Серёжа

      В  Чесноковском сельсовете шёл приём посетителей. Хоть я и выехала из Уфы ни свет, ни заря, чтоб успеть к самому его началу, но пейзане меня, как всегда, опередили, заполонив небольшой коридор. Я проигрывала им это «соревнование» уже в который раз.
    А началось всё с того, что понадобилось продать в Чесноковке наш недостроенный коттедж. Продажей я решила заняться сама. Дело-то нехитрое, рассуждала я, мне уже не раз приходилось продавать и покупать квартиры, справлюсь не хуже риэлтеров. «Нехитрое» дело растянулось почти на год … Сбору и восстановлению документов (в коих творился форменный бардак) не было видно конца и края, и одним из чистилищ этого предпродажного кошмара являлся вышеназванный мною сельсовет, в коридоре которого я уже знала все потёртости на линолеуме и все трещины на облупившихся стенах.
    Что ж, оставалось смириться и пристроиться в хвост очереди, за худенькой бабусей. И книжку самонадеянно не захватила!
   Посетители из местных были друг с другом знакомы, в очереди они добродушно тусили. Городские просители вроде меня тоже случались. С тех пор, как в здешних местах развернулось бурное индивидуальное строительство. Это был без всякого преувеличения переломный момент в судьбе Чесноковки, и не только её. По всей дороге Уфа-аэропорт  коттеджи росли, как грибы после дождя, а поселки, нанизанные на эту дорогу, неожиданно для себя приобрели статус местных рублёвок. И если раньше Чесноковка славилась только луком отменного качества, то теперь стала элитным местом проживания т.н. новых русских. Но это к слову, для представления о месте действия.
   Очередей было две. К главе сельсовета и в бухгалтерию. Приём короткий, всего 4 часа, следующий через два дня, а темп работы в сельском «офисе» как на паровой тяге. Из-за жары двери в кабинеты не закрывались, да и поводы обращений не стоили  конфиденциальности – кому справку, кому выписку, кому посоветоваться. В бухгалтерию стояли в основном с квитанциями или чтобы их оспорить (как правило, тщетно). В частности, в описываемые мной времена селянам начали выписывать штрафы за нескошенную поросль вдоль парадной стороны забора, дескать, не эстетично и пожароопасно, и эти поборы многих возмущали.
   Как на иголках, видя, что стрелки часов (сотового у меня, как и у многих тогда, не было) подбираются к обеду, я в который раз терпела эту тягомотину. Уже и не помню, что за справка была нужна мне в тот день, но не в этом суть. Выводил из себя характер взаимодействия со здешней властью. Всякий раз глава сельсовета, томная женщина средних лет, молча, не спеша, многозначительно теребила в холеных руках мои бумаги, водила по ним своими красивыми, с ближневосточной поволокой, глазами, снимала очки, снова надевала очки, медитативно протирала очки. При этом тщательно расспрашивала о цели получения справки, подвергала требование запросившей стороны, а также её компетенцию, глубокому чиновничьему сомнению, и перемежала свои расспросы совсем уж посторонними замечаниями – словом, на разные лады тянула время. Остаётся гадать, знала ли она что-нибудь о мхатовских паузах и техниках переключения внимания или это была её природная органика, но пользовалась она всеми этими приёмами блестяще. Я про себя психовала, злилась на эту её манеру, но, вместе с тем, неизменно любовалась красотой игры.
    Коридор, наконец, рассеялся. «Моя» бабуся ступила в кабинет. И времени до окончания приёма вполне достаточно, пожалуй, проскочу и я! Если, конечно, бабушка решит свой вопрос без деревенского многословия. Но надежды на это мало,  поэтому я подсела поближе к раскрытой двери кабинета, чтоб глава могла меня видеть и таки явила милость принять после четырехчасового ожидания.
     Бабуся дребезжащим голоском поздоровалась и начала что-то насчёт того, что вот-де её Сережа-то помер, и как теперь ей правильно поступить? В ответ на это глава и её помощница недоуменно промолчали. А потом переспросили: «Серёжа?» Старушка, видя полное непонимание, уточнила:
- Это племянник мой, Серёжа, умер он.
   Молчание.
- Я ж вам на неделе торт заносила его помянуть! - с уже заметной досадой от того, что подготовленная «на неделе» почва не дала ожидаемых всходов, добавила она.
