Записки гаишника. Часть 8

«Чем дальше от центра — тем глубже ночи.
Милиционер, в темноту окраин глаз вонзай
острей и зорче!".
В.Маяковский
                Глава 8
    Меня перевели снова на дорогу, в смену Сафронова Василия Петровича, потому что я имел офицерское звание: лейтенант милиции, а должность помощника дежурного, по новому штатному расписанию, была определена, как  сержантская. Валерий Григорьевич предложил мне выбрать смену, в какой бы я хотел продолжить службу. Меня позвал Сафронов, и я пошёл к нему. Мог пойти и в смену Серёгина Владимира Николаевича, именно в ней я начинал службу.

    Я стоял на перекрёстке у поста 49 км, и две девушки шли мимо перекрёстка по противоположной обочине, размахивая пустой сумкой. За переездом был продуктовый магазин, и я понял, что они шли туда. Через 10 минут девушки шли обратно, и с пустой сумкой. Я смотрел на них, уперев руки в бока, и черноволосая, стройная девушка, очаровательно улыбнувшись, меня передразнила, положив руки так же на бёдра.
- Что-то вы ничего не купили? - спросил я их.
- А там хлеб кончился, - ответили они в один голос.
- Давайте я вас хлебом обеспечу, - предложил я.
Они подошли ко мне. Я помог им съездить в магазин за хлебом в Ложки, и обратно. Вечером они снова появились, прогуливаясь вдоль «ленинградки»,и  я заговорил  с ними, как со знакомыми. Был конец смены, а мы с ребятами, как раз, наметили посидеть за сельсоветом на полянке. Я девчонок пригласил покушать фруктов, и они
 согласились. Познакомились. Мне понравилась черноволосая Таня, у Ольги были  светлые, золотистые волосы.  Они, конечно, не пили спиртного. В моей смене были молодые ребята, участвовавшие в трапезе, а девчонки, как-то всё держались меня. Потом я их провожал, Оля убежала домой, а Таня осталась. Предполагая, что больше не увидимся, я при  расставании наклонился, чтобы поцеловать её в щёчку, и сказал:
- Ну, прощай.
А она и не думала уклоняться, щекой не повернулась, и подставила губы. Поцелуй оказался далеко не формальный, очень чувственный. Он затянулся, и я его прервал, потому что, обнимая за талию юную девушку в легком летнем платье, и чувствуя ладонями всю прелесть изгиба её спины, я испугался: как это было умопомрачительно. А она весело спросила:
- Зачем так спешить расставаться?
Я   поспешил   удалиться,  не веря в случившееся.  Я был в полном смятении, ведь, я её  на 14 лет старше, и ей всего 18 лет. Красавица, при этом, с тёмными, слегка вьющимися, волосами   с обворожительной улыбкой.
 У меня уже было желание с   кем-нибудь встречаться, нивелируя упрёки жены, и знать, что тебе кто-то рад,но здесь было всё неправдоподобно.
На следующий вечер Таня снова появилась у поста, уже одна, пришла именно ко мне. Оля оказалась её младшей сестрой. То, чего у меня не было в юношестве, я испытал на 33 году жизни: встречи, поцелуи, сумасшествие, но не без благоразумия. Куда же без романтики? Я домой приходил вовремя, - в голове жена сидела, - встречал Таню, или в обеденный перерыв, или после того, как меня на стационарном посту 49 км сменяли. А смена на постах происходила без развода, то есть, раньше, чем заступали в наряд остальные инспектора. Так что дело не в том: поздно ты возвращаешься с работы, или нет.
 - Я никак не думал, что могу тебе понравиться, - признался я Тане.
 - А я про себя так думала, - ответила она, прижимаясь ко мне теснее.
 Даже не верилось.  Произошёл новый поворот в моей жизни. Вождь пролетариата, 25 октября 1917 года, выступил с такой речью: «Товарищи! Революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась». Так и я про себя воскликнул: «Товарищи!  Девочка, о наличии которой у меня всё время подозревала и говорила моя жена, появилась». Тоже революция своего рода.   Как   говорил  Вильям  Шекспир:  «Лучше  грешным быть, чем  грешным слыть».*

