любимые внучки, - показывает на фото.
- Я должен встретить их с рейса из Италии. Мы будем гостить неделю в столице, а после полетим к себе, в небольшой домик, в маленьком городке и будем кататься с горки, играть в снежки, читать книжки, есть блины с вареньем. Мы будем жить, ведь ничего другого нам не дано.
- Как же запросто, можно познакомиться с таким Человеком, из которого энергия жизни, бьёт без разбора, попадая прямо в цель?! И в нём этой энергии столько, что нет силы, способной её сдержать, - думал Андрей.
- Да… Настоящая, реальная сказка. Сколько раз, вы задавали себе вопрос, об очевидности произошедшего? Как это вообще может быть?! - пытался разобраться Андрей.
Пётр Алексеевич заправил фотокарточку в отделение кошелька и на выдохе произнёс:
- Да….
Однажды я рассказал историю моему другу, заядлому математику. И, по его мнению, случившееся является неким математическим исключением. Как в том фильме с пилюлями, про который ты упоминал ранее, было появление чёрной кошки. В одном месте сошлось несколько обстоятельств, что и привело к исключению из правил. Так происходит поддержка баланса в системе. Для наглядности, он привёл в пример снежинку. Если после снегопада, увидеть последнюю снежинку, а она непременно существует фактически, когда-то он начинается и заканчивается, поймать её и загадать желание, то оно обязательно сбудется.
Какова вероятность того, что это будет последняя снежинка, и ты её поймаешь, да и вообще додумаешься до этого и не замрёшь, покорившись феномену? – ухмыльнулся Дед.
- Так вот, чем невероятнее произойдёт событие, тем необъятнее может быть желание. Александр считает, исключительным везением выявление этой вероятности. Так как  для её поиска отсутствуют исходные данные, мы даже не знаем что или кто, не говоря уже про то, где и когда это произойдёт. Такая вот математическая воронка.
Шасси задели полосу.

Столица.
 
Она ежедневно встречает тысячи людей на дорогах, перронах, остановках и в залах, поровну разделяя своё гостеприимство. После делёжки на всех, оно настолько мало, что его сложно различить в кипении меняющейся на глазах жизни. Эту кроху можно усилить табличкой с фамилией или именем в руках ожидающего. Или пронзительным взглядом, шарящим по толпе в поисках отзыва. Но Андрея это обошло стороной. Его никто не ждал и не встречал. Поэтому он не смог полностью прочувствовать её радушие.
Он звонил по номеру, оставленному для связи, но тот был постоянно занят. Только короткие гудки вызова, на который никто не отвечал и не перезванивал.
Парень сидел в зале ожидания, больше часа, а может быть и двух, когда по нему прокатилась волна гула, после которой стали появляться полицейские, даже с собаками. Вторая волна принесла грустную и тревожную новость о том, что в здании аэропорта произошёл взрыв. Есть пострадавшие и ещё печальнее - погибшие. Народ гудел. Многие покидали здание. Возможно, они боялись и думали, что произойдёт ещё один взрыв, и Андрей решил последовать за ними.
На улице он закурил и не торопясь пошёл по дороге.
Сквозь огни маяков спецавтомобилей, в красных и синих крутящихся цветах падал снег. Он вылетал из темноты на тревожный импульс и завершал свой путь на земле, укутывая её ровным, белым слоем.
Андрей высунул язык, чтобы поймать одну из снежинок, но все пролетали мимо.
И вдруг, как по взмаху волшебной палочки, он исчез. Закончился. Выпал весь.
От удивления парень задрал голову и уставился вверх.
Там жёлтые фонари разгоняли темноту и ближе к земле к ним прибавлялись маяки спецсигналов.
Неожиданно, в темноте что-то блеснуло.
- Может быть это оно? - встревожено застучало сердце.
- Да не может того быть! - подключился разум.
- Может, может. Я бы так не билось, - возражало сердце.
- Видим! Видим! - повторив волнение, заявили глаза.
 Предчувствуя чудо, Андрей торопился за единственным, кристальным объектом, подающим с неба.
- Вот оно. Если не потеряю и успею, - стучало сердце.
- Обязательно всё исправлю, - добавил разум.
