Наркоманка

      С чего бы начать? Начинать – ответственное мероприятие, скажу я вам. Вот так начнешь, бывало, не с того, и потом все дело кувырком. Получается вовсе иначе, выходит вот совсем не то, что запланировал. А, может, так оно и лучше?

      В общем, где-то наш ОБЭП раздобыл две бочки спирта. Ну как раздобыл? Поделился с народом. Чего там в его, обэпных закромах водится или бывает – известно только посвященным, не холопское это дело – заглядывать за высокие заборы. Но эти две бочки с барского плеча попали в дежурную часть. То ли побрезговали, то ли расщедрились добытчики, но две бочки того самого остались в дежурке.
      
      Естественно, отправили образцы на химическую экспертизу, чтобы, так сказать, убедиться в качестве продукта. И целый день помощник дежурного под зорким оком всей смены названивал экспертам с одним только вопросом: «Ну че?»
Бочки были пластмассовые, то есть – полимерные. Белые такие. И сквозь них просвечивал Он.

      Жидкость пахла правильно, но имела неправильный цвет – мутный, словно самогон, хоть самогоном и не отдавала. Это, в общем-то и насторожило коллектив. Никто не сталкивался с метанолом, но все знали, что он встречается. А так как ОБЭПники не раскрывали секрет появления этого вещества, было тревожно. Тревога из дежурной части передалась по подразделениям, словно по невидимым проводам. Уже к обеду весь отдел знал, что у Книжника есть куча спирту. Как водится, слухи разбегались из уст в уста, преломляясь с каждым разом все больше. И к вечеру по отделу уже ходили всякие небылицы.

      Книжник, мелкий усатый капитан – начальник дежурной смены – нервничал все больше и к вечеру стало совершенно невозможно даже смотреть на него. Он мгновенно взрывался гневной тирадой, заканчивая всегда примерно так: «У меня две группы не справляются, на Мамайке разбой с огнестрелом, а вы тут со своим спиртом!»

      Где-то после шести прошел слух, что экспертиза пришла. «Хороший!» «Можно!» И к Книжнику пошли ходоки. От уголовного розыска пришла целая делегация. Они долго о чем-то спорили, после чего от делегации отделился Леха Мыскин и устремился вверх по лестнице. Кто-то пытался окликнуть его, но Леха только сказал: «Щас» и убежал. При этом лицо его улыбалось, хоть Леха и был серьезен. Через пять минут Леха едва сдерживаемой походкой возвращался с сумкой, сквозь которую просматривалась внушительная емкость.
 
      - Трешка, - сказал мне Гарик, - не меньше. Нужно Нику сказать.
      - Угу, - сказал я, затягиваясь сигаретой, - только поторопились бы, а то там не останется. 

      - Ник свое возьмет, - спокойно сказал Гарик.

      От участковых пришел сам начальник. Он, не спеша, деловито зашел в дежурку, пробыл там минут десять и вышел с тем же портфелем, который при этом прилично распух.

      Боря Ломов из ПДНа, судя по его довольному лицу, тоже что-то отчикрыжил себе, но на все вопросы отвечал отрицательно, видимо, опасаясь завистников.

      У нас, в следственном отделе, самоорганизация отсутствовала. Может быть, такова специфика следственной работы, которая всегда индивидуальна, а, возможно, Топчан растоптал в молодежи склонность к самостоятельному принятию решений. Но все (а не только Гарик) знали, что Ник свое возьмет. Ник имел глубокие агентурные связи среди всех алкоголиков РОВД, а потому мимо него такая рыба просто не могла проплыть ни в каком случае.

      - Коля, - говорил Ник по телефону Книжнику, - отсыпь страждущим.

      На том конце провода возникло ожидаемое негодование, которое разливалось из трубки по всему кабинету, доходя и до коридора, откуда я имел неосторожность наблюдать эту битву умов. Ник некоторое время слушал, после чего сказал:

      - Стыдно, Николай Васильевич! Эх, обмельчал отдел! Что бы сказал Парфенов, будь он здесь? А Богданчук? Что бы сказал Богданчук? Ты забыл товарищей, Коля?

      По лицу Ника, которое вдруг оживилось, стало понятно, что Книжник не вынес пытки авторитетами. А Ник, почувствовав слабину, сказал в трубку: «Сейчас приду» и быстро положил ее на рычаг.

      - Гарик, - позвал он, - где мой тревожный чемоданчик?

      В общем, спирт пошел в массы. Да и куда еще ему идти, если он для этого создан? Более того, он попал на самую благодатную и благодарную  почву. Если где и ценили спирт – так это в милиции. Скажу больше – мало где ценят его так, как здесь. Разве что какая-нибудь хирургия может похвастаться столь тонким отношением к этому девяностопроцентному продукту подпольного пищепрома.  Нет, поймите меня правильно – я не беру в расчет разных маргиналов и отдельные спившиеся элементы.  Нет. Это другое. Это потребность, перерастающая в субкультуру.

