Школа безумия

Когда она начала меня целовать, то я кончил, не начав. К счастью, она этого не заметила. Джинсы ещё не были сняты, а они были плотными. Я понял, что мне нужно выиграть примерно сорок минут. Я развлекал её шутками, спел пару песенок и поучил её играть на гитаре. А когда время было выиграно, то всё получилось нормально. Она осталась довольна.

Она не любила меня, она любила Фёдора Семёновича (для меня он был просто придурком Федей). А меня она использовала, как анальгин. Но мне нравилось быть её анальгином. Вот тогда-то я и сошёл с ума. Знать, что ты для женщины – просто обезболивающее средство, такой фаллоимитатор, и при этом любить её – такого не выдержит ни одна психика. Федя нагулялся и вернулся к ней. Всё у них хорошо. И Федя на меня не в обиде. Он же понимает, что если бы я ей не подвернулся тогда, и не подставил, мягко говоря, плечо, то она бы вскрылась просто, и не было бы у них большого человеческого счастья.

А у меня с тех пор головы нет.

Я тщательно скрывал от всех, что безумен, долгие годы. А сам наблюдал за собой с научным любопытством, как зоолог за мушкой – под лупой. Я наблюдал ещё и за другими безумцами и безумицами, которые находились в радиусе моего зрения. В последнее время я эти наблюдения стал царапать на стеночке, а потом разбивать их на параграфы. Возможно, это окажется поучительно.

Параграф 1.

Я часто ловлю себя на том, что с утра не могу вспомнить имени женщины, которая лежит рядом со мной. Вот так и сегодня. Она ещё трогательно посапывает, а я её рассматриваю, как пейзаж или натюрморт, ощупываю взглядом любопытные детали, а руками не трогаю, чтобы не будить.

Так! Чтобы выяснить, откуда она взялась, нужно вспомнить события вчерашнего дня.

Предположительно, я выпил полтора литра водки и играл с ней в снежки. Но как мы начали играть в снежки, как она оказалась у меня дома - не помню.

Выхожу на балкон покурить. Курятина, знаете ли, мозги прочищает. И с первой же затяжки вспоминаю всё. Не было снежков. И полутора литров не было. Был неудачный день, который я упорол на плохой рассказ, выброшенный в корзину. А рядом со мной, предположительно, лежит моя жена. Я вернулся с балкона, посмотрел украдкой: ну точно жена.

Я часто ей изменял, но, как правило, – с ней самой. Просто я что-то путал и думал, что это - не она, а прекрасная незнакомка.

«А, кстати, как её все-таки зовут»? – подумал я.  Ладно, потом вспомню. А пока можно ещё подремать.

Параграф 2.

В одной московской газете руководство среднего звена непрерывно жаловалось главному редактору на то, что я постоянно посылаю их в интимные путешествия. Адрес для этого интимного путешествия я при своём посыле подбирал спонтанно: какой орган первым на ум придёт, туда и посылал. Эти начальники и начальницы иногда преувеличивали градус моего посыла, когда жаловались, но по большому счёту не врали. Я действительно посылал их в интимные путешествия. Ну а что я мог поделать, если все они были не специалистами, и не талантами, а прирождёнными интимными путешественниками?

Параграф 3.

"Ты меня затрахал до дыр", - сказала мне Оля. "Оля! У тебя эти дыры были и до меня. И затраханными они были до меня. А если я надоел, то так и скажи, и я пойду домой", - сказал я. Она ответила: " Выметайся! Стой! Иди, стой, иди, я перезвоню". Короче, я не ушёл.

Параграф 4.

Для постоянных и верных отношений с женщиной нужна очень большая любовь. Но женщины сами же эту очень большую любовь от себя отсекают. Мальчишка, влюблённый в девчонку, при ней робеет, становится глупым и смешным. А она хочет умного, "надёжного" и чтобы с ним было не стыдно. И выбирает этого "надёжного". Но он потому и не робкий такой и уверенный, и не смешной, что не любит её. Она его просто устраивает, как сексуальный предмет. А воспользовавшись ей, или даже женившись, он будет искать другие сексуальные игрушки. А у того, кто был влюблён в эту девчонку, но получил отказ со смайликом, на мозгу образуется шрам, и он тоже со временем станет "надежным", уверенным и не смешным - для другой дуры, которую уже не полюбит, а будет только пользовать, как куклу. А эту дуру в это же самое время будет кто-то любить, но он будет смешон и глуп в своём чувстве, поэтому она выберет человека со шрамом на мозгу, который будет использовать её, как куклу с дырками, а потом искать других кукол.