Андрей терял её,  изыскивал и терял её вновь. Пока не упустил из вида окончательно. Он шёл, уверивши себя в том, что снежинка должна лететь именно по этой, измеряемой его шагами траектории. Но её нигде не было.
Засомневавшись, он остановился, уставился вверх и, оглядев тьму, принял своё поражение. Андрей опустил взгляд и осмотрелся по сторонам.
В центре волнений и огней, на заборчике в полном безразличии сидел незнакомец с крутящейся над ладонью снежинкой, выдающей себя пульсирующим блеском. Как маяк в ночи, но не предупреждающий, а манящий.
Андрей неуверенно приближался к нему. На вид незнакомцу было лет 25 - богато одетый брюнет в туфлях из «обезьяньих жопок». Он был похож на человека, который без лишних слов, может достать из кармана десять тысяч долларов и в другом кармане иметь ещё двадцать. Его взгляд, рождённый карими глазами, сомкнулся на снежинке так, словно она была единственным предметом во всей Вселенной, и он ни на секунду от неё не отрывался.
- Привет. Как это у тебя получается? - с ходу спросил Андрей.
Незнакомец, сидящий на заборчике, абсолютно не реагируя на появление человека, ни на секунду не отвлекался от вожделенного объекта. 
Снежинка крутилась вокруг своей оси.
- Отдай её мне, - попросил Андрей, убирая болтающиеся наушники в карман сумки.
- Как я понимаю, ты не можешь воспользоваться этим шансом, - не держал бы ты её так усердно уже столько времени.
Незнакомец молчал, полностью игнорируя Андрея. 
Проезжающий мимо патрульный автомобиль остановился. Из машины вышли двое. У высокого на плече висел “Коротыш”  (АКСУ 74). Второй, ниже и очень круглее, вылез из-за руля и чуть не упал, поскользнувшись при первом же шаге.
Андрей наблюдал за магической снежинкой и совершенно не слышал, что происходило за его спиной. Как сказал Пётр Алексеевич «покорился феномену».
Полицейские держали безопасное расстояние и молча ожидали какой-нибудь реакции на их служебное присутствие.
- Эй, мужчина, - окликнул Толстый застывшего человека.
- Сань, уже полминуты прошло. Окликни его ещё раз, - попросил Длинный, после затянувшейся паузы и аккуратно стал тянуть за ремень оружие, медленно стягивая его с плеча.
Владелец снежинки посмотрел в сторону погон.
Андрей развернулся, чтобы уловить то, на что наконец-то смог отвлечься незнакомец.
 Штамповка лязгнула затвором, и в плечо с силой уткнулся быстро раскрытый приклад.
- Замер! Я сказал ЗАМЕР! - крикнул Длинный.
Он сделал два шага назад и грамотно занял позицию за передним крылом машины.
- Саня, смотри, у него из сумки провода торчат!
Толстый растерялся от такой неожиданной новости и засуетился. Пытаясь открыть кобуру, он начал её небрежно и безрезультатно «мацать», неуклюже поскальзываясь на укатанном снеге.
- Оу, мужики! Тише.
Андрей потянул руки вверх, и Длинный вновь заорал:
- Замри!
- Саня, мать твою! Ты где?
Пытаясь овладеть равновесием, Толстый вошкался возле машины.
Длинный из-за своей позиции не мог наблюдать за скользящим эквилибристом, зато Андрей стоял в первом ряду ледового представления, и в унисон зрелищу, неудержимо смеялся.
Понимая, что с напарником, кроме его «корок» всё в порядке, Длинный стал медленно выходить из укрытия, прицельно направив автомат на парня.
- А теперь, медленно и аккуратно, ставь сумку.
- Да это провода от наушников, - пряча смех, пытался оправдаться Андрей, Но это не помогало. Ситуация накалилась плюс глупые оправдания.
Понимая необратимость силовой развязки, он последовал указанию.
 - А теперь, руки за голову,  шаг ко мне. Встал на колени и скрестил сзади ноги.
- Ну, живее!
- Снег чистый, - чуть тише добавила человечность Длинного.
- Вы бы для начала представились и удостоверения показали, - предложил парень.
- Ага. Бежим и кланяемся. Антитеррор включили. Не видишь, что происходит? На колени встал! 
- Беспредел, - подчинившись, заявил Андрей, глядя на приближение скользящего толстяка.