      Милиция потребляет алкоголь по необходимости. Вы можете спорить с этим, бороться с этим, но заберите алкоголь у мента – и работа встанет. Если после работы не выпить свои законные сто грамм, то зачем это все? Кому нужна ежедневная головомойка без вечерней стопочки – бутылочки?

      Поверхностный читатель, может быть, уже заметил очернительство в этих строках, но кто считает так, тот или максималист или еще не дозрел до понимания жизни, что, впрочем, одно и то же. Когда-нибудь наши потомки победят все пристрастия и станут богами. А может – вымрут, кто их знает, потомков? Но сейчас, именно сейчас алкоголь выполняет важную мотивирующую и объединительную функцию в обществе.

      Действительно, при всех отрицательных и я бы даже сказал вредных моментах, алкоголь все ж таки не запрещен, а кроме того и, как ни странно, поощряем и рекламой и общественным мнением. Нет, конечно же, никто не любит горьких пьяниц, вместо этого все озабочены культурой пития, которая приходит к человеку, как правило, вместе со зрелостью. Причем, главным образом, к мужчине, то есть – к мужчинам. Действительно, кому понравится пьющая женщина? Ну, разве что, немного выпившая, да и то – вовсе не пива и Боже упаси – не самогону. В крайнем случае – немного вина, коньячку или рюмку водки. А мужчина, слегка разгоряченный алкоголем в нерабочее время – это скорее норма, чем ее нарушение.

      Алкоголь объединяет общество, наделяет его потенциалом общения и доброты, которая неизменно просыпается в пьющем при определенных обстоятельствах. Причем, открывается ведь только то, что в человеке заложено. В добром открывается доброта, а в испорченном – злоба. И здесь мы видим еще одну важную роль алкоголя – так называемый вывод на чистую воду. В милиции есть одна дальновидная при всей своей грубости поговорка: «кто не пьет – стукач». И ведь неспроста! Потому пьют все. А те, кто не пьет, не стучат, потому как уличены заранее.

      Но оставим эту неисчерпаемую тему, наш рассказ не об этом, хотя, в общем-то, и об этом тоже. Две бочки спирта сплотили отдел. Они наделили работу дополнительным смыслом, который заключался не только и не столько даже собственно в питие, сколько в некоей метафизической общности, которая вдруг возникла у личного состава. Спирт, как бы припрятанный в дежурке, вдохновлял на трудовые подвиги даже непьющих. Возникло некое подобие братства. Проходя мимо дежурки, (а миновать ее было нельзя, ибо в любом отделении она всегда прямо у входа), сотрудники заговорщицки  улыбались дежурному или просто бросали двусмысленный взгляд в его сторону.

      При этом начальник дежурной смены выступал своего рода Махатмой Ганди, который по- отечески благословлял свою паству на работу. Не удивлюсь, если вдруг начальство отдела не знало об этих бочках, хотя, казалось бы, утаить сей факт не было никакой возможности. Только партийная организация, движимая общей большой идеей, могла вынашивать подобные групповые тайны. Но если оно и знало, то вида не подавало, что могло говорить о какой-то даже неожиданной руководственной мудрости. Впрочем, я зафантазировался.

      За последующие пару недель в отделе сформировались новые ритуалы, грозящие перейти в традиции. Каждой дежурной смене в обед начальник дежурки отпускал по полторашке спирта. Эксперты уносили этот спирт к себе, где наливали его строго по назначению, то есть всем, кто заступил сегодня на сутки. Если спирта не хватало, то отправляли гонца к дежурному, который, оценивая внешний вид гонца и оперативную обстановку в районе, выдавал или не выдавал просящему добавку. Спорить с дежурным было не принято, в этом плане офицеры были неожиданно дисциплинированны и вежливы.

      Почему эксперты? Видимо потому, что они располагались в отдельном строении во дворе отдела, да еще и на втором этаже, с которого отлично простреливался весь двор, и подобраться незамеченным было невозможно. По инструкции дверь в эспертное отделение всегда была на замке, и это создавало дополнительную степень безопасности вкушающим обед дежурным операм, следователям, участковым и сотрудникам инспекции по делам несовершеннолетних.

