Пурга

      Абхей сидел высоко в горах на склоне, засыпанном снегом. Пурга застала его в нескольких километрах от монастыря, окружила сплошно стеной, так, что не видно было пальцев вытянутой руки. Речи о продолжении пути не могло и быть - слишком высок риск сбиться с курса или свалиться в едва припорошенную снегом расщелину, капканом притаившуюся на пути.
      Поэтому, Абхей сбросил заплечный мешок на том же месте, где настигла его пурга, сел на него сверху, дабы не потерять. Из одежды на нём были лёгкая, наспех зашитая хлопковая рубаха зелёного цвета, просторные зелёные штаны, с пятнами свеже запёкшейся на них крови. Абхей закрыл глаза.
      Несколько минут монах дышал дыхание огня, чтобы согреться - стоит ли говорить, что одет он был отнюдь не по сезону. Когда зубы, наконец, перестали стучать, а по телу мягкой волной разлился жар он сфокусировал внимание на своём сердце, чтобы услышать изначальный звук, сконцентрировался на нём. Холод отпускал, как отпускало и то, что гораздо страшнее любого холода - воспоминания. Какое-то время он ни о чём не думал, точнее сказать, не существовало того, кто мог бы о чём-то думать, затем толчком воспоминания вернули его к действительности, всплывая в памяти пузырьком закипающей воды.
      Он никогда не искал битвы, хотя и был лучшим учеником, когда старый учитель Рудрайя обучал молодых монахов искусству войны, на каждой тренировке, словно мантру повторяю:"Дай Боги, чтобы моя наука вам никогда не пригодилась!"
      Увы, словам старого воина не суждено было сбыться. На миссию в долине, куда отправили его и других молодых выпускников ордена служить - напали. Монахи были сильны и натренированны,но на стороне нападавших были численное превосходство и превосходство в вооружении. К тому же нападение произошло за час до рассвета, и подавляющее большинство монахов мирно спали.
      Абхей же, дежуривший в тот день, привычно пошёл к горному роднику, набрать воды для нужд братии. На обратном пути его и встретили нападавшие, окружили, прижали к утёсу. Ещё не зная, что происходит, кроткий и миролюбивый Абхей, поставил на землю восьмидесяти литровую бочку с водой, и хотел узнать у нападавших что им нужно. Тех было четверо- трое вооружены клинками, один копьём.
 - А что, собственно.. - Абхей не успел договорить, как невысокий юркий парень с лицом мошенника, держащий копьё, попытался насадить изумлённого монаха на кончик копья, словно шашлык на шампур. Абхей непроизвольно уклонился, ухватил копьё за древко и слегка толкнул в сторону нападавшего. К несчастью для нападавшего, позади него оказался обрыв, высотой в добрых метров двадцать, а лёгкий толчок монаха мог показаться лёгким только такому же двухметровому, натренированному тяжёлой монастырской  работой детине, как Абхей. Нападавший рухнул с обрыва не выпуская из рук копья, так, видимо не осознав, что произошло.
      Ошарашенный монах, вместе с тремя, так бесцеремонно остановившими его, мечниками, ошалело уставились вниз. Неестественное положение лежавшего внизу копейщика, явственно утверждало о том, что в атаку ему больше не ходить ни на кого и никогда.
      Мечники не сговариваясь воззрились на Абхея, и переглянувшись бросились на него. Монах, рефлекторно, как учил его старый Рудрай, поднырнул под мечи двух нападавших, руками сбивая запястья нападавших по направлению друг к другу, и слегка подтолкнул этих двоих навстречу третьему. В результате - третий пронзил одного из этих двух мечём в спину, второй же из парочки, не удержав равновесия, рухнул с обрыва вниз, последовав примеру неудачливого копейщика.
      Абхей, уже совсем обескураженный таким поворотом дел, понимая насколько сильно он испортил себе Карму,тяжела вздохнул, и в сердцах сплюнул на землю, и громко и грязно выругался.
      Последний оставшийся в живых мечник посмотрел на свои измазанные кровью товарища руки, медленно опустил последнего на землю, и глядя на монаха произнёс:
 - Ты - чудовище!