- Руки за спину делай. Поедем в отделение, - защёлкнул наручники.
Не выпуская кандалы из рук, Круглый потянул их вверх, чтобы поднять парня на ноги, но в ответ услышал:
- Сам  справлюсь.
Андрей отдёрнул руки.
- Ты не так давно к тройному тулупу почти был готов. Сам видел.  И уверен в том, что за такое  исполнение, светит тебе один открытый, а другой со смещением. Так что лучше сам себя поддержи. Меня ещё следом утащишь.… Давай, я как-нибудь сам.
Толстый убрал руку с наручников и, рассмотрев сумку Андрея, констатировал:
- Точно, наушники торчат. Ну, ничего. Зато посмеялся вдоволь. Теперь моё время смеяться.
Андрей напряг колено и, выставив согнутую ногу, опёрся  на неё и встал.
Повернувшись назад, он глянул на невозмутимого ко всему происходящему парня, крутящего над рукой снежинку.
- Идём, - толкнул его Толстый в сторону автомобиля и заскользил за Андреем, держа в руке сумку.
 Длинный, сложив приклад, перекинул автомат через плечо и открыл заднюю дверь. Подцепив парня за рукав, он с силой запихнул его в салон и, усевшись рядом, смотрел на неуклюжего толстяка с трудом забравшегося на место водителя.
- А тот, чё, особенный? Почему только меня? Чем он лучше? - непонимающе высказал Андрей.
Наручники врезались в руки.
-Кто?  - уточнил Длинный.
- Парень. Который на заборчике сидит, - кивнул Андрей.
Напарники посмотрели в сторону пустующей ограды.
- Так ты ещё и наркоман. Наркоман-террорист. Нормальная картина вырисовывается. А может ты ещё и фальшивомонетчик?  Фальшивомонетчиков у нас много. Ну, ничего. Сейчас приедем, разберемся, - заявил Круглый, ощущая полное превосходство и, возбудив двигатель, плавно нажал на газ.
В отделении стоял терпкий запах грязных носков.
Несмотря на все матерные слова, адресованные дежурному, по поводу этого зловония, тот не воспринимал их всерьез, и каждый раз поступал так, как было ему удобно. После чего мог получить свежую кучу мата в свой адрес или смачный подзатыльник. На мат он реагировал вяло, поэтому подзатыльник был лучшим средством.
- Диман, опять ты ноги остужаешь? Прекращай!
Длинный подошёл к окну и приоткрыл форточку.
Толстый шёл за Андреем. Он захлопнул металлическую дверь и отвесил увесистого «Леща» дежурному.
- Достал уже.
Дежурный засунул ноги в боты.
- Теперь ты, подошёл к столу и давай, выворачивай карманы. Выкладывай всё.
 - Флешка, телефон, 3-и пятитысячных купюры, сигареты, зажигалка, паспорт, билет, - раскладывал «улики» Толстый.
- О, а что это у тебя там выпало?
Он поднял с пола купюру в пять тысяч и начал крутить её в руке. Ещё что-то высматривал на просвет, затмевая ею лампу, висящую на потолке.
- С явными признаками подделки, - ожидаемо заявил он.
-Деньги пока у меня полежат. Вдруг ты скажешь, что купюры не твои, а на нет и суда нет.
После чего достал из нагрудного кармана небольшую пачку согнутых пополам банкнот и сверху доложил дополнительную сумму, а поднятую с пола купюру, отдельно спрятал в стол на 53 страницу записной книжки в мягкой, синей обложке.
- Сумка, компьютер. Документы на аппарат есть? Нет. Тоже на проверку, - продолжал монолог мент.
- Что на флешке?
- Личная информация, - сухо бросил Андрей.
- Хорошо. Флешку глянем позже. Пусть вместе с деньгами полежит, погреется.
Нагрудной карман мента оттопырился ещё сильнее.
На столе загудел телефон.
- Вот ты, маленький мой, а я только о тебе подумал.
- Алёй. А хто это? - ёрничая, ответил на вызов Круглый.
- Ага. Ты в гости заходи. Мы в отделении тебя ждём, - продолжил он свои кривляния.
- Ну, что же ты? - добавлял он издеваясь. 
- Придёшь?
