Сказка о шести процентах

Сказка о шести процентах


Генерал Рузский открыл ноутбук. Интернет-статья «Рузский, Николай Владимирович». Один из придворных Императора Николая II вспоминал, что якобы генерал Рузский держал Николая II за руку, другой рукой прижав к столу перед ним заготовленный манифест об отречении и грубо повторял: «Подпишите, подпишите же. Разве Вы не видите, что Вам ничего другого не остаётся. Если Вы не подпишете — я не отвечаю за Вашу жизнь».  Генералу вспомнились слова одной из книг: «Генерал Рузский возражал, спорил, доказывал и, наконец, после полутора часов получил от государя соизволение на объявление через Родзянко, что государь согласен на ответственное министерство и предлагает ему формировать первый кабинет.»

Генерал закрыл ноутбук и начал листать книгу Е.В. Тарле «Крымская война».

«Царь, в восхищении от изумительной деятельности и геройской храбрости Нахимова, послал в Севастополь своего флигель-адъютанта (…) и поручил ему передать «поцелуй и поклон» Нахимову. Спустя неделю после этого Нахимов, с окровавленным лицом, после обхода батареи возвращался домой — и вдруг ему навстречу новый флигель-адъютант с новым поклоном от императора Николая. «Милостивый государь! — воскликнул Нахимов,— вы опять с поклоном-с? Благодарю вас покорно-с! Я и от первого поклона был целый день болен-с!» Опешивший флигель-адъютант едва ли сразу пришел в себя и от дальнейших слов Нахимова, давно раздраженного беспорядком во всей организации тыла, от которого зависела участь Севастополя: «Не надобно-с нам поклонов-с! Попросите нам плеть-с! Плеть пожалуйте, милостивый государь, у нас порядка нет-с!» — кричал Нахимов. (…) Больше Николай ни поцелуев, ни поклонов Нахимову уже не посылал.»

Генерал продолжал листать книгу:

«Полнейшая, абсолютная безнаказанность была при князе Меншикове гарантирована всем ворам, взяточникам, казнокрадам. Вот в разгар войны, в ноябре, с опаснейшей позиции, из стоящей под Сапун-горой бригады, где уже давно мрут от голода люди, которых вообще предпочитают не кормить, и дохнут лошади, которых кормят древесными опилками и стружками, приезжает офицер и является в интендантство за деньгами. Предоставим ему слово (пишет и печатает все это он через 15 лет после Крымской войны, когда ещё здравствовали почти все заинтересованные).

«— Вы г. управляющий?
— Точно так. Что вам угодно?
— Могу ли я получить деньги для бригады по этим требованиям?
— Деньги вы получить можете... но это будет зависеть от вас самих,— добавил он глубокомысленно...
— Может быть, деньги сейчас получить можно? Не задерживайте меня, пожалуйста.
Управляющий вздохнул, потер лоб, как будто о чем-то размышляя, наконец, проницательно взглянул на меня, хладнокровно спросил:
— А вы сколько даете процентов?
Я... не мог даже допустить такой патриархальной бесцеремонности и не вдруг понял вопрос управляющего.
— Какие проценты? С чего?.. Объяснитесь, пожалуйста,— проговорил я, немного сконфузившись.
— Я спрашиваю вас, молодой человек,— начал управляющий наставительным тоном,— сколько вы мне заплатите за те деньги, которые я прикажу отпустить для батареи вашей бригады? Мне обыкновенно платят по восьми процентов и более, но вы, артиллеристы, народ упрямый и любите торговаться. Ну, с вас можно взять и подешевле... Однако предупреждаю: менее шести процентов ни за что не возьму, нельзя...
Такой бесстыдный и хладнокровный грабеж вывел меня из терпения».
Офицер стал грозить, что донесет высшим властям. А тот твердил:
«— Эх, молодой человек! Горячки-то в вас много, а толку мало!.. Что же я буду за дурак,— продолжал он, вдруг воодушевившись и встав с кресел,— если я буду раздавать эти деньги зря? Нужны деньги — бери, да заплати! Ведь я не с нищего пользуюсь: ваши командиры не шесть процентов, а чуть не рубль за рубль получают!
Все это он излагал при многих офицерах, бывших в моей комнате. Я был тогда очень молод, очень неопытен и такое нахальное бесстыдство не мог переварить.
— Господа офицеры,— заговорил я, едва сдерживая себя,— прошу засвидетельствовать, что говорит г. управляющий...
Пехотные промолчали, а гусар, улыбаясь и вежливо поклонившись, ответил:
— Извините, мы в семейные дела не мешаемся».

