Странная история. Часть VII

  Виталий Петрович поставил чайник на плиту и присел за стол. Он долго смотрел на Варю, затем в окно, затем снова на нее. Зотов молчал, он и сам пока не понимал, чего хочет, и слова не шли. Варя помешивала сахар в чае, томным взглядом осматривая кухню.
   —А здесь все по-прежнему...
  Женщина выдохнула и продолжила водить ложкой по дну чашки. Небо за окном горело оранжевым заревом. Наконец, Виталий Петрович прервал тишину:
   —Да, я ничего не поменял с тех пор, как ты уехала.
   —Почему же?
   —Все, как-то руки не доходят. Хотел, было, эти стулья убрать, но они слишком удобные,— он как-то с сожалением улыбнулся.
  В кухне было тихо, лишь изредка Зотов спрашивал:"Еще чайку?"
  Варя покачивала головой и соглашалась, будто ничего более не желала.
   —Вить, вот скажи мне, почему все здесь мрачные, грустные, не пойму? Неужели так действует погода?
   —Хе-хе, нет. Вовсе не погода...это на курортах ваших все счастливы, всем жить хорошо. Я бы и сам не прочь, вот только там еще хуже, чем у нас.
   —Это как посмотреть.
   —А ты посмотри! Каждый год толпы людей приезжают и уезжают, но когда приходит осень, позже сентября вообще тишина дикая. Я бы там зачах, думаю. Представь себе весь год жить около моря, которое большую часть времени холодное, а когда прогревается - даже на пляж сходить нельзя.
   —Зато красотища такая! Романтика, дикий берег и алые закаты - все как в книжке. Прямо-таки не жил бы?
   —И не жил!—Виталий Петрович подумал, потом продолжил,— Зимой бы приехал, но только на недельку-другую. Всегда хотел на море зимой побывать.
   —Витя, а меня это вдохновляет. Воздух свежий, кругом горы, зелень... Садись и картины пиши!
   —Тебе подлить?
   —Фух, не надо, уже от чая дурно.
   —Тогда, что-нибудь покрепче?—Варя посмотрела на него настороженно и удивленно, затем поставила свою чашку на стол и одобрительно кивнула.
   —А почему бы и нет?
   —Славно, сейчас приду.
  Зотов юркнул в коридор, попутно думая, как же она согласилась, ведь такие вещи совсем не в стиле Вари. Он открыл трюмо, аккуратно придерживая стеклянную дверцу, и взял с полки бутылочку коньяка. "Это я не подумал, женщины, наверное, не пьют такое, хотя черт ее знает. Теперь она совсем другая, как только может человек измениться за месяц! Ничтожный один месяц, где я ошибся? Честно говоря, даже не знаю... Будто бы все шло постепенно, но я поздно понял то, как быстро она отдалилась.",—думал Виталий Петрович, доставая бокалы.
   —А вот и я. Не знаю, будешь коньяк? Другого "покрепче" нет, а то подумаешь еще, что я алкоголиком заделался,—мужчина рассмеялся.
   —Раз коньяк, то совсем чуть-чуть, мне еще вещи собирать и в гостиницу ехать.
   —Вещи я твои все сложил на диване в той комнате,—он кивнул в сторону зала и откупорил бутылку,—так что не беспокойся, успеешь ты в свою гостиницу.
   —Ой, спасибо,—Варя немного расслабилась, подставила бокал поближе к Виталию Петровичу и закинула ногу на ногу.
   —А вы где живете?
   —Недалеко от залива, говорю же, природа там просто чудесная! Вечерком можно и к морю спуститься, полчаса пешком.
  Виталий Петрович приподнял бокал и поднес его к свету, янтарная жидкость переливалась и узорчатая каемка играла стальным светом. Зотов покачивал бокал, будто пытаясь почувствовать весь спектр запахов, протяжно вдыхал, нарочито закрывал глаза и отпивал глоток за глотком. Варя практически не пила, она лишь восторженно взмахивала руками и пыталась как можно четче описать все, что приходило в голову. Постепенно сосуд пустел, за окном темнело, а двое в кухне все никак не переставали говорить.
  Зотов был пьян, что случалось с ним весьма редко, этим он и не гордился. На Варю алкоголь действовал по мере поступления, и говорила, в основном, она. Виталий Петрович заслушивался, он прижимал бокал к щеке, хмурился, улыбался и кивал ей в ответ. За окном едва начало светать.
   —Да ладно тебе, поздно уже. Я тебе на диване расстелю.
   —Вить, как же, не могу же я...
   —Тсс,—Зотов наклонился к Варе и медленно моргнул,—секунду.
   —Оуу, вот это да, —Варя отпрянула и покачала головой. Он, слегка пошатываясь, ушел в свою комнату и вынес оттуда постельное.
   —Ва-аря, иди сюда!
   —Иду,—она поставила бокал на стол и резко встала,—ай, голова! И я не лучше. Сейчас!
   —Поможешь расстелить, а то я, хе-хе,—мужчина уперся рукой на спинку дивана,—а то я один не это... самое...