   26 августа 1981 года, белым днём, на 74 км Ленинградского шоссе в дорожно-транспортном происшествии погиб Харламов Валерий Борисович, выдающийся спортсмен, звезда советского и мирового хоккея.
Автомашиной «ГАЗ-24», номерной знак, 00-17 ММБ, управляла его жена Ирина, Валерий сидел справа, а на заднем сиденье – двоюродный брат Ирины. Они ехали в Москву из Покровки, со своей дачи. На 74 км был положен новый асфальт, и дорожные машины ещё находились на правой обочине по ходу их движения. Дорога в это время уже имела ширину в 21 метр. Шёл дождь, Харламова потеряла управление машиной, и её вынесло на полосу встречного движения. А навстречу двигалось единственное транспортное средство, новенький самосвал, ММЗ-555, гружёный металлическим литьём, водитель, которого, пытаясь уйти от столкновения, выехал на обочину. Однако, «Волгу» развернуло на 180 градусов, и она задней правой частью врезалась в самосвал. Все трое, находящиеся в "Волге", погибли на месте.

   А за неделю до этой трагедии я работал на посту 65 км в Солнечногорске, и ко мне подъехал на служебных «Жигулях» Николай Никаноров, у него был участок 62-66. На наших глазах в сторону Калинина на красный сигнал светофора проехала «ГАЗ-24», серого цвета. Никаноров на патрульной машине стал догонять нарушителя, хотя перекрёсток был пустынный, и опасности нарушение не представляло. Вернувшись через 10 минут, он мне рассказывает: «По громко говорящей связи даю команду водителю «Волги» остановиться. Подхожу - в машине две девушки. Попросил у девушки за рулём документы. Она мне даёт водительское удостоверение, а оно на имя Валерия Харламова. Я ещё, сдуру, спросил: «А Харламов где?», а она мне с удивлением отвечает: «Как где? В Италии». «А ваши где документы? – спрашиваю. «Я только учусь»,- отвечает она».
     Надо сказать, что в те годы проходить водительские курсы на категорию "В" было не обязательно. Достаточно было сдать экзамены по знанию ПДД,проехать без ошибок на машине, и получай водительское удостоверение. И на момент аварии Харламова водительское удостоверение на право управления автомашиной уже имела.
     Мы, конечно, знали, что сборная СССР по хоккею участвовала в турнире на Апеннинах, и что Харламов был признан там лучшим игроком. После этого, сборную пригласили участвовать в 'Кубке Канады, а тренер, Виктор Тихонов, Харламова в  состав команды не включил. Узнав, что Валерий Харламов не приедет, канадцы прислали ему личное приглашение. Ходили такие слухи.Вот, он и выехал в этот день в Москву со своей дачи. «Смерть самых  лучших выбирает, и дёргает по одному».**

    Я не брал положенный отпуск для сдачи экзаменов в университет, чтобы не позориться, если не поступлю. Расписание проведения  первых двух экзаменов попадало в дни, свободные от службы, а на большее я не рассчитывал. Мне главное было: окунуться в атмосферу высшего учебного заведения. Но сочинение, русский язык и литературу, я неожиданно для себя сдал. Четвёртым экзаменом был английский язык, который я уже знал хорошо. Оставалась история, и тут я заволновался: подготовки никакой. Историю я сдавал после ночной смены. На пост 49 км в ночь мы выходили по двое, но мне не удалось даже вздремнуть. Тане я свидания не назначал, но загадал: если она придёт, то экзамен я сдам. И она пришла. Сам не знаю, как я выплыл, но «четыре» - получил. Тихонову было легче: ему достаточно было
сдать историю на пять, что он и сделал.
И кто бы мог подумать, что я, просто, поступая за компанию на юридический факультет в Калининский государственный университет, поступлю. «Ух, башковитый», - похвалил я  сам  себя, и купил авторучку с золотым пером.