      Там всегда тебя ждали, там тебе были рады. Там обеденный стол ломился от колбасы с помидорами, а в стаканы было уже налито. Эти дымящиеся яства неслабо будоражили воображение заступившего на дежурство, и тот с самого утра уже предвкушал обед, искренне опасаясь быть вызванным на происшествие в это заповедное время…

      … мы с Жекой Хороводовым заступили на сутки от следствия. С утра мы уже были в мешковатой «полевке», а бедро увесисто оттягивала кобура с ПМом. Отсидев и отстояв все обязательные разводы, коих у дежурного следователя целых три штуки, мы разошлись по кабинетам.

      В дежурство было не принято заниматься текущими делами – это считалось плохой приметой. Потому, хоть дел и было по горло, я намеренно бездействовал. Коридор контролировался Топчаном, который мог, словно Талиб, появиться в любую минуту, поэтому бездельничали каждый в своем кабинете. Так прошло полдня. Краем уха я слышал из коридора, что Хороводов вроде бы уехал на ночную кражу, часа через два он вроде бы с нее вернулся. Дело близилось к священному обеду, но мой телефон молчал, то есть, он звонил периодически, конечно же, но дежурка меня почему-то пока не трогала.

      Я мирно играл в Старкрафт, когда позвонил телефон. «Началось», подумал я. И началось.

      - Слушаю, Симонов, - обреченно сказал я в трубку.

      - Спускайся, у нас два наркомана, - в приказной манере сказал дежурный.

      - Оба мне? – спросил я.

      - Спускайся, а то на кражу отправлю, - сказал дежурный, немного замешкавшись.

      Сегодня начальником дежурной смены был Федрищенко, - нервный усатый майор с круглой мордой. Его не любили в отделе, и было за что. «Майор-паника» - называли его, наверное, потому что Федрищенко не мог отличать мух от слонов. И, как назло, именно на его дежурствах частенько случались всякие ЧП, от чего Федрищенко становился еще более нервным, кричал, плевался и заикался. Я всегда напрягался в его присутствии.

      Я пошел вниз. По пути заглянул к Хороводову.

      - Тебе Федрищенко звонил? – спросил я.

      - Звонил, - сказал Жека, смотря в монитор и при этом одной рукой что-то печатая, а другой держа почти истлевшую сигарету, - иди, я сейчас, через пять минут приду.

      Я спустился. В дежурке на лавочке перед окном дежурного сидели двое: мужчина и женщина, то есть - относительно молодой еще человек и девушка. Мужчина лет двадцати семи – тридцати, судя по внешнему виду, был опытным наркоманом: проваленные скулы, желто-коричневое лицо, брюки едва висят на бедрах, того и гляди упадут. Девушка была свежее, но тоже со скорбным лицом опийной наркоманки.
 
      - Что тут у Вас? – спросил я у Федрищенко.

      - Это у вас – ответил Федрищенко и кивнул в сторону наркоманов, - мне они на хрен не нужны.

      - Я мужика возьму, - сказал я безапелляционно, - не люблю наркоманок.

      - Мне все равно, - сказал Федрищенко и протянул мне зародыш уголовного дела – тонкую стопку документов, прихваченных канцелярской скрепкой.
Я взял дело и стал листать его. В это время спустился Хороводов.

      - Жека, извини, но даму я тебе оставил, - сказал я.

      - С тебя могарыч, - беззлобно хохотнул Хороводов и забрал «свое» дело из рук Федрищенко.

      Оба наших персонажа были задержаны вчерашней ночью нарядами патрульной службы. Представитель ППС стоял здесь же, сияя, словно именинник в пятом классе. Два раскрытых преступления – шутка ли? Там особо не разбираются, что это за преступления. Ну и что, что всего лишь поймали двух несчастных с «четком» опия каждый? Зато в графе «раскрыто преступлений подразделением» прибавится целых два пункта.

      - Вы следователь? – спросил у меня бравый лейтенант ППС с планшетом.

      - Я, - ответил я, - и он тоже, - кивнул я на Хороводова.

      Лейтенант растерялся, сделал легкое движение в сторону Хороводова, но вдруг вновь повернулся ко мне и сказал:

      - Карточки на нас выставите? Номер «08» - ППС.

      - Выставим, нам не жалко, - сказал, не оборачиваясь, Хороводов, и лейтенант тут же исчез.

      Наркоманы обреченно сидели на лавке и без особого интереса взирали на происходящее.

      - Ну, пойдем, что ли, мадам, - сказал Хороводов девушке, - как тебя зовут-то?

      - Марина – ответила та.

      Я  забрал своего и мы пошли к себе странной компанией: впереди шли наши наркоманы, почему-то став плечом к плечу, сзади шли мы с Хороводовым в такой же комбинации. Выглядело так, будто мы конвоировали Бонни и Клайда. Они, кстати, неплохо подходили друг другу, по крайней мере, по пути никто не задал нам ни одного вопроса, хоть менты – народ очень любопытный до чужих дел. Мы с моим «жуликом» зашли в мой кабинет. Предстояла рутинная работа.