На том и окончилось. Офицер отъехал ни с чем и стал предъявлять свои бригадные «требования» в других местах, почти с таким же успехом...»

Генерал листал книгу дальше.

«Никто, кроме Нахимова, в Севастополе не носил эполет: французы и англичане били прежде всего в командный состав. И долго не могли понять упорства Нахимова в этом вопросе о смертельно опасных золотых адмиральских эполетах,— Нахимова, который так небрежно относился всегда к костюму и украшениям, так глубочайше равнодушен был к внешнему блеску и отличиям.

(…)

Дошли до банкета. Нахимов взял подзорную трубу у сигнальщика и шагнул на банкет. Его высокая сутулая фигура в золотых адмиральских эполетах показалась на банкете одинокой, совсем близкой, бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Керн и адъютант сделали еще последнюю попытку предупредить несчастье и стали убеждать Нахимова хоть пониже нагнуться или зайти к ним за мешки, чтобы смотреть оттуда. Нахимов, не отвечая, стоял совершенно неподвижно и все смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землей. «Они сегодня довольно метко стреляют»,— сказал Нахимов, и в этот момент грянул новый выстрел. Адмирал без единого стона упал на землю, как подкошенный.

Штуцерная пуля ударила в лицо, пробила череп и вышла у затылка.»

Генерал Рузский сосредоточился и написал текст телеграммы:

«Ставка.
Его императорскому величеству государю императору.
…Дерзаю всеподданнейше доложить вашему величеству о крайней необходимости принять срочные меры, которые могли бы успокоить население, вселить в него доверие и бодрость духа, веру в себя и в свое будущее. Эти меры, принятые теперь, накануне предстоящего оживления боевой деятельности на фронте, вольют новые силы в армию и народ для проявления дальнейшего упорства в борьбе с врагом; позволю себе думать, что при существующих условиях меры репрессии могут скорее обострить положение, чем дать необходимое, длительное удовлетворение. Генерал адъютант Рузский».

В Тобольске 17 октября 1917 года Императору Николаю II попался на глаза обрывок какой-то газеты: «генерал-адъютант Рузский в Пятигорске в составе группы заложников  убит кинжалом одним из большевиков».

«Бог не оставляет меня, Он даёт мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя ещё в одном: генерал-адъютанта Рузского я простить не могу!».

Император почитал немного книгу Лескова.

Затем взял дневник и под датой «17-го октября» сделал запись:"29 лет прошло со дня нашего спасения при крушении поезда".

Экс-премьер-министр Российской империи Владимир Николаевич Коковцов сидел в своем кабинете в парижском банке.

Он взял подготовленные к печати мемуары и открыл их, вспоминая события своей жизни в России после прихода к власти большевиков:

«На той же платформе стояла кучка солдат из соседнего вагона первого класса, с каким-то, маленького роста, человеком в морской форме.

Пока я ждал подачи вагона, этот господин подошел ко мне и между нами произошел следующий, памятный для меня, диалог:

Он. А ведь мы знаем, гражданин, кто Вы будете.

Я. Я не скрываюсь и, как видите, еду в обычной одежде и даже в старой моей шляпе.

Он. Да Вам чего же скрываться, ведь мы хорошо знаем, что товарищ Троцкий пригласил Вас к себе в помощники, чтоб помочь ему привести в порядок хозяйство армии, только позвольте Вам заметить, что ничего Вы путного не сделаете.

Не трудно себе представить какое ошеломляющее впечатление произвели на меня эти слова. Я буквально не знал как реагировать на них, потому что ясно понимал, что ни опровергать этого нелепого слуха, ни  подтверждать его, мне не следовало.

(…)

В ответ раздались дружные голоса: «правильно, правильно», и вся компания потянулась ко мне, пожимая руку. В эту минуту поезд, в состав которого включили три вагона, стал медленно подходить к платформе, и моя жена с удивлением видит эту картину дружеской беседы моей с компанией матросов и солдат.

…Последующие события опять показали, что есть какая-то неведомая и неразгаданная судьба, которая покровительствовала нам в пути и отводила от нашей головы не раз надвигающуюся опасность.»

В.Н. Коковцов задумался. Затем запечатал рукопись в пакет и написал на пакете адрес издательства.


27 января 2018 г. 19:26