Остро ударив по самолюбию, ему ответили короткие гудки.
- Подельники твои звонили. Спросили где и сбросили. Пусть в гости приходят, мы их красиво встретим. А у тебя, так ты сам понимаешь, яркая картина вырисовывается. Думай, может, все-таки …? М?
- Вот, жадная скотина, - правдиво подметил Андрей.
- Дим, ты его пока в Книгу не фиксируй. Может быть одумается?
- Ок, - одобрил дежурный, наблюдая за движением курсора на мониторе. Змейка росла, как на дрожжах.
- Давай-ка в клетку. Посиди, подумай. Подозреваю, что ты тугодум. А тугодумов я не люблю.
Толстый подошёл к решётке.
Шлёпнула входная дверь и в коридоре, напротив окна дежурного, появилось двое в костюмах. Чёткие. С армейской выправкой.
Один из них подошёл к окну и открыл его вытянутой рукой, держащей удостоверение.
- Отворяй засовы, - скомандовал человек.
 Дежурный, уткнувшись в “ксиву”, нервно сглотнул и, немедля надавил на кнопку.  Гул электричества. Железный щелчок.
Оба вошли в помещение.
Второй, предъявив удостоверение, забрал у дежурного Книгу учёта задержанных и принялся её изучать.
- Ну и вонь тут у вас, - высказал Первый, осматривая «Дежурку». Его внимание притянули разложенные на столе  вещи, среди которых находился телефон. Он достал свой аппарат и нажал вызов.
Лежащая на столе трубка зажгла дисплей и загудела.
- Кто сейчас разговаривал со мной по этому телефону? - грозно спросил Первый и сбросил вызов.
- Яяя, - напряжённо проблеял Толстый, наблюдая за взглядами коллег, дружно смотрящих в его сторону.
- Ты владелец телефона? - вызывающе интересовался Первый.
- Нет, - загнусавил Толстый.
- Так по какому праву ты нагло разговариваешь с чужого аппарата? - злился Первый.
- Кто владелец? Ты? - ткнул подбородком в сторону Андрея.
Он поднял со стола паспорт и сличил фото с физиономией Андрея.
- Я, - чистосердечно признался парень.
- Вещи ему отдайте. 
- Зафиксировать не успели. В Книге чисто, - включился в разговор Второй.
- Да мы его недавно доставили. Не успели ещё зарегистрировать, - стал оправдываться Толстый, выманивая из кармана флешку.
- Почему его вещи у тебя в кармане? - заинтересовался Первый.
- Чтобы не потерять…
Первого ответ нисколько не удовлетворил, но он решил промолчать, не усиливая и так напряжённую ситуацию.
Андрей рассовал по карманам все свои вещи, проверил компьютер и вспомнил про деньги.
- Деньги ещё верни, - попросил он.
- Деньги?! Ещё и деньги?! - нервно переспросил Первый.
Печень резко приблизилась к лёгкому. От принятого удара, Круглый, как по ходу заклиненный шлагбаум, наклонился на 30-ть градусов и замер. По его обвисшему телу пробежала волна боли. Пройдя весь путь, она уткнулась в один из позвонков и следом за ним отключила спину.
- Деньги где? - успокаивался Первый.
- Теперь я понимаю, почему его в Книгу не записали. Развели и за борт? Моя бы воля, прямо сейчас погоны с тебя сорвать. А ты, - он ткнул пальцем в Длинного, - либо в деле, либо дурак. Третьего не дано.
Дежурный напряжённо выдохнул.
- В нагрудном кармане, - прохрипел толстяк, испугавшись злобы и боли, которые могли обрушиться в любое мгновенье. Сейчас бы он сам, с особой радостью, достал деньги и с лёгкой душой раздал все, лишь бы всё это быстрее закончилось, но руки ему не подчинялись.
Кисть, породившая боль, немедленно изъяла купюры из кармана и выложила их на стол.
- Забирай, - скомандовал Первый.
Андрей забрал свои лежащие сверху свеженькие банкноты. Остальные же, положил обратно на стол.
Первый подхватил остаток. Покрутив в руке, он засунул их в задний карман брюк и, убедившись, что Андрей собран и готов уходить, продолжил:
- Значит так, чилентаны. Парня мы забираем. Это наш клиент. Наш клиент - ваш косяк. Справедливо? - уткнувшись в глаза согнутого мента, декларировал Первый.
