Память

Ты никогда не любил зиму, как и жаркое лето - всё плохое в твоей жизни было связано  с этими временами года. Но, куда бы ни заносила нас с тобой неспокойная наша судьба, в конце января мы обязательно, хотя бы на несколько дней, выбирались в Ленинград положить цветы на Пискарёвском кладбище и постоять у твоего дома на улице Красных Курсантов, где вы пережили первую зиму ленинградской блокады. Каждый раз ты обязательно вспоминал, как переправлялись с острова Ханко последним рейсом теплохода "Иосиф Сталин", как радовались, что ваша квартира цела, как трудно переживали голод, но категорически отказывались есть суп, сваренный из мяса любимой кошки, как были счастливы, когда сослуживцы отца - комиссара лётного полка вывезли вас в начале лета на Большую Землю. Я наизусть знала все твои рассказы,  слушала часто невнимательно, - в 20 лет хочется захлопнуть дверь страшных воспоминаний и жить радостью сегодняшнего дня! Тем более, что  моё военное детство в глубоком тылу было хоть и голодным, но счастливым. Теперь очень жалею, что не записывала твои рассказы, как и рассказы твоей тёти, которая не только сумела пережить страшные годы блокады, но и сохранить племенную собаку породы "колли", которую приходилось спасать не только от голодной смерти, продавая ценные вещи и картины, но и от голодных взглядов истощённых людей.
Зимний печальный ритуал скрашивался красотами величественного города и уютом вечеров в маленькой квартирке моей старшей сестры - гида-переводчика Интуриста, где собирались городские интеллектуалы. Ходить по городу ты упорно отказывался, ограничиваясь Русским Музеем и Эрмитажем, но соглашался, что, когда мы устанем мотаться по городам и весям, осядем в Ленинграде и обойдём - объедем все уголочки города и исторических пригородов.
Тебя со мной нет уже 20 лет, а я живу здесь в твоём родном городе, который возродил своё имя - Санкт-Петербург, стал ещё больше и выше, И, хоть потерял свою степенность и  доброжелательность, стал ещё прекраснее. Мне уже трудно долго ходить, раздражает толпа в Метро и какая-то угрюмость, ставшая лицом города. Но всё же 27 января я обязательно выбираюсь отдать дань памяти всем, кто защитил прекрасный город и стойко перенёс весь ужас блокады. В старости надо учиться закрывать дверь в тяжёлое прошлое, но в такое героическое прошлое дверь не закрывается!
Алеют гвоздики на Невском, где надпись -
Опасной была сторона!
А рядом старушка, воробушком сжавшись,
Стоит, словно память, одна.

Тяжёлые годы военной блокады
Всё чаще приходят во сны.
И снова по Невскому вражьи снаряды
С немецкой летят стороны.

Голодная память проснувшимся эхом
Тревожит усталый покой.
До кладбища ей бы хотелось доехать,
Могилы потрогать рукой!

На Невском старушка страдает в сторонке
В объятьях глухой тишины.
И мысленно гладит чужого ребёнка:
"Господь, сохрани от войны!"

Вернётся в квартиру, кляня непогоду,
Поплачет над горем-бедой.
И всех, кто ушёл в те далёкие годы,
Помянет святою водой!