   Спустя месяц после встречи с Таней, я осознал, что тону.   Ощущая  всю
ответственность положения, когда Таня  в моих мыслях  уже затмевала жену, я решил с ней расстаться. «Связался чёрт с ребёнком», - корил я себя. И целуя её среди больших елей, растущих за постом, как мне ни хотелось, но я сказал:
- Это наша последняя встреча.
Я    поспешил уйти    без объяснений, чтобы  не дать    ей возможность   что-то
сказать, и не оглядываясь.

Осенью, с наступлением темноты - самое опасное время для водителей, особенно, если моросит дождь. С поста 79 км мне на пост 65 км сообщили, что в сторону Москвы идёт бортовой «Камаз», у которого не горели задние габаритные огни. Мы всегда внимательно смотрели, чтобы внешние световые приборы  были в  исправном  состоянии  на  транспорте. Я «Камаз» дождался, и остановил. Взяв водительские документы и путевой лист, я предложил водителю устранить неисправность, и вместе с ним подошел к автомашине с азербайджанскими номерными знаками. Водитель с отвёрткой приступил к делу. Подъехал на служебной автомашине«ВАЗ-2103»  Никаноров, мы с ним пообщались, и он поехал в Пешки сдавать смену.
Водитель «Камаза» меня спрашивает:
- Сколько старший лейтенант заплатил за машину?
- Она не его, а государственная, - ответил я.
- Я понимаю, а сколько он дал денег, чтобы на ней работать?
- Она государственная, нисколько не платил, - снова ответил я, действительно не понимая вопроса.
-  А у нас в Баку надо заплатить три тысячи рублей, чтобы работать   на
такой машине, - информировал он меня.
Это в то время, когда «Жигули» стоили пять с половиной тысяч, при средней
зарплате по стране: 120-150 рублей в месяц. С ремонтом освещения у водителя не получалось, и он стал просить меня, чтобы я его отпустил:
- Я поеду аккуратно, - уговаривал он.
- Нет, - возразил я, - тем более, аккуратно. В условиях встречного движения вы незаметны для следующего за вами водителя, так что, или делайте, хотя бы один габаритный фонарь сзади, с девой стороны, или ждите до утра. Только двигатель не запускайте, вокруг дома, люди спят.
Через час он зашёл ко мне на пост, и снова стал   уговаривать  меня
отпустить его. На мой отказ он проявил несдержанность, схватил свой путевой лист, лежавший на столе, при этом на пол упала моя авторучка. Я его понимал: за четыре-пять часов до рассвета, сколько бы он мог проехать километров, но безопасность дорожного движения превыше всего. Хорош был бы я, если бы из-за автомашины, которую я проверял, случилось ДТП.
Я  на   него не рассердился.   Он вышел,   и сел  в кабину своей машины.
Вскоре он вернулся, видимо, осознав свой поступок, и желая загладить вину, начал мне рассказывать историю о своей поездке в Узбекистан:
- Послали     меня     в    Ташкент.   Я    договорился   в   Баку    с    двумя
 проститутками, и взял их с собой.
- У мусульман тоже проститутки есть? – удивился я.
- Достаточно. Азербайджанки у узбеков пользуются спросом в качестве
невест. В Узбекистане же за невесту платят калым, и в одном ауле я представляю подруг своими дочерьми, продаю их там» - рассказывает он дальше.
- И они согласны? – снова удивился я.
- Конечно. Они там поживут месяца два-три, и сбегают, прихватив с собой ещё кое-что.
- Может здесь нам найти таких девиц, - предложил я, шутя.
- Русские не подойдут, они христианки.
- И вот, с Ташкента я поехал в Джезказган, - продолжил свой рассказ водитель. –  Смотрю: у дороги стоит группа узбеков с небольшим стадом овец. Голосуют. Останавливаюсь. Старший узбек подходит и спрашивает: «Шопер, Джезказган ганайн»? «Еду»,- отвечаю. «А нас собой бире»? «А сколько вас»? – спрашиваю. «Двадцать баран и нас пятеро. Всего двадцать пять баран», - отвечает мне узбек.
Водителя я отпустил, когда наступила такая видимость, чтобы можно было различить машину на достаточном расстоянии.