- Больше такого любезного разговора не будет. Будет по-взрослому. Я надеюсь на то, что ты, шельма, всосал материал основательно.
Он сурово смотрел на пытающегося выправиться мента.
- Дверь открой, - одёрнул Второй залипшего на мониторе дежурного.
Раздался звук электричества и следующий за ним характерный щелчок.
Трое вышли из дверей и направились к выходу.
- Сейчас что-то непременно должно произойти, - размышлял Андрей.
- Эти идут молча ничего не объясняя.
- И вот самое поразительное то, что этот электрический звук я услышал нечётное кол-во раз, а по логике должно быть чётное. В нечётную калитку, блин, попал. Да ещё этот, Первый, жёсткий какой-то. При силе и возможности ментов бить, - мда…
После того, как троица вышла на улицу, Второй ускорился и, взяв курс в сторону нескольких машин, подошёл к центральной из них и открыл дверь.
-  Присаживайтесь. Вас ожидает Николай Викторович.
- Здравствуйте, Андрей. Простите меня за опоздание. В силу сложившихся обстоятельств, прошу у вас понимания.
 - Всё в порядке. И вы простите меня за внешний вид. Непредвиденные обстоятельства, - ответил Андрей.
Парень определённо знал, как общаться с заказчиком и этим качеством заслуживал понимание и уважение.
Он достал компьютер, включил его и, подключив флешку, открыл документ.
- Пожалуйста.
Парень передал ноутбук Николаю Викторовичу и начал ждать.
Зрачки человека вцепились в текст и бежали по нему, изредка притормаживая и ускоряясь. Андрей нисколько не сомневался в том, что он написал письмо именно так, как было необходимо.
Каменное лицо холодного человека повело, и с ресницы упала капля.
Последнее предложение тот прочитал вслух, резким движением руки скинул скользящую по щеке частицу воды и смолк. Зачарованный прочитанным он сидел неподвижно, глубоко задумавшись и не моргая.
Понимая силу  момента, Андрей покинул авто, закурил сигарету и начал ждать, когда заказчик оклемается.
 Окурок зашипел на снегу.
Николай Викторович приоткрыл дверь, приглашая Андрея.
- Вы меня поразили!
- Как это вообще возможно? Как вы это прочувствовали? Вас там не было! Да и быть не могло, - вопрошая, размышлял заказчик.
- Однажды, мне сказали, что это мой дар. И я искренне в это поверил, - честно ответил Андрей.
- Вашей искренности можно только позавидовать. Понимаете, я серьёзный человек. Мне государственной службой чувства противопоказаны, и я уже давно накинул на них узду.  Сегодня первый раз за много лет она ослабла. Или я позволил себе её ослабить, - замолчал на несколько секунд.
-То, что делаете Вы, не поддаётся трезвому объяснению. Не теряйте свой дар.
Николай Викторович опустил окно со своей стороны и позвал Первого.
- Николай, сегодня с Андреем. Завтра его в аэропорт доставишь и на выходной. Побеспокойся обо всём. Видишь, из-за ожидания у него одежда потрепалась, туфли промокли, голодный, трезвый, уставший. Исправь всё. И… он с почином у нас, пожалуйста, покажи ему город. Я в тебе не сомневаюсь.
Андрей, дождавшись, когда Николай Викторович повернётся к нему и будет готов продолжить диалог, произнёс:
- Скажите жене, что любовь живёт на кончиках пальцев. Душа порой живёт в пятках, а любовь убегает на кончики пальцев. Не сомневаюсь в том, что она постигла смысл того рассказа и обязательно поймёт, про что вы говорите. Потанцуйте с ней, под вашу мелодию. Она растает.
- Вы определённо меня удивляете!
- Может быть, вы и название мелодии знаете? - вопросил он на полном серьёзе.
- К счастью, не знаю. Не в моих правилах держать свечу, - каялся Андрей.
- Благодарю.
Николай Викторович оценил ход оппонента и на прощание крепко пожал ему руку.
Андрей, заправив ноутбук в сумку, подхватил её за ручку и покинул авто, которое просигналив, оставило его наедине с человеком, имеющим явно армейскую выправку. 