- Ах, да, как же, как же, Серёжа … Вот ведь как бывает, был человек и - нет его, - запоздало запричитали глава с помощницей.
   Мне история начала нравиться. Было в ней что-то чеховское.
-И ведь молодой ещё был, пятидесяти нет. А хороший какой, ласковый, - оттаявшим голосом продолжила бабуся, - и добрый, только вот неприспособленный, как дитя малое.
Сельсоветчицы дружно кивали в знак сочувствия.
- Все этим пользовались, обижали, обманывали, - разливалась бабуська.
   Прервать её никто не решался, всё-таки свежее горе у человека. Я в коридоре тоже прониклась.
- С женой опять же не повезло. Змея! Сбежала от него в Уфу, вместе с детьми, в комфорт, а он тут загибался. Как уехала, так ни разу не объявилась, не позаботилась о нём, а ведь он муж ей, вертихвостке! Только я одна его любила да заботилась …
    Бабуся, худенькая и трогательная, была настолько убедительна, что я невольно представила себе этого никем не понятого, не вписавшегося в жесткие перестроечные времена честного пейзанина, непременно блондина с ясным, простым лицом. Пусть звёзд с неба не хватал, но чистая душа, зачем же было с ним так бессердечно поступать?! Использовать, когда был нужен, а потом коварно бросить. Да-а, жаль мужика … Интересно, от чего он умер, если ещё молодой?
-И дети отца знать не хотят, через неё это такое отношение! – всё клеймила сбежавшую жену бабуся.
    Сельсоветчицы переспросили бабусю, по какому адресу жил Серёжа, что-то, видимо, мысленно сопоставили и помощница осторожно спросила:
-А он … не злоупотреблял?
-Да не больше других выпивал. А кто не пьёт?! Пил, да. Не скрою. Но облика не терял! Плохо ему было. Холостяк он и есть холостяк. Душа у него болела, оттого и пил.
   На это трудно было что-то возразить. В те годы даже в городе многие зависли без работы. Я мысленно подкорректировала  светлый образ Серёжи с учётом его обнаружившейся алкогольной зависимости, отчего он не стал менее светлым. Что ж, слаб человек, а тем более в его ситуации …
-Ладно, хоть я его не бросала, - в который уже раз упомянула бабуся, - один давно бы мохом порос. И стирала ему, и по дому убирала, и огород смотрела. 
   Горе бабуси было искренним и неподдельным. Видимо, зашла сюда, чтоб поделиться и получить сочувствие, подумалось мне. В деревне сельсовет не просто канцелярия, а место общения, поиска грамотного совета и  психологической помощи в одном флаконе. 
- Как сын мне был, - «добила» она всех нас и, выудив платок, прижала его к увлажнившимся глазам, зашмыгала, затряслась всем тщедушным тельцем.
   Все удрученно молчали. Хотя, подозреваю, что сельсоветчицы, как и я, прикидывали остаток времени до обеда, Серёжу не вернёшь, бабку жаль, но дела не ждут. Надо как-то выруливать. 
-Хорошо, что вы Серёжу не оставили, не так мучился, будь он один. Добротой вашей, видимо, только и держался. Царствие ему небесное! – мягко, как она умела, произнесла  глава.
-Спасибо тебе, доченька! Да, без меня руки бы на себя наложил, или сгорел бы от тоски, - подтвердила бабуся. Но покидать кабинет явно не собиралась.
  Чтобы как-то сдвинуть ситуацию и напомнить о себе, я начала скрипеть стулом и шуршать приготовленными документами. 
 -А что у вас за вопрос, бабушка? – наконец решилась спросить помощница.
-Вопрос о доме у меня, - показываясь из-за платка, довольно спокойным и ровным голосом ответила бабушка, - после Сережи ведь дом остался.
-И?
-Мне его оформить надо.  Ведь надо же? По вашим бумагам чтоб.
-Так говорите же, что жена у покойного есть? И дети?
-Да толку от того, что они есть! Говорю же – бросили его все. Как есть бросили.
-А развод у них был?
-Не было, просто сбёгла. 
-Тогда дом жене и детям отойдёт, они пусть приходят, а вам беспокоиться об этом нечего, - дружелюбно объяснили бабушке.
-Как так ей?! Почему ей?