      Здесь сюжет требует небольшого, но важного отступления. В конце девяностых – начале нулевых ловить наркоманов было очень выгодным занятием для милиции, и вот почему. Вы, может быть, очень неправильно предположили какую-то корысть в этом, но нет - выгода состояла в другом – они прилично поднимали процент раскрываемости.

      Палочная система – особенность советской, а потом уже и российской милиции. Да что там, современная полиция не продвинулась в этом смысле и на миллиметр. А потому если начальник не давал «процент», то у него возникали серьезные проблемы, которые он самым естественным образом спускал вниз по вертикали, делая эти проблемы общими. И в ход шли всевозможные ухищрения. Вдаваться в эти бумажные подробности нет никакого желания, скажу лишь, что самым законным и при этом простым занятием была ловля наркоманов.

      Ловить их было просто, наметанный глаз мог легко отличить наркомана от обычного гражданина даже по походке. Каналы поступления опия из Средней Азии в то время функционировали отменно, а потому наркоманов было хоть отбавляй. В вечерне-ночное время их отлавливали иногда столько, что, поднимая раскрываемость, вызывали недовольство у прокуратуры, которая вполне обоснованно видела в таком экоциде все признаки нарушения прав человека.

      У наркомана должно было быть при себе не меньше 0,1 г. опия, а это – всего лишь один «четок», то есть доза. И статья 228 часть 1 готова. Вполне себе «нормальное» преступление – до трех лет лишения свободы. И под стражу брать никого не нужно, потому что не тяжкое, и признательные показания в 90% случаев. В общем, сплошное удовольствие для всех.

      Неопытный следователь обрабатывал наркомана часа за три, опытный – примерно за полтора. Я справлялся за час, а все потому, что у меня был компьютер и даже (о, чудо) собственный принтер. Скорость стоила мне множеством мелких ошибок и описок, но поделать с собой я ничего не мог.

      Только я приступил к работе, как телефон зазвонил, я снял трубку.

      - Слушаю, Симонов, - дежурно сказал я.

      - На обед придешь? – спросил Стас Багринцев. В животе моем тут же заурчало.

      - У меня наркоман. Подождете? – спросил я.

      - Давай, не торопись, к двум подходи, - сказал Стас.

      На часах было без четверти час, так что времени было полно. Стас сегодня представлял клан распорядителей спирта, т есть – экспертов. Стас был весел и всегда травил какие-то новые незнакомые анекдоты, потому пропускать обед особенно не хотелось.

      Хороводов, в отличие от меня, был капушей и просрочником. Он волокитил все, что к нему попадало. Причина этого была никому не понятна, ибо Жека работал без устали в том числе  и по ночам. При этом он был опытнее меня и уж точно не глупее. Скорее всего, дело было в паузах: Жека любил отвлечься. Он с энтузиазмом пил чай с коллегами, иногда даже и с водкой. В общем, не мог сосредоточиться.
Я позвонил ему, хоть и понимал безнадежность его положения.

      - Эксперты к двум приглашают, - сказал я.

      - Отлично! – ответил Жека, - я как раз закончу и подойду.

      - Успеешь? – спросил я.

      - Конечно, времени вагон, - сказал Жека.

      Без пятнадцати два я вернул «отработанного» наркомана в дежурку – пришлось взять его под стражу, ибо тот оказался рецидивистом (имел непогашенную судимость).  Зашел к Хороводову. Жека развалился на стуле, забросил одну ногу на тумбочку и, закидывая подбородок вверх, затягивался вертикальной сигаретой. При этом он вещал. Марина (а в кабинете больше никого не было) подобострастно внимала его пассажам.

      - Понимаешь, - говорил Хороводов, нисколько не смутившись моим появлением, - я против вас ничего не имел бы, если б от вас так не воняло. У меня в доме на первом этаже варят ханку, суки, весь подъезд провоняли. Участковый, скотина, ничего не делает. Похоже, в доле. А начальнику стучать неохота.

      - А кто участковый? – со знанием дела спросила Марина.

      - Оно тебе надо? - оборвал ее Жека.

      - Ну, я просто хотела… если Горобец, то Вы правы, - отвечала Марина.

      - Что это тебе такого Горобец сделал? – вмешался я.

      - Как это "что"? – с удивлением сказала Марина, - он с хаты по две штуки в месяц берет.

      - Может, в участковые податься? - спросил я – а, Жека?

      - Да чешет она, - сказал Жека, - я Серегу знаю, он столько бы не взял, все время у меня сигареты стреляет.

      - Это он маскируется, - сказал я.

      - Честное слово… - начала Марина, но я не дал ей закончить.