- Андрей, - сделав несколько шагов навстречу, он протянул руку Первому.
- Николай, - ответил тот.
Андрей решил не мешкать и с ходу начал диалог с просьбы.
- Николай, мне нужна ваша помощь. Необходимо вернуться на то место, где они меня повязали. Но я не знаю, где оно.
- Мммм… - догнал мысль Николай и, нахмурив брови, пошёл в отделение.
Через пару минут он вернулся с невозмутимым лицом и, поманив Андрея головой в сторону чёрного внедорожника, скинул:
- Едем. Здесь недалеко.
Андрей залез на переднее сидение и стал пристально наблюдать за меняющимися видами улицы.
- Приехали, - объявил Николай.
Андрей покинул остановившееся авто. В воздухе висел шлейф сладкого аромата. От этого парень сделал глубокий вдох и произнёс, - Дежавю. Он обогнул автомобиль и вышел к заборчику с сидевшим на нём незнакомцем.
Снежинки у него не было. Вместо неё рука держала записную книжку в кожаном переплёте и листами, обрамлёнными золотой каймой.
Учитывая картинку перед глазами и усиливающий её сладкий шлейф, витающий в воздухе, сердце Андрея колотилось.  От волнения оно стучало на максимальных оборотах.
- Откуда у тебя блокнот? Отдай! Он не твой!- вскрикнул Андрей и подбежал к парню. Он хотел вцепиться руками в кожаный переплёт и, что есть силы дёрнуть его на себя, чтобы отобрать, но его пальцы прошли сквозь блокнот и, не встретив даже малейшего сопротивления, сомкнулись.
 Обративший внимание на крик, Николай повернул голову в сторону сражающегося с пустотой парня.
Водя руками, как шаман, вызывающий духов, Андрей искал преграду, о которую можно будет зацепиться и расшатать странного незнакомца.
Все его попытки терпели поражения, вынудив зачерпнуть снег горячими руками и нещадно тереть им лицо.
- Бррр.
Растирая покрасневшие щёки, Андрей надеялся, что когда откроет глаза, незнакомец рассосётся.
- Да в чём я провинился? - вскрикнул он, предоставив взору ограду.
Незнакомец так и сидел, отрешенно глядя на блокнот с позолоченными краями листов.
- Андрей, всё в порядке? - тактично поинтересовался Николай из открытого окна автомобиля.
- Не знаю, - ответил парень, повернувшись в сторону машины.
- А ты его тоже не видишь?  Его никто не видит?
Парень ткнул пальцем в воздух на полметра выше оградки.
- Нет, - замотал головой Николай.
- Не вижу. Тебе отдохнуть нужно, поесть. День нагрузил. Присаживайся. Сейчас всё организуем, - убеждал Николай.
Андрей повернулся в сторону парня и столкнулся с его взглядом. Незнакомец внимательно посмотрел на Андрея, встал и направился к чёрному внедорожнику, позже скрывшись за его кузовом.
- Бррр…
Андрей, повторив снежную процедуру, побрёл к авто и когда обогнул его, с облегчением выдохнул. Незнакомец исчез,  и его нигде не было видно.
Он увидел его в машине, когда открыл заднюю дверь, чтобы положить сумку с ноутбуком.
Тот сидел, как ни в чём не бывало на сидении и что-то черкал в блокноте.
- Тьфу ты.
Андрей закрыл дверь и разместился на переднем пассажирском месте.
- Николай, я понимаю, что мой вопрос опять будет звучать глупо, но я всё равно его задам. Ответь, сколько нас в машине?
- Двое, - оглядев салон, уверенно ответил тот.
- Да и Бог с ним, - заявил Андрей.
- Едем.
Мотор ревел. Машина закрутилась в карусели развязок и дорог с тысячами фар и осветительных мачт. Вид переполнился домами, магазинами, людьми на пешеходных переходах. Авто мощно курсировало по улицам и проспектам.
После бутика с отличной мужской одеждой и обувью они заехали в ресторан.
Слегка развалившись, Андрей сидел на стуле. Его разум начал плавить аперитив в количестве ста грамм коньяка. Облачённый в строгий английский костюм и обутый в прекрасные итальянские туфли, он сам наливал себе коньяк под пристальным взором Николая.