 - Давай помогу, - не зная, что ответить, произнёс монах, делая шаг в сторону единственного, оставшегося в живых нападавшего, и его умирающего друга.
      Одни боги знают, что за помощь представил себе мечник, но убегал он с такой скоростью, что даже попытайся Абхей его остановить, у него это врядли бы вышло.
      Но монах не пытался. Он стоял и смотрел -вслед удаляющейся фигуре мечника, на лежащее рядом тело, на двоих лежащих на дне ущелья. Смотрел и понимал, что эти не полные пол минуты (примерно столько прошло времени с момента тычка копьём в сторону Абхея до предложения помощи, обратившего в бегство последнего нападавшего) навсегда изменили его жизнь.
      Минут пять он думал как быть дальше, затем рассеянно развернулся, нашёл взглядом оставленную на тропе бочку с водой, неторопливо подошёл к ней, поднял и понёс вниз в долину в миссию.
      Минут десять спустя он вошёл в огороженный невысокими, в человеческий рост, стенами, двор прихода. Беспорядок бросился в глаза сразу - перевёрнутся утварь, лежащее посреди двора ведро. Монах поставил бочку и напряг слух, внимательно осматривая обстановку, поспешил в дальний конец двора, откуда доносились редкие крики, звуки борьбы. На мощёном пяточке пять на десять метров, рядом с беседкой для медитации больше десятка вооружённых воинов зажали троих невысоких монахов - двух молодых и одного старого. Монахи были вооружены подручным хозяйственным инвентарём - у одного в руке были вилы, у второго, изрядно раненого - мотыга, третий - старый, ловко орудовал окованным железом деревянным цепом. Трое нападавших лежали без движения, видимо, сражённые монахами. Увидев тела в зелёных мантиях - их было с десяток, Абхей громко и грязно выругался, чем обратил на себя внимание, и свирепея от злости, взял в правую руку лежащий рядом с одним из неподвижных нападавших меч, второй, лежащий рядом с другим неподвижным телом, подхватил обратным хватом, и бросил в сторону трёх сопротивляющихся монахов. Пожилой монах ухватил брошенный меч за рукоять левой рукой, тем же движением передавая цеп парню с мотыгой.
 - Глядите-ка, - произнёс один из нападавших, - У нас гости!
      Шестеро воинов обернулось к вновь прибывшему. Абхей стоял, руки его тряслись мелкой дрожью, глаза обволакивала красная пелена. Он сглотнул и негромким спокойным голосом произнёс:
 - Гости здесь вы, и гости не званные, - и делая шаг вперёд добавил, - У меня для вас угощение.
      Воодушевлённая неожиданной помощью троица монахов начала яростную атаку, Абхей же, не долго думая, ткнул ближайшего из противников мечём в горло, чем вынудил обращённых к нему противников атаковать. Второго приблизившегося противника он рассёк поперёк, ударив в пах вертикально снизу вверх, Тот рухнул с дикими криками. Третьего же он ударил нагой в грудь с такой нечеловеческой силой, что тот влетел в строй своих соратников, повалив четверых, и изрядно покачнув оставшихся. Абхей не мешкал - рванув навстречу упавшим он колол в незащищённые доспехами жизненно важные части тела - двоих он заколол в сердце, ударив сверху под ключицу, одному ударил ногой по горлу, заставив последнее хрустнуть. Последнего - брюнета с длинными чёрными волосами, с которого слетел шлем о схватил рукой за капну волос, и одним размашистым ударом отсёк голову.
      Монахи к тому времени погасили ещё троих. Оставшиеся четверо, потерявшие численное преимущество, и, оказавшиеся в окружении сгрудились спина к спине, неумело пытаясь отбиваться мечами. Абхей посмотрел на эту медленно вращающуюся, ощетинившуюся мечами четвёрку, покрепче сжал левую руку, в которой до сих пор висела отрубленная голова, и размахнувшись, что есть мочи, швырнул её ближайшему противнику в пах. Тот взвыл, согнувшись, подставляя под удар обнажённую шею, чтобы тоже лишиться головы.