      - Слушай, ты на обед к экспертам пойдешь? – спросил я Хороводова.

      - А сколько времени? – спросил Жека, посмотрел на часы на руке и присвистнул, - Ого! Я думал еще минут сорок.

      - Ты и за сорок не успел бы, ты ж не следователь, а лекарь – все жизни учишь антисоциальные элементы, - сказал я.

      Нотация нисколько не задела его. Хороводов поднял указательный палец вверх, а другой рукой взял огромную кружку и вкусно отхлебнул из нее кофе.

      - Ты ничего не понимаешь,  - сказал он с улыбкой, - я налаживаю психологический контакт. Вот поговорим сейчас с Мариной по душам, а она мне завтра Солодовникову приведет.  Да, Марина?

      - А кто такая Солодовникова?  – спросил я.

      - Подружка ее, моя потерпевшая по хулиганке. Я ее уже две недели разыскать нигде не могу, а по делу срок истекает, - сказал Хороводов.

      - Короче, Склифософский, - сказал я, - я пошел, а ты как хочешь.

      - Блин, Симонов, ну ты и гад, - сказал Жека, - пропойца и алкаш.

      - Это синонимы, - сказал я, - и вообще-то я в обед больше ста грамм не пью.

      - А я пью, - сказал Хороводов, - но куда я ее дену?

      - С собой возьми! – пошутил я.

      Жека призадумался, но думал недолго.

      - Это идея! – сказал он, - Марина, пойдешь с нами?

      - Пойду, а что мне? – сказал Марина.

      Я впервые пригляделся к ней. Марине было вряд ли больше двадцати трех-двадцати пяти. Сквозь скорбный налет губительного пристрастия в ее лице просвечивала не увядшая пока красота, вернее, какая-то симпатичность. Опытный глаз мог заметить, что колется она недавно, максимум – пару лет, и потому мрачная печать неизбежности еще не успела стереть черты ее личности. Длинные каштановые волосы ее были немыты, а свитер, кажется, был на размер больше. Но грязи под ногтями я не заметил.

      - Блин, Жека, ну ты кадр, - сказал я, то-то ребята удивятся.

      - А мы им не скажем, - сказал Хороводов, - да, Марина? Обещаешь вести себя прилично?

      Марина пообещала, и мы пошли к экспертам.

      Экспертное отделение, как уже говорилось, представляло собой своего рода форт, имеющий единственный вход и тот над лестницей из двух пролетов. Дверь открыл Игорь Федорьев.

      - Это со мной, сказал Жека, кивая на Марину, - свидетельница по делу.
Стас, выглядывавший сзади, скривил лицо, но, разглядев, что речь идет о женщине, смягчился и сделал пригласительный жест. В его кабинете уже сидели два дежурных опера: Саша Муравьев и Саша Южный. Вообще, отдел наш представлял собой странный рассадник Александров, словно все матери в конце семидесятых сговорились называть сыновей Сашами. В дверь позвонили, и через секунду внутри был и запыхавшийся участковый Женя Долгалев – странный высокого роста интеллигент, непонятно каким образом попавший в число местных урядников.

      Мы с Хороводовым положили на стол свой вклад – у меня был небольшой пакет с бутербродами, а у Жеки – три котлеты и два помидора. ,

      - Оставьте себе, вчера у Бражникова день рождения был, жратвы полно осталось, - сказал Стас Багринцев.

      - Ты там кому попало жратву не раздавай, Иисус нашелся, - послышался из соседнего кабинета голос начальника экспертного отделения Вовы Бражникова.
-Владимир Михалыч, тебе что, жалко? – крикнул в ответ Стас, - зашел бы лучше, с людьми поздоровался.

      Вова зашел и в виду наличия кворума, застолье началось. Эсперты накрыли приличный стол с бужениной, сыром и вчерашним шашлыком. По сезону (а была середина осени) конечно же, появились и овощи с фруктами в нужном ассортименте. Но главного не было.

      - Вов, я достану? – спросил Стас.

      - Хватит, надоставались вчера, Гена пол отдела облевал. 

      - Так смотреть же ш надо, кому наливаешь. Он пришел уже готовый, - сказал Игорь.

      - На нем не написано, во-первых, - сказал Бражников.

      - А во-вторых? – спросил Стас.

      - А во-вторых, поели – и по рабочим местам, – не унимался Бражников.

      - Тебя что, Топчан покусал? – съязвил Хороводов.

      Кабинет взорвался дружным хохотом, и обстановка разрядилась. После непродолжительной осады Бражников сдался, и на столе появилась искомая полторашка.

      - Разбавленный? – спросил я.
      
      - Конечно, мы ж себе не враги, - ответил Стас.

