Мужик
Бегом обратно на третий этаж.
Рывком открываю дверь кабинета
- За что?
- Не важно.
- Не имеешь права.
- Имею. Обращайся в суд, мне приcудят взять тебя обратно на работу. Ну и что будет дальше?
- Буду работать, стараться, делать, что прикажешь.
- Пойми, ты мне уже не нравишься и как человек, и как работник. Я не хочу, чтобы ты что-то вообще делал для меня и для моей конторы.
- Почему?
- Не хочу. Ты мне не нравишься. Мне неприятно тебя видеть, с тобой разговаривать. Пожалуйста, исчезни.
Сказать нечего. Медленно спускаюсь по лестнице, знакомые царапины на стенах, шероховатости на деревянных накладках старых перил. Очень старая, покрашенная когда-то темной охрой, не закрытая дверь на улицу. Медленно спускаюсь по обшарпанным ступенькам подъезда.
Мы учились на одном курсе, но в разных группах. Я учился хорошо, он плохо. ОН играл в футбольной команде факультета. Я собирал комсомольские копеечные взносы на курсе. Это была мука. Деньги были мизерные. Стакан компота. Никто сам ко мне не подходил, чтобы сдать свои копейки. Надо было подойти к каждому, получить эти копейки, расписаться в билете, получить подпись в ведомости. Я бы мог в конце месяца уплатить за нерадивых свои деньги, расписаться в ведомости. Но расписаться в билете не мог. А именно эта подпись сборщика была подтверждением того, что данный член ВЛКСМ соблюдает основной пункт устава. Я был наивным мальчишкой, поступить так позорно я не мог.
Он был не мальчишкой, а молодым взрослым мужиком, и водился с такими же. Они устраивали в общежитии вечеринки, пили вино, приглашали девочек со стороны.
Как-то в нашем комсомольском бюро затеяли акцию по борьбе со злостными прогульщиками лекций. После первой пары окно, члены бюро помчались ловить прогульщиков. Все в главном здании на Ленинских Горах, 3 минуты от аудитории до комнат общежития. Я врываюсь в комнату, он сладко спит после вчерашнего. Спросонья ничего не понял, но пока я орал в истерике о чести комсомольца, он сообразил что происходит. Слушая меня, быстро достал кастрюльку, несколько картошин и что-то завернутое в газетку. Дождавшись, когда я взял паузу, чтобы отдышаться, спокойно сказал.
- Ты тут посиди, сейчас схожу на кухню поставлю картошку. На выходные ездил домой, привез картошки и сало. Вот мы с тобой позавтракаем. Горячая картошка с салм. Объедение!
Он ушел на кухню, вернулся, развернул газетку, в которой оказался кусок сала, толщиной с ладонь. Свежий белый срез отдавал слегка розоватым оттенком. Через двадцать минут мы лакомились дымящейся паром картошкой, заедая ее ломтями тающего во рту сала. Ничего подобного я раньше в жизни не испытывал.
Он был взрослый мужик, который вырос в подмосковной деревне в семье, в которой кормилец погиб на фронте. Он мои речи просто пропустил мимо ушей. Я эту сцену запомнил на всю жизнь.
Наши судьбы сложились в чем-то одинаково, в чем-то по разному. Одинаково, потому что учились вместе и получили одну специальность – вычислительная математика. По-разному, потому что он пошел работать в космическую отрасль, а я, в Академию Наук. Я долго был младшим научным сотрудником, поздно защитил кандидатскую, поздно стал заведующим лабораторией.
Мы встретились лет через 15 после окончания. На традиционной футбольной встрече нашего курса с предыдущим. Он конечно был в составе лидера нашей команды. Но кроме этого он был доктором наук, начальником большого отдела, профессором отраслевого вуза. Там, где он работал, выпускники нашего факультета были на вес золота, и особенно те, который были настоящие мужики, не боялись силового единоборства на поле, кто в детстве помогали матерям в тяжелые времена сажать и убирать картошку, кто молча пропускал мимо ушей детский или интеллигентский лепет и умел выполнить важное дело. Не думаю, что он был сильнее меня в программировании или математике. Зато он был мужиком, в генах которого было заложено на уровне инстинкта чувство долга – надо во чтобы-то не стало сделать самое важное и нужное в данный момент дело. Например, накормить горячей картошкой и салом, уставшего, голодного мальчишку, который несет какую-то ерунду про обязанности комсомольцев. Наше время, было временем таких мужиков.