 - Сдавайтесь, сукины дети, - проревел Абхей, - Мечи на землю, или я вас.. - далее монах описал ряд действий, столь скабрезных, и вместе с тем пугающих, что даже сам пыточных дел мастер, обладай он вместе с тем к склонности к чрезмерному девиантному поведению в сексуальной сфере был бы удивлён и озадачен одновременно.
      Угроза подействовала - двое воинов  тут же бросили мечи,но третий же, прижав клинок к груди и затравленно озираясь, одним движением перерезал глотки сдавшимся, после чего, потеряв меч от тычка Абхея в запястье перекусил себе язык, и мучительно умер, захлебнувшись собственной кровью.
      Абхей удивлённо пожал плечами, и брезгливо отбросил меч, после чего поспешил к уцелевшим братьям.
      Пожилой монах, по имени Ратнам был совершенно цел, лишь его монашеская ряса была иссечена в нескольких местах. Один из молодых монахов, тот, который держал во время боя вилы - был ранен в правую руку, но рана была неглубокой, и требовала лишь перевязки. Второй же молодой послушник, по имени Анудж,  был ранен значительно сильнее - его правая рука плетью свисала вдоль тела, рассечённая в районе плеча и запястья, и, видимо, переломанная. От темени до левой брови тянулась ужасающего вида рубленная рана. Левой рукой Анудж прижимал рану в районе печени, насколько глубокую - без осмотра сказать было трудно.
      Абхей, переглянувшись с Ратнамом поспешил в келью ха медицинскими принадлежностями, в то время, как пожилой монах усадил на скамью Ануджа, осматривая насколько серьёзные раны.
      Абхей принёс аптечку пожилому монаху, который, в свою очередь, занялся оказанием необходимой помощью Ануджу. Сам же Абхей перевязал руку второму раненому монаху. Когда всё было закончено Ратнам уложил Ануджа на скамью, повелев  отдыхать, ибо путь предстоит не близкий. После чего трое, оставшихся в строю братьев отошли от раненого, и завели разговор.
 - Надо осмотреть павших братьев, возможно кто-то ещё дышит, - произнёс Ратнам, окинув Абхея и второго монаха,- Этим займусь я, как наиболее сведущий в искусстве врачевания. Ты же, Абхей, осмотри павших врагов в поисках любых намёков на то, кто их послал. Почтенный Рудрай утверждал, что ты в совершенстве постиг его науку, в том числе изучение следов и психометрию. Ты же, Суман, - обратился старик к раненному в руку монаху, -  Займись сбором дров для кремации - их понадобится много, - грустно произнёс он, оглядев недавнее поле боя, - Времени мало, так, что за дело!
      Абхей прислушался к своим ощущениям, размышляя о том, кого осмотреть первым. Логично было начать с главного, но видимых знаков отличия у нападавших не было. Если судить по одежде - больше всего они походили на обычную шайку разбойников, вот только действовали они для разбойников слишком умело и слаженно.
      Абхей подошёл к тройке, погибшей последней, склонился над убившим своих подельников и перекусившим себе язык бойцом. Снял с пояса мешок, осмотрел - обычные монеты - несколько золотых, с десяток серебряных, пять медяков, положил кошель рядом. Его внимание привлёк чёрный шнурок на шее покойного, потянув за него он достал и-под рубахи медальон черного камня с вырезанным на нём пауком. Медальон обладал силой, это Абхей почувствовал сразу. Сила таилась в нём, пряталась. Она не действовала явно, оплетая жертву мороком лжи и иллюзий, прежде, чем вонзить в неё свои клыки. Монах закрыл глаза, концентрируясь на медальоне, направляя внимание туда, куда вела тонкая невидимая нить. Внутренним взором он видел тонкую паутинку, тянущуюся к массивным чёрным воротам. Врата были приоткрыты, приближаясь с каждым ударом сердца. Пахнуло затхлым, сладковатым, так , что монаха слегка замутило. До ворот оставалось добрых шагов десять, и Абхей почти было разглядел, что скрывается за ними, как вдруг, словно бы паук втянул свои мохнатые лапки к себе в нору, врата захлопнулись, обрывая паутину и связь медальоном. Абхей держал в руке обычный чёрный камень, силы в нём больше не было.
      Монах ни то застонал, ни то за рычал от досады. И поднявшись пошёл осматривать тела остальных врагов.