Из Америки в Москву к Жердевым снова прилетела тётя Клава, спустя два года. Галина мне рассказала, что первая поездка тётю подкосила. Во-первых, ей так понравилось в Москве, что покидала она её с тяжёлым сердцем. Во-вторых, таможенная служба аэропорта провела ей полный досмотр, вплоть до раздевания, и задекларированный бриллиант, купленный в России, у неё изъяли, хотя он внешне мало чем отличался от американского. Тётя Клава подозревает, что таможню о ней известили. В - третьих, по прибытии в Нью-Ийорк, она слегла, и попала в больницу, в результате чего потеряла работу. Она приобщилась к церкви, и стала ухаживать за инвалидом, а в Советский Союз приехала, как раз, по церковной линии.
             То,  что мы не  оставляли без внимания ни  одну стоящую на дороге автомашину, подтверждается действиями Алексея Белкина. Он жил в Зеленограде, и добирался на попутной автомашине в Пешки на утренний развод. Между Чашниково и Дурыкино, на обочине, он увидел стоящий «ЗИЛ-130», и Алексей обратил внимание, что в кабине что-то происходит, идёт какая-то возня. Он попросил водителя остановиться, и пошёл к грузовой машине, и надо сказать, вовремя. Когда Белкин открыл дверь кабины, школьница, устав сопротивляться, почти сдалась насильнику. Ученица10-го класса опоздала на рейсовый автобус и, чтобы доехать до школы в деревне Радумля, проголосовала попутку.

  Леонид   Ильич   Брежнев   отправлялся  в Завидово  на отдых  уже   по
четвергам, и Центральный Комитет садиться за руль  ему запретил по состоянию здоровья. В такой день на разводе личный состав был расставлен по перекрёсткам для проезда, а я заступил на пост 49 км. Прозвучала команда: «Начал движение», и в определённое время я начал «сброс» транспорта на МБК в Дмитровском направлении. Водители эти маневры знали досконально, и послушно съезжали с «ленинградки» на «бетонку», где разворачивались и вставали в очередь для обратного выезда. А водитель серой «Волги» свернул на площадку у поста, предназначенную для стоянки служебного транспорта. Это уже наглость. Дорога опустела, и у меня было
время разобраться с водителем «ГАЗ-24». А он сам вышел ко мне навстречу.
- Леонид Ильич едет? – вопросом встретил  он меня.
  Ба, знакомое лицо. Несколько лет назад я также стоял на посту 49км, и увидел автомашину ГАЗ-24, которая поворачивала в сторону Дмитровского шоссе. В первую очередь сотрудник ГАИ бросает свой взгляд на номерной знак автомашины. Увидев известные цифры – 00-17, я, по правде, поднял жезл именно из-за номерного знака, и цвет машины такой же. Но, то был не Харламов, серия номерного знака другая. Я подошёл к машине, в которой находилось   четверо   мужчин,  водитель   опустил  стекло.  Я представился и
попросил документы.
             - Лётчик-космонавт Губарев, - в свою очередь представился мне водитель, не делая попытки выполнить мою просьбу.
Как-то это выглядело не совсем корректно. Я имел право проверить документы у водителей, въезжающих на бетонку, которая имела стратегическое значение, но, не стал настаивать на своём требовании. Я же останавливал его не поэтому.
            - Пожалуйста, поезжайте, - сказал я тогда.
 И я сравнил Губарева с другим космонавтом, Георгием Гречко. Того я
остановил на посту 47 км за нарушение правила обгона. Были сумерки, стемнело, но фонари ещё не зажглись. Он вышел из машины и протянул мне водительское удостоверение. Я, объяснив водителю: за что он был остановлен, предложил пройти на пост. И тогда он обратился ко мне со словами:
- Товарищ, инспектор, я лётчик-космонавт Гречко, - и показал
удостоверение.
Я его узнал. Мы оба широко улыбались, будто друзья после долгой разлуки. Мне так и хотелось пошутить, сказав популярное в то время изречение у водителей: «Шоссе – не космос», но это выглядело бы довольно пошло.  К сожалению, Юрий Алексеевич Гагарин на земле, на шоссе, попал  в аварию на своей машине. И вот, новая встреча с космонавтом Губаревым.
 - Едет, Алексей Александрович,- ответил я на его вопрос.
- Я   на  встречу  в Калинин  еду,   могу   опоздать,  -  стал оправдывать космонавт свои действия.
- А  вы,   как  пройдёт кортеж,    сразу за ним.   Я   вас   выпущу.     Только
держитесь от них на расстоянии, - предложил я.
- Я понял, - ответил Губарев.
По радиостанции передали, что сопровождение  прошло Чёрную Грязь, и у меня было время задать вопрос космонавту, ответ на который интересовал меня:
- Скажите: НЛО есть, или нет.
- Нет, - однозначно ответил космонавт.
-  Ну,  как  же?  В  том  году  многие    инспектора   видели   НЛО:    над
 Тимоново тарелка зависала, над Менделеевом её видели.
- Да, нет. Это отражение, в космосе много мусора летает, - объяснил он.
Алексей Александрович мне рассказал, что он жил в нашем районе, в Чашниково, и учился в школе рабочей молодёжи в посёлке Крюково. Приятный человек, и хорошо, что я его встретил во второй раз. Первое впечатление бывает обманчивым.