      Обед на дежурстве – время хорошее. Если он не застал тебя на выезде, то, скорее всего, никто не потревожит тебя в обед. Утром вызывают на ночные преступления, вечером – на вечерние. А в обед у жуликов, видимо, сиеста. Они не работают в это время, как евреи в субботу.

      Мы спокойно вкушали яства и выпивали. Никто не следил и не одергивал друг друга за столом – каждый сам решал, сколько ему пить. Эта привычка вырабатывается даже у молодой ментовской поросли, к коей я тогда относился и передается из поколения в поколение.

      Я выпил свои три рюмки и остановился. В голове зашумело, мир наполнился благодатью. Я знал, что это опасное состояние – для меня сущая каторга работать подшофе. А работа может выскочить внезапно, в любую секунду. Жека «поплыл». Опера тоже стали не в меру разговорчивы. Народ стал травить байки, Стас добавлял своих знаменитых анекдотов. Неожиданно и Марина включилась в общение. Сначала она просто хихикала, потом стала уже смеяться в голос, а после уже и притягивала взоры рассказчиков, которые все чаще смотрели на нее, как на единственную женщину за столом, ожидая ее одобрительной реакции.

      - А слышали, на позапрошлой неделе у Остапа барсетку сперли прямо из дежурного УАЗика? – спросил вдруг Муравьев.

      - На Туапсинке, что ли? – оживился участковый Женя, - конечно, слышали, он нашего начальника заколебал, ваш Остап.

      - Говорят, Юрец Лопатин его на хрен послал? – поинтересовался Стас.

      - В морду дал, - сказал Хороводов с усмешкой.

      - Но-но, поаккуратнее с выражениями, - сказал Южный - другой представитель уголовного розыска за столом.

      Ситуация немного напряглась, и неспроста. Пару недель назад произошло возмутительнейшее событие – у старшего опера отдела по борьбе с наркотиками Сашки Остапенко по кличке Остап на выезде украли барсетку. Выезжали на обычную кражу из магазина. В УАЗике была вся следственно-оперативная группа, потом еще кинолог с собачкой приехал. В общем, кража как кража – отрабатывали по обычной методике.

      Остап  – старый опытный опер, ушел опрашивать жильцов дома. Барсетку он бросил в УАЗике, благо вокруг него топталась целая толпа ментов. Осторожность осторожностью, но предположить, что жулик обнаглеет настолько, чтоб тащить из милицейского УАЗика – это было невозможно. Вот Остап и расслабился. А, может, просто забыл ее, кто его знает. Да кроме того – Остапа знала каждая собака в районе, а наркоманы боялись его как черт ладана. Бросать барсетку в машине – поведение терпилы. Лоха поведение, что уж там говорить. И тем позорнее для Остапа была эта кража.

      Сначала он думал, что ребята пошутили – пытал водителя, следователя и эксперта. Но все разводили руками: следователь с экспертом были в магазине, а водитель, оказывается, тоже где-то шатался, гад. Бросил машину, в общем. УАЗики служебные – они вообще не замыкаются, от кого их замыкать? Вот и сперли прямо с заднего сиденья.

      Писать заявление Остап, конечно же, не стал, но в районе устроил настоящий террор: таскал всех сомнительных личностей, в особенности – наркоманов – в отдел и там пытал их законно и незаконно. Понять его, в принципе, было можно – в барсетке был полный комплект: паспорт, права, служебное удостоверение. Деньги тоже были, но это не главное, да и паспорт с правами – тоже не главное. А вот потерять ксиву – это проблема. Это выговорешник. Да и бог бы с ним, и его бы Остап тоже перетерпел – чай не первый и не последний. Но у него через месяц звание. Уже документы в Москву отправили, уже вот-вот должны утверждать, Остап уже и погоны майорские приготовил и повесил в кабинете на видное место, а тут…

      Следующим, кто попал под его руку, был начальник участковых Терентьев, который, впрочем, быстро  перевел стрелки  на Юрца Лопатина. Это была территория Юрца, ну так что ж? Мало ли там чего случится, Юрец же всего знать не мог.
Остап стал регулярно приходить к Юрцу на опорный, при этом он ругался и заставлял таскать туда все новые туапсинские преступные элементы. Через пару дней Юрцу это надоело.

      - Слышь, иди у себя в ОБНОНе командуй, - сказал, наконец, Юрец, - у меня своих начальников хватает.

      Остап был дерзок, конечно, но Юрца он не напугал. Юрец оказался тертым калачом и, в общем-то плевать хотел и на Остапа, и на его утрату. Да и служба на Туапсинке – то еще испытание, туда ссылали или самых отчаянных или за особые «заслуги».