В перестройку я общался с очень разными людьми. Но в первое время с теми, кто подхватили и ринулмсь в эту перестройку. Это сейчас я понимаю, чем было кооперативное движение. Мне еще тогда один умный человек сказал.
- Что-ты радуешься? Вы кооператоры помогаете угробить страну. Обналичиваете и обесцениваете внутреннюю безналичную валюту, пускаете ее в свободный рыночный оборот, это кончится крахом.
Когда страна рушилась, на ее обломках стали появляться новые организации. Люди пытались выжить в разнообразных коммерческих оболочках. Рассыпался ВПК, космическая отрасль, научно-промышленные гиганты. Учреждения культуры, музеи, киностудии, театры. Мои знакомые, аспиранты, зашли в управление музеев кремля, принесли туда пару персональных компьютеров с примитивными программами, чтобы вести учет ценностей. Как-то появился парень из Риги с предложением оснастить партию персональных компьютеров нашими программами, но в разговоре выяснилось, что он не знает даже марки компьютеров. Он сказал, они в разобранном виде в коробках, и что он ищет, кто их соберет. Я отказался. Уходя он нерешительно спросил, не знаю ли я, где можно купить оружие.
Когда в КБ престали платить зарплату, ОН уволился и собирал команду для своей новой собственной конторы. Он позвонил мне и пригласил поговорить. Узнав, что я сижу без работы и без средств существования, велел завтра приступать к делам.
- А что делать?
-Тебе скажут.
Через месяц я понял, они по дешевке торгуют мелкими проектами, из разных умирающих организаций, отложенными в корзину до лучших времен. Кое-как доводили их до приличного вида. Кто покупал, я не знаю. Скорее всего, японцы или южные корейцы. Моя задача заключалась в доведении до нормального состояния разделов с описанием, тестирующих алгоритмов и программ.
Я решил поговорить. История повторялась. Я призывал его поменять, тактику. Работать с проектами более внимательно, анализировать их новизну, и в зависимости от результатов решать, что продавать и за какую цену. А что не продавать вообще. Мне казалось, он меня не слушал, просматривал какие-то документы на столе.
Но когда я сделал перерыв, чтобы отдохнуть, он положил передо мной лист бумаги и ручку.
- Пиши заявление о разрыве контракта.
Никакой горячей картошки с домашним салом. Передо мной сидел тот же мужик, который прогулял лекцию, которого я за это стыдил и напоминал устав ВЛКСМ. Но сегодня он своим чутьем сразу понял, что отныне и навсегда каждый будет только за себя. Такие мужики сразу подхватили модную фразу «это ваши проблемы», стали включать счетчики своим друзьям по детскому саду, школе, студенческому общежитию. Я тогда не понял, понравились ли или нет им новые жизненные установки. Но они их с энтузиазмом приняли, и построили новую Россию, в которой мы с вами живем сегодня.
Прошло 30 лет с того времени, когда я спустился на землю по обшарпанных ступенькам старинного московского особняка. Я понял - мужикам понравилось.
Свидетельство о публикации №218012702239
Ольга Реймова 28.01.2018 10:30 Заявить о нарушении
Напротив, Они, решают, как мы живем. Без них жизнь остановится.
Если хочешь рулить, спроси себя, а я мужик?
Клим Ким 28.01.2018 11:43 Заявить о нарушении
Александр Астрецов 16.05.2018 09:08 Заявить о нарушении
Дальше будет еще интересней. Засекайте время.
Адольф Иванович хотел оставить четверть русского населения. Говорят в мемуарах "Железной леди" определена цифра 40 миллионов.
Александр Копырин 14.12.2018 10:42 Заявить о нарушении