Несу  службу  на посту 49 км.  Со стороны  Солнечногорска показалась
воинская колонна автомашин «Камаз» с надписью на бортах: «Москва-Кабул», в которых сидели мальчишки в солдатском  обмундировании. Я, стоя на перекрёстке, взял под козырёк, приветствуя головную машину. Казалось не реальным, что эти ребята конкретно едут на войну, могут погибнуть. За что? Мы так привыкли к мирному небу над головой. Военные конфликты происходили постоянно, но за пределами нашей страны. В Олимпиаду, я со штабными работниками приехал в Шереметьево на обед. В столовой, в очереди, стояли вьетнамцы. Тогда их страна имела военный конфликт с Китаем, и мы с Анатолием Татарчуком смотрели на них с сожалением: не успели закончить войну с Америкой, как снова у них война. Жалко было вьетнамцев, а что говорить про наших пацанов. Машины двигались в Поворово-3  на погрузку, сворачивая у железнодорожного переезда направо.

Я начал жалеть, что расстался с Таней. Мне её не хватало, она была для меня, как отдушина. С женой было какое-то напряжение, и всё зависело от её настроения. Потом: с нею не будешь целоваться до изнеможения, не будешь сидеть в кинотеатре, и, по – воровски, пробравшись к ней за пазуху, ощущать ладонью нежность упругой груди. Прогуливаясь, не будешь забегать в чужой подъезд, чтобы, сгорая от желания, в очередной раз прильнуть к сладким губам любимой. Спрашивается: «А почему нельзя так с женой»? А с Таней было. Чего ещё больше было желать? Для большего у меня   была   жена,   а  с моей   женой   точно   нельзя,   как  с  Таней.  Не так воспитана, или  не так устроена.  А двое счастливы вдвойне.
К хорошему быстро привыкаешь. Отмечая после работы день рождения товарища в смене, и залив славянскую совесть русской водкой, я решил исправить положение. «Ладно, я, но почему я эгоистично поступаю по отношению к девушке? Я и так стольким девушкам отказал в общении, а всё ведь познаётся в сравнении. Решено. Перефразируя классиков кинематографа, при встречах с Таней мне поможет сдерживать себя и не перейти черту дозволенности: моральный облик офицера милиции, нордический характер, связи, не порочащие честь, и память предков. Так оправдывал я своё желание. Но, самому мне исправлять положение не пришлось. Ко мне на пост вечером зашла сестра Тани, Оля.
- Вить, тебя Танька зовёт, - сказала она.
- А где она?
- Ждёт на вашем месте.
Таня  стояла ко мне спиной,  явный признак, что обижена. Она сходу стала упрекать меня:
- Всё из-за тебя. Раньше ко мне сватался дальний родственник, я ему отказала. А из-за тебя я ему написала письмо, и он приехал из Симфирополя. Но он мне не нужен.
- Ты его не любишь? – спросил я.
- Я тебя люблю.