      В общем, слово за слово, и получил Остап по морде. Как происходила схватка – никто не видел, но на следующий день Остап пришел на работу в очках, а Юрец без очков, из чего все сделали вывод, что Юрец победил. В общем, остался старый опер без ксивы.

      … - да забил бы уже на эту ксиву, - сказал я, - толку с этих розысков?

      - Ага. Никто не понимает, - сказал второй опер – Муравьев, - у него, по ходу дела, мания величия – считает, что любой жулик, увидев его ксиву, должен упасть на колени, помолиться и сразу бежать сдавать ее на ближайший опорный.

      - И еще со связанным наркоманчиком в придачу чтобы смилостивить Остапа, - сказал Стас.

      - Хотел бы я взглянуть на этого героя, который нагрел Остапа, - сказал Хороводов и по-дельфиньи заржал.

      - Да тоже мне вопрос, – вдруг сказала молчавшая до того Марина, - ее Верка Солодовникова сперла.

      Я посмотрел на Марину и вдруг увидел, что она совершенно пьяна. Слабый организм ее пережил неслабый стресс, и, по всей видимости, не выдержал. Спирт сработал эффективно: она медленно моргала, смотрела куда-то мимо тебя и говорила врастяжку и нараспев.

      В кабинете повисла тишина. Несколько секунд не было слышно ни звука. Нарушила эту тишину сама Марина, вдруг захихикавшая в стиле молодого ослика.
- Да я пошутила, че вы, - сказала она, поняв, что совершила фатальную глупость и испуганно озираясь.

      - Женя, это кто с тобой? – серьезно спросил Южный.

      Хороводов замялся. В воздухе повисло сразу несколько вопросов. Банкет перешел в эндшпиль.

      - Я тебе позже расскажу, - сказал Хороводов, не желающий прерывать застолье.

      - Позже не получится, - сказал Южный, - где эта Солодовникова?- обратился он к Марине.

      - Да че вы в натуре, начальники? – сказала Марина, - я пошутила, а вы сразу… Евгений Николаевич, пойдем отсюда, - сказала он Хороводову.

      Саня, успокойся, - сказал Хороводов, - сейчас закончим обед и все выясним.
Но Саня уже кому-то звонил и кому-то рассказывал о своем открытии. Вошел Бражников.

      - Что за кипиш? – спросил он, - давайте, расходимся.

      - Владимир Михалыч, пять минут, - сказал Стас, -  оставлять нельзя, плохая примета, - он кивнул на недопитую полторашку.

      - А где у вас туалет? – развязно спросила Марина.

      - Там, по коридору в конце, - ответил Стас. Марина вышла.

      Хороводов в это время оживленно беседовал с Южным возле окна, Муравьев стоял там же. Они махали руками, используя чаще всего указательные пальцы. В конце хороводов примирительно сказал:

      - Да никуда она не денется, сейчас я закончу с ней быстренько и работай сколько влезет.

      Хороводов повернулся к остальным, поискал глазами Марину, не нашел ее и спросил:

      - А куда она ушла?

      - В туалет, - сказал Стас.

      - Да, вы че, …нулись что ли? – воскликнул Южный и бросился к двери.
Не добежав до туалета, он вылетел через входную дверь на крыльцо второго этажа, откуда был виден весь внутренний двор РОВД, в том числе и ворота для автотранспорта.

      Буквально в метре от ворот грязным пятном мелькнул мешковатый свитер Марины, который вместе с Мариной тут же скрылся за открытой дверью ворот. До ворот было не меньше пятидесяти метров – у Марины была приличная фора.
Южный бросился к воротам. За ним побежали Хороводов с Муравьевым. Следом зачем-то побежал и я. Пробегая мимо автоматчика – стража ворот – я погрозил ему кулаком.

      - Да идите вы, - огрызнулся автоматчик. Видимо, я не был первым.

      На улице было полно народу. Марины нигде не было видно, Южный отчаянно расспрашивал курящих возле отдела сотрудников, но как назло никто ее не заметил. У Марины было не меньше десятка путей отступления: вверх по улице, вниз, через дорогу, в Торговый центр поблизости.

      - Она, скорее всего в парк пробежала, сука, - сказал Муравьев.

      - Нужно разделиться, - сказал Южный, - давай, Саня, ты в парк, я – на площадь, а вы – кивнул он на нас с Хороводовым – по улице в два конца пробегитесь.

      Мы бросились в рассыпную по плану Южного. На моем направлении Марины не оказалось. Я расспрашивал прохожих (благо, был в форме), заглядывал в магазины и подъезды, но безрезультатно. Примерно через полчаса я вернулся к отделу. Было жаль Жеку, конечно, но он выкручивался и не из таких передряг. Выкрутится и из этой. Остапа было не жаль нисколько, мне никогда не нравились ОБНОНовцы с желтушными лицами.