 Через четверть часа оба находились в разных комнатах. Варя быстро заснула. Настенные часы монотонно отсчитывали минуты, секундная стрелка, как солдат, бойко и резко перемещалась по циферблату, окно пропускало свет с улицы. По стенам скакали блики фонарей, в открытых глазах Виталия Петровича рябило. Он так и не поменял лампочку в люстре.
  Зотов лежал лицом к окну и слушал город. На улице было тихо, сквозь щели деревянных окон проступал холодный воздух.
  Декабрист, недавно пустивший первые свои цветы, покачивался от легкого сквозняка. Мужчина был неподвижен.
  Внезапно его голову поразила тупая боль. Веки стали будто свинцовые и он весь сжался, сжался настолько сильно, что услышал скрип собственных зубов. Зотов взялся руками за голову и попытался сесть. При подъеме боль переместилась с затылка на виски и темя. Он протяжно замычал и крепко закрыл глаза, пытаясь нащупать таблетки на тумбочке.
  Но их там, к сожалению, не было. Виталий Петрович раскрыл глаза и осмотрел темную комнату.
   —Черт,—проскрипел он и, опершись на шкаф, попытался встать.—Где они?!—он дошел до комода и открыл два верхних ящика.
  Боль поминутно прерывалась и возвращалась с новой силой.
  "Наверное, они на кухне,—ему было трудно сообразить что-либо,—как не вовремя! Черт! Теперь надо туда еще и дойти."
  Зотов приоткрыл дверь в комнату и, еле передвигаясь, медленно двинулся на кухню. Варя ворочалась на диване, видимо, ей что-то снилось. Мужчина забрал свои таблетки с кухонного подоконника и налил воды в чашку. Затем раскрутил крышку и высыпал на руку две белых пилюли. Он быстро закинул их в рот и одним большим глотком запил.
   —Ну сейчас легче станет,—пробормотал он и присел на стул.
  "Интересно, она же почти не пила, тогда почему сказала, что у нее болит голова? Или не сказала? А как мы вообще начали? Не мог же я напиться! Вроде боль спадает, хотя, когда это таблетки мне помогали? А болела ли моя голова, или все это приснилось... Может, я еще сплю?—он поднял кружку и стукнул себя по пальцу."
   —Ууу,—Зотов закрыл рот рукой.
  "Дурак, не сплю я! Только голова прошла, так теперь палец сломать решил? Молодец, ничего не скажешь. А она, она-то спит, как вообще Варя согласилась ночевать у меня? Может... Нет, точно нет. Она его любит, я знаю. Палец все еще пульсирует. Хе-хе, сколько мне лет? 30? 40? Сколько бы ни было... я не учусь на своих ошибках. В тот вечер все было решено. Она впервые дала мне понять, какой я человек. Дала мне пощечину,— он приложил руку к щеке.—Как только что было! А сейчас спит, она спит здесь, одна..."
  Зотов вмиг окончательно проснулся и понял, о чем в глубине души подумал. Это была зависимость. Варя — его зависимость.
   —Варя, Варя, Варенька,—прошептал он и глаза его судорожно забегали. Зотов громко вдохнул и закрыл рот рукой.—Что же я, не человек?
   Ему мерещилось всякое: он представлял как бы счастливо они жили сейчас, не будь он столь глуп, не женись он на своей работе, не скажи он в тот вечер те слова и так, чтобы она заплакала. Заплакала действительно от боли и бессилия перед этим огромным миром, перед человеком, которого любила и надеялась направить на путь истинный.
   А он сейчас улыбался, будто осознавая весь ужас, всю иронию. Его зависимость и стала его жертвой. Как сильно может человек чего-то хотеть, если раньше не ценил, имея. А сейчас у него это отняли и он воспрянул ото сна. У Зотова на лбу вспухла вена, сердце бешено заколотилось. Какие жуткие вещи творились сейчас в его голове! Он сейчас будто смотрел через глаза собственных пациентов. За тонкой стеной лежала женщина. Он знал, что она слабее его физически, но чертовски ненавидел себя за то, что не годился ей и в подметки по духу. Варя была сильнее, Виталий Петрович это знал. Она смогла пережить разлуку, он отдался работе и зависимость поглотила его. Она вернулась с новыми силами, он, оставшись один в холодном городе,
потерял остатки рассудка.
  "Как я мог? Как я только мог этого не видеть? И за что же "спасибо" в ее письме? Ведь я только помог ей уйти, она же не понимала, что все не может продолжаться так. Нужно было ставить дурацкую точку, дурацкую! Все у меня по-дурацки и сам я не лучше! Но человек же, так неужели не заслуживаю счастья?! Когда в последний раз кто-либо говорил мне, что я чего-то стою? И не припомню такого... А она говорила! Говорила же, я знаю, мне говорила. Поверить не могу, сейчас будто все как и было. Она спит в гостиной, только меня там нет. А с кем она спит теперь — не мое дело! Верно, уговаривай себя, молодец, хуже бабы..."
  Виталий Петрович взял с окна пачку сигарет и смял в кулаке упаковочную пленку.
   —Где спички, где они? Почему все в этом доме надо искать?—он поджег спичку и поднес к сигарете.—Я же сегодня ни одной не выкурил. Может, когда-нибудь брошу это дело? Кхе-кхе...