Как я  мог  отвергнуть  нравившуюся  мне  девушку после такого признания?
По сути, я понимал, что лучше не возвращаться, но руки сами привлекли её к груди и мы слились в поцелуе.  Мы снова начали встречаться. Она работала воспитателем  в детском саду в Зеленограде, в 1 районе, рядом с «ленинградкой», и я, работая в вечернюю смену, часто встречал её там, в своё обеденное время. А когда я нёс службу на посту 49 км, то при виде маршрутного автобуса №41, всегда выходил к перекрёстку, потому что Таня, возвращаясь   с  работы   на  этом автобусе,  вставала   у  заднего окна,  чтобы
видеть: на посту я, или нет. Романтика.   Счастье, когда ты кому-то нужен.

  За офицерами батальона были закреплены школы и предприятия с автопарками, где мы должны были проводить беседы по безопасности дорожного движения. Я ещё никогда публично не выступал, и хорошо, что в Ложковской школе директор привела меня сначала в 1-й класс, а учительница вышла из класса. Привёл мысли в порядок. А когда я зашёл в 3-й класс, то увидел там свою учительницу из начальной школы.
- Ребята, когда я учился в 3-м классе, и тоже у Ольги Филипповны, - начал я беседу.
- Вы у меня учились? – прервала меня Ольга Филипповна.
- Да, в третьем классе, в Мошницкой школе.
- А как фамилия? – спросила она.
- Астанин.
- Помню, помню.
И я помнил начальную школу. Жаль, что Ольга Филипповна была у нас
только один учебный год. Её я вспоминаю добрым словом, в отличие от своей первой учительницы. Когда мне выдали табель после четырёх лет учёбы, то у меня по всем предметам стояли четвёрки, но и дисциплину оценили на «четыре». А это в то время означало «неуд». Мама меня повела устраивать в 5-ый класс, три средние школы Солнечногорска меня не принимали, а в школу  №2, с оговорками, но взяли.
Я перешёл для беседы в следующий класс, в 7-й, где учительница попросила меня серьёзно поговорить с учениками, объясняя:
- Поведение их оставляет желать лучшего, а последний случай из ряда
вон   выходящий.    Они   у  учителя  химии выкрали журнал успеваемости,   и
проставили в нём себе пятёрки, - пожаловалась она.
Я стал рассказывать этим семиклассникам то, чему я научился, во что сам верил.
- Ребята! В этом году многим из вас исполнится 14 лет. Это тот возраст, с наступлением которого за отдельные виды преступления наступает уголовная ответственность, то есть, вы уже можете, и должны, отдавать себе отчёт своим действиям, своим поступкам, и отвечать за них. Это говорит о том, что вы уже не дети, и говорить надо с вами серьёзно. Вы не дети, но ещё и не взрослые, потому что у вас нет жизненного опыта. А опыт приобретается со временем, путём проб и ошибок. И что характерно: люди на чужих ошибках не учатся, а, порой, и на своих тоже. А надо анализировать, избегать ошибок. Есть поговорка: «Дурак видит выгоду, а умный - её последствия». Заставляйте себя думать, надо трижды подумать прежде, чем что-то сделать.
У каждого нормального человека есть свои планы на жизнь, своя цель,
но путь к этой цели не всегда прямой. Существуют законы, нормы поведения (неписаные законы). Их надо выполнять. Что такое закон? Это, как раз, обобщение жизненного опыта, порой даже многих поколений людей, и предписание всем членам общества, как себя вести в той, или иной ситуации. Государство определяет права и обязанности для членов общества. В восьмом классе вы будите проходить «Основы государства и права». Изучайте этот предмет. Есть такая народная мудрость: «Посеешь привычку - пожнёшь характер, посеешь характер – пожнёшь судьбу». (Кстати, эту поговорку я услышал на уроке Ольги Филипповны). Мы все в детстве читали Владимира Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо». Будешь поступать хорошо – приучишь себя к хорошим привычкам. А откуда берутся преступники? С привычки: воровать,  хулиганить. Если всё проходит безнаказанно, возникает чувство, что это так можно. Преступник, в силу своей привычки, не остановится на одном преступлении, а будет совершать их вновь. А конец известен. Владимир Ильич Ленин говорил: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». И вы должны считаться с правилами поведения в школе, должна быть ответственная зависимость, подчинение   не  только   учителю,   но и большинству, ответственность перед
коллективом.
Я ясно излагаю, вам всё понятно?- задал я вопрос классу.
- Да, - ответили некоторые ученики.
- Как вы думаете, кому живётся легче? Злому человеку, или доброму? – спросил я.
- Доброму, - прозвучали неуверенные голоса.
- Честному или обманщику?
- Честному.
- Так облегчайте себе жизнь, будьте честными и добрыми. «Самое дорогое у человека – это жизнь, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…», - процитировал я. - Кто сказал? Правильно. Павел Корчагин, - заключил я, не дожидаясь ответов.
Так учили нас, и я это же передал подрастающему поколению седьмого класса. А в старших классах нелегко проводить беседы. Уже в седьмом классе некоторые девочки начинают на тебя смотреть с кокетством, не говоря уже о старшеклассницах. Испытанием было для меня, когда нас с Тихоновым направили проводить беседы в 1 школу имени Блока, в которой мы когда-то оба учились. Классов там много. Чтобы не сбиться с мысли, я старался на девочек не смотреть, но иногда не получалось, и я встречался с такими томными глазами, что слова застревали у меня в горле.

