Театральное

-А ты знаешь, что по нашему студенческому – творческого вуза – можно попасть на некоторые спектакли в некоторые театры бесплатно?

Новость была интересной, новость засела в мозгу, новость требовала проверки. Но в чем же я пойду в театр? У меня вся одежда – джинсы и джинсовая же куртка. Ну и пара джемперов. Можно ли в этом пойти? А если и нельзя, есть ли у меня другой выход? Ладно, пойду в том, что есть. Но вот в какой театра, на какой спектакль? Я же не знаю, куда пускают. Могут ведь отказать. Опытные люди подсказали: отказать могут везде. А если всегда есть вероятность отказа, то не всё ли равно на какой спектакль пойти, уж лучше сразу на самый лучший. А какой лучший? Однокурсники мои как-то оказались не театралами. Свободные вечера и деньги они тратили на кино.

Можно было ориентироваться на репертуар. Но самая лучшая пьеса могла быть провально поставлена. Из всех театральных режиссеров я знал Гончарова, потому что к нему на курс поступил Амаду. Но в Театр им. Маяковского говорили попасть по студенческому трудно. Кого я знаю ещё? Любимова. Но кто-то сказал, что Театр на Таганке не тот уже. Вообще, стоит ли верить моим знакомым, у которых весьма своеобразные вкусы. Что касается предпочтений в литературе - я же им не верю, мне нравиться совершенно иное. Ещё я знаю Захарова. По фильмам, по «Тому самому Мюнхгаузену», по «Обыкновенному чуду», по «Дому, который построил Свифт». И, конечно, я слышал «Юнону и Авось» на пластинке, давным-давно, в доме у Нади М., скрипачки с волшебными глазами.

И я пошел в Ленком. Нас, таких «наглых» молодых людей и девушек, оказалось пятеро. В темном холле мы стояли поодаль друг от друга, словно боялись, чтобы нас не перепутали, при этом вид у всех был такой независимый и немного вызывающий. Мол, я, и только я, достоин попасть на спектакль, а все остальные тут по ошибке и неизвестно, что забыли.

Сначала нам сказали, чтобы мы подождали. Прозвенел первый звонок, потом второй. Саспенс нарастал. Не хуже чем в фильмах ужасов. Только мы ждали не кошмара, а решения администратора. И вот он появился сам, взирая на нас с небольшого возвышения в несколько ступенек. Его взгляд остановился на каждом. Мне показалось, он произвел в голове какие-то расчеты, оценил нас. Он не потребовал студенческих билетов или иных документов. Он был безупречен, в манерах, в одежде, в жестах и словах: «Так, все быстро идем за мной, не отстаем, вопросов не задаем, делаем, что скажу». И мы помчались по коридорам и лестницам Ленкома. Было ощущение, что за администратором развивается черный плащ. Мы шли по каким-то темным закоулкам и вдруг, за очередной дверью яркий свет, светлые помещения, но почти никого, все уже заняли свои места. Человек заглянул в зал, сказал «трое сюда», потом мы взлетели по лестнице, администратор сказал «двое тут». И исчез.

Я стоял. Плечом к плечу. Попой к чьему-то переду. Своим передом к чьему-то заду. Я видел только половину сцены. Но это стоило того. Театр захватил, покорил, обрушился, как водопад, занял в сердце все места, что ещё не заняла литература. Я не знаю, как у других, но на некоторых спектаклях перехватывало дыхание. Я действительно думал, что лучше того, что происходило тогда и там в тот момент со мной не произойдёт, и не происходило. Ради этого и стоило поступать во ВГИК. Чтобы ходить в театр по студенческому))) Прости девочка, жующая пирожок на вокзале, я поступил, а ты нет, возможно, ты бы стала лучшей сценаристкой, чем я, но я бы ещё раз попробовал поступить, если бы не поступил, если бы знал, какие возможности открывает мне мой студенческий.

Немного напрягала вечная роль просителя, но скоро я привык и к ней. А как же Булгаковское «Никогда ничего не просите. Сами придут и дадут»? Тут это не работало. Да, чтобы попасть на спектакль я готов был изобразить умоляющий взгляд, истового поклонника именно того театра, в который хотел попасть, готов был применить самый трогательный из своих голосов, тут даже одежда моя бедняцкая была в тему, сразу видно, что нормального билета мне ни за что не приобрести, точно чокнутый театрал-провинциал, для которого лицезреть любимых актеров мечта всей жизни. Увидеть сцену и умереть.

Но я и на самом деле был благодарный зритель. Более того, таких зрителей ещё поискать. Плохие спектакли для меня были редкостью. Всё, что не удавалось актером, все огрехи режиссера компенсировало моё воображение. Я готов был простить многое. Я даже какое-то время вел театральный дневник. Пока все мои впечатления, которые я записывал, не показались мне кощунственными, неточными, они не отражали реальных переживаний, или я не мог их так внятно зафиксировать. Четыре с половиной года доступа к счастью, чистейшему и без обмана. И пусть вокруг было холодно, неуютно, люди толкали друг друга, оставляли умирать упавших на улице, грабили, убивали, обманывали, пытали, изводили, завидовали, бухали, делали карьеру, страдали, в общем, неумело, но успешно строили ад отношений, здесь в театре, по крайней мере, со стороны зрителя можно было переживать абсолютное счастье. Но я не мог его ни с кем разделить. Когда я ходил на спектакли со знакомыми, одногруппниками, гостями, я не мог с ними разделить радость. Люди оценивали, люди говорили о каких-то второстепенных вещах, критиковали, понимали что-то совсем по-другому, переживали иные чувства. Как оказалось, хотя все смотрят на одну и ту же сцену, каждый видит свой собственный спектакль. И то,  что видел я, приносило мне непередаваемое наслаждение, непередаваемое, в том смысле, что кроме меня никто так это и не мог бы пережить и понять. Это не хорошо и не плохо, это просто так. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминаю свои походы в московские театры, блаженная улыбка не сходит с лица. Идеальный резонатор в моей голове, или ещё что-то. Боюсь назвать это любовью, но, наверное, это так. Господи, сколько же людей, и не подозревали, что они дели свои спектакли для меня. И что никто не оценивал их,  как я. И как я был счастлив. Спасибо.

Сергей Решетнев ©