- Извини, Николай. Я редко выпиваю, но сейчас мне это необходимо, - оправдывался Андрей перед молчанием Николая.
- У тебя в машине сидит незнакомец, а ты его не видишь. А он там есть, только я доказать это не могу, - разоткровенничался парень.
Его не волновало, как на его слова отреагирует Николай. Он просто хотел выговориться.
Парень не знал ни одного названия блюд, которые принёс официант. Он предоставил выбор Николаю, который легко справился с этим заданием.
Приём пищи прервал беседу. Андрей успевал пить и есть, но старался не торопиться.
- Я одного понять не могу. Имея столько ресурсов- деньги, возможности, качество жизни… Зачем ты забрал у мента эти деньги? - неожиданно спросил он у Николая.
- С какой целью интересуешься? Думаешь, что мне они нужны? Или после коньяка проснулась «жаба»?  Ахахаха..  - засмеялся Николай.
- Завершишь трапезу, съездим в одно место. Прокатимся. Другую столицу увидишь. Посмотри в окно, она уже накалилась огнями и ждёт тебя. Самое время для просмотра.
- Согласен, - опрокинув очередную порцию алкоголя, кивнул парень.
После чего расположил вилку и нож параллельно на блюде.
- Николай, захватим с собой коньяк?! Ещё бы парочку лимонов и вообще “ништяк”, - педантично попросил Андрей.
- Сделаем, - ответил понимающий Николай.
Андрей, кусая лимон, словно яблоко, запивал кислый сок коньяком. Он не выпускал сигарету из руки. Пил, курил и ел лимон в такт движению автомобиля.
- Это мы на вокзал какой-то приехали? - парень пытался понять местонахождение.
- Да. Только с другой стороны.
Николай привстал, достал из заднего кармана деньги и пошёл к человеку в халате и колпаке. Из рук того человека торчал половник, а рядом стояли большие кастрюли. Проезжающая мимо машина осветила обстановку.
В темноте эту очередь нельзя было увидеть, особенно пьяными глазами. К человеку тянулась ленточка из бедолаг. Покорители жизни, не рассчитавшие сил для атаки. Брошенные обстоятельствами или самими собой, они протягивали тарелки человеку в халате. Тот, дозируя пищу поварёшкой, наполнял их горячей кашей, общаясь с подошедшим к нему мужчиной.
Николай, уловив на себе взгляд Андрея, демонстративно разделил деньги пополам и передал одну половину человеку с половником, пожал тому руку и вернулся в автомобиль.
- Понимаешь? - обратился он к Андрею и протянул оставшуюся в его руке часть купюр.
- Понимаю, но не возьму. Отдал бы ему все. Зачем эти уроки?
- Держи. Поступи по совести, - настаивал Николай.
Андрей нехотя забрал деньги из руки Николая и, чтобы не перетасовать со своими, искривившись, засунул в задний карман брюк. После чего наклонил бутылку и жадно глотнул из неё, закусив напиток остатком цитруса вместе с коркой.
- Так-то лучше.
Николай посмотрел на Андрея, который облокотился на подлокотник, вжался в кресло, склонил голову и отключился.
- Ну вот, такая она, столица, - пристёгивая ремнём безопасности, пьяное тело произнёс Николай, выстраивая в мыслях дорогу.
- Пора. Осталось сделать последнее усилие.
Николай подъехал к гостинице и, пытаясь разбудить парня, толкал его, повторяю фразу.
- Пора. Осталось сделать последнее усилие.
- Минутку, - вяло откликнулся Андрей.
Он собрался с силами, открыл глаза и при могучей поддержке Николая, добрался сначала  до стойки, а позже и до номера.
- До завтра.
- Угу.
Николай вышел из номера и подошёл к лифту.
Хмель высосал остатки тех сил, что были отведены для 26 января, отметив завершение своей миссии грубым храпом крепко спящего Андрея.
В гостиничном номере по направлению к кровати валялись наспех сброшенные вещи. Возле окна, открыв записную книжку в кожаном переплёте и листами, обрамлёнными золотой каймой, на полу сидел незнакомец. Он приготовился сделать запись, он зачем-то медлил.
За окном жарились огни, встречая разгар ночи на улицах и дорогах столицы.