Прости за то, что бросил

Меня бросил отец… . Отказался… . Сказал, не его…
Сначала он любил меня, просто они с мамой разошлись. Тем не менее, он часто брал меня к себе, играл со мной.

В раннем детстве  у меня был отец. Я помню, он подарил мне пластинки с детскими песнями, и чтобы я смогла сама понять на какой стороне какие, нарисовал мне зеленым фломастером героев песенок с обеих сторон. Это был дорогой подарок! Я про рисунки: они подарили мне независимость от взрослых. Мне было, наверное, пять, в шесть я уже читала.

Мое отцовское детство пахло гречневой кашей и кофе. Он очень любил кофе, у него я первый раз его попробовала. Еще я помню любимые песни отца «А ну-ка, убери свой чемоданчик…», «А цыганская дочь за любимым в ночь…». Их кричал надсадно огромных размеров магнитофон с бабинами (большие круглые кассеты). А на память от отца у меня осталась маленькая аудиокассета с записью детских стихов, рассказанных мной в возрасте лет пяти. Откуда она взялась?

Во дворе, я помню, огромные заросли малины. Мне кажется, я могла пропадать в этих сладких джунглях круглые сутки, и все не могла вдоволь наесться. Я и сейчас очень люблю малину. А еще, посреди двора стоял странной треугольной формы маленький домик. Его уникальность и сказочность была в том, что спускаясь по дряхлым ступеням глубоко внутрь, в любое время года ты сразу попадал в зиму! Иногда я выносила кусочки льда и снега на солнышко, погреться).

Самого отца я помню плохо, но помню его запах. Запах мужчины, который очень отличался от тех, с кем я жила и общалась: мама, сестра, бабушка.

Потом он пил. Я уже ходила в школу и могла самостоятельно зайти к нему. Я помню много раз я шла к нему со щемящим чувством недоверия «хоть бы трезвый».  Мама говорила: «Не заходи, если пьяный». Наверное, это было обосновано. А он и не открывал. Потом я и не заходила.. Наши встречи стали все более редкими, мне уже не хотелось заходить, а если я видела его в городе, то старалась избежать встречи. После инсульта у него перекосило лицо – я стала стыдиться своего отца.

Когда я училась в художественной школе, а он работал там сторожем, он уже не был мне отцом. Он был тем родственником, про которого не говорят и в семье без которого не бывает.

Да, кстати, помню, он меня спас. В третьем классе нас приняли в пионеры. Я – отличница, была принята в первых рядах. На следующее утро, гладя галстук, я естественно сожгла его. Это была трагедия. Я не могла идти в школу без галстука, это даже не обсуждалось. Мама позвонила отцу, он обещал. Я пришла в школу, стояла в куртке и напряженно смотрела в окно. Все тоже чувство недоверия не позволяло расслабиться.  И вдруг, он! Он спас меня!  Это был еще один очень дорогой подарок! Новенький выглаженный пионерский галстук.

Мне было шестнадцать.  Тогда я уже искала мужской любви среди сверстников и тех, кто постарше. Искала там, где мне никто не смог бы ее дать – любовь отца.
Мы пришли к нему с сестрой. Он был пьян. Я ничего, как мне тогда казалось, не испытывала к этому человеку, я просто пришла с сестрой. А он стал говорить, говорить много и сумбурно. Я плохо понимала, но важные для себя вещи я услышала: я не его дочь, мать меня нагуляла. Как же так? Мне все с детства говорили, что я очень на него похожа! Он от меня отказался! «Но может быть, это и к лучшему»,- стал защищать мою душу инстинкт самосохранения, - «может это и к лучшему - не быть дочерью такого человека: пьющего, морально разлагающегося».

Сейчас, я понимаю, что я как сорняк. Не смотря на все негативные, окружающие меня в детстве, факторы упрямо и неутомимо тянулась вверх. Тогда родство с этим человеком, отяжеляло меня, давило еще совсем слабый росток.
Я перенесла это откровение достаточно спокойно, но в голове у меня истошно стучало «У меня нет отца». Это было как «Меня нет». К тому моменту я отрицала и мать. Там тоже была беда. Это утверждение прочно и надолго поселилось в моем сознании.

Тем не менее, я судорожно продолжала искать отцовской любви… в прохожих мужчинах.  Я была готова пойти с любым, кто ласково посмотрит на меня. Мне необходимо было доказать всем и прежде всего самой себе, что меня можно любить, я достойна мужской любви. Отцовской любви.
 
Сейчас я понимаю, что было с ним. После развода с мамой, он так и не смог создать семью, ругался с собственной матерью с которой проживал, горе заливал алкоголем. Ненависть к женщинам росла в нем с каждым днем. И меня он сначала очень любил, но когда понял, что я отдаляюсь, расценил это, как предательство. Его чувство собственного достоинства не могло допустить такого удара еще и от дочери, поэтому он решил отказаться.

Но сначала отказалась от него я.

Прости, отец! Папа, прости меня за то, что не смогла понять тебя, за то, что не смогла принять тебя с твоей бедой, с твоей болью, с твоей зависимостью.

Прости, что не смогла простить.
Прости, что не смогла любить.
Прости, что отказалась…

Последний раз я видела его уже взрослой, я уже сама была матерью. Я пришла к нему с сестрой. В дом инвалидов, где он дряхлый, уже не вставал с постели. Он разговаривал с сестрой, меня не узнал….