Сила воображения

С Бобанским я познакомился случайно. Вкалывал на даче кой-какого толстосума под Могилевом - обустраивал участок. Вышел за продуктами: столкнулись, выпили для сугреву. Зима тогда выдалась лютая, и бытовка, где я жил, всякую ночь оборачивалась холодильной камерой. Новый знакомец оставил мне свой адрес, дескать, приходи согреться. Не пришел.

Жить в гостинице было накладно, а квартиры сдавались только на длительный срок. Пришлось замерзать. Уж я так и этак: и буржуйку топил чуть не сутками, отрываясь от работы, и одеял для ночлегу организовал с десяток - мороз, да и только! Наниматель мой извинялся, обещал заплатить чуть не в трижды больше и принуждал терпеть. Терпенье мое сходило на нет. Следовало найти две пары шерстяных носков и свитер потеплее, потому как ночевки в тесной клетушке обещали мне скорый бронхит вместе с ампутацией ног. И выпросив у хозяина дачи небольшой задаток, я тем же часом отправился в город.

Итак - Могилев. Восточная столица, как же унылы твои окраины! Лишь с площади ты выглядишь необъятной, истинно величественной. Лишь отсюда, из поднебесья, можно любить твои низменные будни. Машистый омут Борисфена закаменел, промерз добела, накрепко спаяв оба берега. Заднепровье, словно безжизненный холст, на глазах увядает в льдистом шершавом тумане. Шпиль седой ратуши вонзается в небо, и небо испускает на город весь свой дух. Дыхание стужи.

Ленинская. Уютный коридор, мутант архитектурных стилей. Отдушина для праздных горожан, скользящих по мертвому булыжнику мостовой. Каменный Звездочет по прежнему исполняет желания, окружив себя сонмом пиццерий и баров. В заиндевевших окнах силуэты размякают. Кто-то пьет горячий кофе... Хочется в тепло.

Кафе сумрачно, безлюдно, лишь у самого входа сидит укутанный в шарф человек с красным лицом. Это Бобанский. У него постоянный насморк, и вообще иммунитет довольно слабый, поэтому он всегда жует чеснок, а в его заплечном вещмешке обязательно лежит банка малинового варенья. Некогда Бобанский собирал бригады гастарбайтеров из сильнопьющих лоботрясов, и те несколько лет гнули спины за еду и денатураты где-нибудь под Москвой. Теперь Бобанский учит молодежь пожинать деньги из воздуха.

-Опять ты? - проговаривает он с гнусцой. - Сообразить, небось, захотелось? Ну садись...

Сажусь.

-Как, небось мерзнешь все? - говорит он и прикусывает чесночным зубцом. - Чем греться будем?

-Так если деньги есть, - отвечаю, - можно и водки.

-Водка - хорошо. Жалко, что муравейника поблизости нет.

-А зачем муравейник? - удивляюсь.

-Ну, как... Один муравей, знаешь, поднимает груз в десять раз больше него самого. Муравьев бы сюда, граммов пятьдесят, и не пришлось бы никуда ходить...

-Шутишь, - говорю.

Бобанский заказывает водки, лимон и сырную нарезку. Вываливает на стол варенье и вязанку чеснока. Сморкается в шарф. Говорит:

-То, что спину гнешь, хорошо. Опыт, репутация... Много обещает тебе этот твой буржуй?

-Мне хватит. И на хлеб, и на подорожье хватит, лишь бы сапоги не стоптались. Хорошие знаешь сколько стоят?

-Любишь ты по миру ходить. Так и помрешь, в сапоге дырявом.

-Да ладно тебе! Ни разу мир не хотел поглядеть, что ли?

-Зачем? Мой мир - вот он, в одной руке!

Бобанский берет полную стопку и тотчас ее опорожняет. Закусывает сыром. Выговаривает:

-На крайний случай - в другой руке у меня интернет. Смотреть твой мир - не пересмотреть. Хоть в картинках, хоть как.

-Но ведь... - пытаюсь возразить, и азарт во мне резко вскипает. - Погляди в окно: разве тебе не хочется теперь выйти, пройтись по улицам... Свежо, красиво, ощущенье свободы!..

-Куда выйти? В мороз? - Бобанский смеется. - Ты спятил, приятель.

-Геморрой дороже, что ли? Так не бывает... А заграница? Что, даже на Голландию поглядеть не хочешь?

-Мимо. Туда щас только нищеброд едет.

Я скребу в темени.

-Слушай, Бобанский, а ты случайно не осел? Нет, правда. Выйди, погляди в небо. Разве не возникает особой мысли, когда ты глядишь в небо? Разве не хочешь воспарить над продрогшей землей? Разве тебе не хотелось ощутить гармонию естества? Поглядеть, как холодный туман пожирает кирпичную стену? Послушать хруст снега под каблуком! А где-то жарят картошку! Ты давно ел жареную картошку? Запах, а?! Запах шоколада у шоколадной фабрики, летний запах шашлыка в округе... Запах костров, разносящийся окрест каждую осень! Мало? А люди! Ведь нет ничего на свете интереснее людей! Что же, разве не ты позавчера предложил мне выпить? Ведь люди, компания...

Бобанский безразлично ковыряется в зубе. Произносит:

-Какой ты вздорный малый. Не знал бы я тебя, так может оно и к лучшему. При чем тут компания? Я мимо дачи проходил - решил узнать, что по чем. Чисто конъюнктурный интерес. И зачем мне твой холодный туман, когда у меня есть тепло и комфорт, а? Зачем мне запах шашлыка летом, если я могу купить любой шашлык здесь и сейчас? Небо! Увидел, и уже никогда не забудешь. Что в твоем небе, кроме пустоты? У меня есть интернет, есть бутылка, и я легко переношусь в любое фото. Достаточно напрячь извилину. Я видел столько киношек и видюшек про все эти голландии и герляндии, что вообразить себя в кадре, почувствовать ароматы улиц и сказать пару слов глупым жителям - мне это не стоит ни единого телодвиженья. Так что извини, брат. Мне твои эти скитания не интересны.

-Не может быть такого, чтоб совсем неинтересно... Каждый клочок земли уникален, куда ни ступи - везде роскошь человечьего труда, его застывшая история, его наследие! Абстракции природы, первородный хаос лесов, глубины небес! Разве можно сидеть в четырех стенах и чувствовать все это? Запахи, гармония светотени, само ощущение пространства - разве все это можно чувствовать, сидя на заднице?!

-Легко!

-Ну и пошел к черту, - говорю. Встаю и выхожу на мороз.

Бывал с тех пор во многих местах. Познал много запахов, небесных текстур бездну взглядом обшарил. Но с Бобанским так больше не встретился. Должно быть, он чувствовал себя стократ уютнее в родном Могилеве - с чаркой в одной руке и смартфоном в другой.
И с его невиданным воображением.