      Стали подходить остальные участники неудачной погони. Все разводили руками.

      - Ты ее хоть допросить успел? – спросил я у Хороводова.

      - Допросить-то успел, а вот обвинение не предъявил, - ответил он.

      - Херовато. Что думаешь? – спросил я.

      - Да есть пару мыслей, - задумчиво сказал Хороводов, - ты, главное, не болтай по отделу особо.

      - Да не переживай, уже все знают, - сказал я, - так что начинай придумывать историю для Топчана.

      Мы пошли по своим кабинетам. Что делать в таких случаях, уголовно-процессуальный кодекс не предусматривает. В нем нет статьи про сбежавших с обеда пьяных жуликов, которые еще и являются свидетелями по другой краже. Бросаться на поиски было бессмысленно: затеряться днем в оживленном городе легко и просто.

      Сразу после обеда меня отправили на запоздалую больничку (обычно такие вызовы с утра), и я на время забыл и про Марину и про Жеку. Вернулся я около пяти, и при входе в отдел оторопел: на той же лавочке, что и с утра сидела та же самая Марина, а возле нее стоял тот же самый наряд ППС, что задержал ее в предыдущий раз. Интересная штука – дежавю: я посмотрел, нет ли где поблизости и моего утреннего наркомана. Но его, к счастью, не было.

      - Это что? – спросил я у сержанта ППС.

      - Как что? – наркоманка, - спокойно ответил сержант.

      - Опять с четком? – спросил я.

      - А как же? – улыбнулся сержант.

      Марина смотрела на меня коровьими глазами. Я совсем запутался. Дежурный спокоен, видимо, ему еще не доложили. ППСники довольны: срубили еще одну «палку», и их совершенно не смущал тот факт, что вчера вечером они поймали ровно эту же наркоманку.

     - Ребят, тут ситуация, в общем – нужно немножко повременить, - сказал я и мгновенно позвонил в кабинет Хороводову. Через минуту тот был внизу. Я с чувством выполненного долга пошел к себе, не желая больше участвовать ни в погонях, ни в пьянках. Голова прилично болела, и я в очередной раз зарекся не пить днем, тем более – на дежурстве.

     Как мне потом рассказал Жека, (а рассказывал он обстоятельно, припивая кофей и прихахатывая), Марина из отдела сразу же метнулась к барыге, потому как к тому моменту ее уже прилично ломало. И прямо на выходе от барыги ее и приняли под белы рученьки. ППСники: дураки-дураки, а не дураки. Нашли «рыбное» место и таскали оттуда «карасей» одного за другим.

      Жека дооформил все свои документы и отфутболил Марину в уголовный розыск. Правда, пришлось долго объяснять ППСникам, что этот второй эпизод – он слишком усложняет процесс расследования: вставить посреди уголовного дела еще одно задержание ну никак невозможно и потому «палка» эта отменяется. Пришедший на разборки лейтенантик ППС долго стучал по планшету, грозился жаловаться, но Жека пообещал ему выставить карточку на кражу, и тот мгновенно успокоился. 

      В гостеприимном уголовном розыске Марина сопротивлялась недолго. После того, как Остап любезно положил перед ней шприц с «ханкой», она с потрохами сдала свою подружку Солодовникову и даже помогла ее поймать.

      Солодовникова, попав в отдел, в краже сразу же призналась, сказала, что ей стыдно, а вообще она мало что помнит, потому как они тогда бухали у Стакана, и она была «в говно». На вопрос, «Где ксива?», Верка ответила, что она не такая дура, чтоб «палево» с собой таскать. А потому она забрала из барсетки деньги – что-то около тысячи рублей, и выкинула барсетку в мусорку вместе со всеми документами.

      Заявление писать Остап наотрез отказался, для него это было западло. Но когда начальник отдела сказал, что прикроет его от дисциплинарного взыскания за утерю удостоверения, Остап, скрепя сердце, отнес заяву в дежурку вместе с веркиной явкой с повинной.

      Верку прокурор арестовывать не стал и отпустил на подписку о невыезде, потому как у нее была восьмилетняя дочка. Правда, дочку воспитывала бабушка, а Верка дочь свою видела по праздникам, но она все же как-то смогла убедить прокурора «дать ей последний шанс». Честно говоря, Верке дай сто шансов – она все равно будет воровать – это ее настоящее призвание, но прокурору виднее, он – гуманист.

      Марину Жека тоже отпустил на «подписку», что с нее взять, болезной. Правда, потом она все-таки «присела», кажется, за кражу. Или это не она была? Ну, в любом случае – дорога у нее одна. Наркотики – это билет в один конец: говорю со знанием дела – я на них насмотрелся как никто другой.