Раз в месяц я приезжал в гараж совхоза «имени Калинина», в Ложки, где беседовал с водителями, рассказывал о нашей службе, отвечал на вопросы. Многих местных водителей я знал,  некоторые из них были нашими общественными автоинспекторами, выходили с нами на дежурство. Я не любил выступать на публике, но в силу своих обязанностей потихоньку стал к этому привыкать.

30 декабря, в дневную смену я работал на посту 49 км, и мне позвонил по местной связи Иван Сон. Он стоял на посту в Дурыкино.
- Вить, в этом году мы последний день работаем, мы решили его отметить. Подъезжай на 47-ой после смены, нам теперь выходить на службу только первого числа в вечер.
- Не хочу, Вань. Пить не хочу, - сказал я ему.
Потом, к концу рабочего дня позвонил его напарник, Саша Кокорев:
- Давай, подтягивайся.
Я отнекивался, но он меня соблазнил:
- Мы картошечку пожарили, сало есть, можешь не пить.
Но когда в подвальном помещении поста 47 км они разлили водку по стаканам, то грамотно подвели меня к питию, задав справедливый вопрос: «Неужели ты нас не уважаешь»? Чисто русский вопрос. Выпив сто грамм, и закусив, я поехал в Солнечногорск. Решил зайти к матери перед Новым годом, а она мне предложила картофельного супа.
- Я сыт, мам, - сказал я.
- Но половничек - то съешь, ты его любишь.
Домой я пришёл в половине шестого. Жена лежит, свернувшись на диване, лицом к стенке:
- Ты где был? – первый, обычный её вопрос.
- На работе, где, - обычный мой ответ.
- А после работы?
Начался допрос с пристрастием. «Да, ты сначала спроси: хочу ли я есть,
накрой на стол, а потом спрашивай». Было не убедить.
- Я с ребятами выпил, потом к маме заехал, - доложил я.
- Не ври, от тебя и не пахнет, - не поверила она.
- Говорю же, что выпивали, - оправдывался  я.
- Не ври, - убеждённо так, твердила Люба.
Я достал из планшета трубку «Шинкаренко-Мохова», вскрыл её, и продул при ней. А трубка не показала положительного результата, наполнитель не изменил жёлтый цвет, на зелёный. В глазах жены я опять оказался обманщиком.  Некоторые водители при проверке  их  на  алкоголь заявляли, что не пили, а от них запах, как из пивной бочки. Спрашиваешь такого: «А когда пили спиртные напитки»?  «Вчера»,- отвечает. «Вчера. Если пить только водку, то на следующий день трубка не покажет положительную пробу. А если после водки выпить красного вина, или пива, то выходи строиться».
               
*- В.Шекспир. «Гамлет»
**- *-В.Высоцкий  «Памяти Василия Шукшина»

фото С.В. Старостина:   ДТП на 74 км Ленинградскошо шоссе