-Ну, а кому же? Она ему жена, наследница то есть.
-А я тетка ему! И вообще как мать родная была!
-Ничего не поделаешь, бабушка, жена есть жена. Она в своём праве.
   Повисла пауза. Бабуська теребила платок, переводила взгляд с одной женщины на другую.
-Свидетели есть, как я за ним ходила, - вдруг выдала бабка.
-Это ни на что не влияет.
-По справедливости если смотреть …
-Такие вопросы решаются не по справедливости, а по закону, - перебила бабку помощница. Вот помните, как у Ивановых было …, - начала она, но её в свою очередь перебила глава, не давая увязнуть в бесполезных воспоминаниях:
-У Ивановых даже завещание было, а суд по закону всё рассудил, - отрезала она.
   После этого все ( в т.ч. я, выгнув из коридора шею) воззрились на бабусю, давая понять, что вопрос исчерпан.
   Но в бабке ещё бродили сомнения.
-Как же так, дочки? Говорите, ничего мне не полагается?
-Нет. Закон такой.
-Да что ж за закон такой! И точно всё жене достанется?
-В долях с детьми. Да вы не расстраивайтесь, бабушка, может они учтут ваши хлопоты, поделятся.
-Эти-то? Поделятся?! – бесцветным голосом прошептала бабка.
-Ну, там уж решите по-семейному. А мы ничем не можем помочь.
Бабуся начала вставать, медлила, выбираясь из-за стола. И вдруг продолжила:
-Вот взять жену его. Как убежала от него в город, так ни разу не объявилась! Я и впряглась, раз такое дело. Не смотреть же, как родная душа погибает. Дети взрослые уже, должны были понимать, но тоже … сучье племя, все в мать пошли! Только мне всё доставалось терпеть.
  ?!
-И соседи все отвернулись, только и умели, что участкового вызывать! Сколько раз его спасала, ирода, да что толку,  до следующего раза …
  ?!!!
-А проспится и даже не помнит, что было, что вытворял! С одной-то стороны змеюку евонную можно и понять, кому охота битой ходить, а тем более тут я, дура, подвернулась. Эх …
   Вот оно что! Образ скромного, беззащитного Серёжи под тяжестью новых штрихов как-то сам собой трансформировался в буйного поселкового алкаша на стадии потери личности. Бабкина же трансформация заслуживала лучших сцен мира, но зрителей было, увы, всего трое. Наивная, но продуманная жадность вывалилась из неё, как гнилая картошка из треснувшего мешка. Какой-то частью сознания её было жаль. Как долго несла она свою вахту? И ведь честно несла! Переживёт ли такое крушение надежд? А в целом ситуация теперь стала комичной. Все слушатели деликатно подавляли улыбки.
  Но бабуся за нашей реакцией не следила, не до того ей было. Я могла наблюдать её в проеме двери. Теперь она напоминала обманутого ребенка, но в отличие от ребенка не заплакала, а дала волю злости.  Нависнув над большим столом, за которым сидели глава с помощницей,  окончательно понесла «любимого» Серёжу по кочкам:
-Хороши законы! Алкаш он и есть алкаш! Не успею прибраться – дружки его, собутыльники, тут же дом загадят. Не успею перестирать - глядь, а постель опять вся в блевотине! И благодарности мне никакой, потому как все мозги пропил.. Да что там – дом однажды чуть не спалил, хорошо я пришла, почуяла видать неладное. Вот и допился! Как жил свиньёй, так и … И мне с того ничего?!!!
      Ах, Серёжа, Серёжа …
      А бабку уже откровенно игнорировали.  Помощница вслед за ней тоже  встала, оттесняя её к выходу, а глава энергично замахала мне рукой, мол, заходи скорее. Я быстро скользнула за стол, метнула документы, за которые  та с жадностью ухватилась, отгораживаясь от бабкиных стенаний.
    Вопрос мой, как нетрудно догадаться, решился на этот раз быстро, без мхатовщины. Обедать чиновницы, как я уже знала по многочисленным предыдущим визитам, ходили домой, поэтому волокитить меня им не было никакого смысла. В город в этот раз я возвращалась, как на крыльях. Очередной этап дела сделан, впечатлений – вагон. Где и когда ещё  такое увидишь!? Поэтому, трясясь в маршрутке, я совершенно искренне желала Серёже Царствия небесного.