Параграф 5.

У меня был друг - ветеран подразделений особого риска. Мне было меньше тридцати, ему - почти шестьдесят. Тем не менее, дружили мы по-мальчишески смешно и верно. Ветеранами особого риска задним числом, в перестройку, назвали солдатиков, которые в шестидесятые служили на ядерном полигоне. Служба у них была сказочная. Им давали чёрную икру и вино, и почти ничего не заставляли делать. Днём они играли в нарды и вообще во всё, что захотят. Только раз в несколько недель, сразу после ядерного взрыва, они проходили строем в районе этого взрыва. А потом шли на медицинское обследование, где их изучали. А потом они снова ели икру, пили вино и играли в нарды. Родине требовалось выяснить, как радиация влияет на организм человека. До армии у моего друга женщин не было, а после службы он с огорчением выяснил, что является глухим импотентом.

Когда появилась виагра (не поп группа, а лекарство), я купил и подарил ему на день рождения. Он ей обтрескался и попал в больницу с сердечным приступом, но по прямому назначению лекарство не помогло. Ну - глушняк.

Но вернёмся в шестидесятые. Огорчался он не долго, и вскоре женился.

А уже в девяностые я поражался тому, сколько у него было женщин, и как они его любили. То, чего не мог делать его член, он делал языком. Я как-то спросил его: а ты физическое удовольствие от этого получаешь? Он ответил: да. Тот же самый оргазм, только не в члене, а во всём теле. Он умер совершенно неожиданно для меня. Ну что поделать: особый риск.

Параграф 6.

Однажды ночью к Хлебникову пришло вдохновение. Но ле****ричества у него дома не было, и свечей тоже. Поэтому Хлебников писал в темноте на одном листке. Сверху вниз, а потом заново - сверху вниз. Иногда листок переворачивался, и верх становился низом. А потом - снова сверху вниз на том же листке. Когда стало светло, то Хлебников обнаружил, что прочитать написанное невозможно. Все строчки его поэмы, ложась друг на друга, закрасили друг друга, и на странице, где он записывал эту поэму, получился просто чёрный квадрат. Потом эту историю рассказали Малевичу.

Параграф 7.

Здравствуй, дружок!
Хочешь ли ты окунуться в увлекательный и загадочный мир безумия?
Ты, возможно, спросишь, дружок, зачем тебе безумие? За ответом мы могли бы адресовать тебя на порносайт, где подробно разобраны взаимоотношения верхов и низов. Но мы не станем этого делать, щадя тебя, дружок! Поэтому напомним тебе сказку Евгения Шварца «Дракон». Там говорится, что бывают такие эпохи, когда на свободе остаются только подонки, тюремщики и сумасшедшие. Потому что всех остальных: умных, честных, нетерпеливых ждет тюрьма или гибель.
Хочешь ли ты в тюрьму, дружок? А хочешь ли в тюремщики или подонки? Нет, нет и нет, дружок! А это значит, что безумие — единственный твой выход. Потому что эпоха «Дракона» уже идёт.
Теперь, кода ты, дружок, сам во всем убедился, сделай первый свой шаг к безумию. Прочти и выучи эту мантру:

Черные терема.
Хочешь сойти с ума?
Ласковая тюрьма
Сделает все сама.

Только взгляни туда,
Где под покровом льда
Прежде была вода,

Пьяные поезда
Бегали вникуда
Скрытые навсегда.

Там (обожги глаза)
Не за холмом, а за
Плотным клубком узла
Искренности и зла,

Словно проводники
На берегу реки
Далекие огоньки -
Безумия маяки.

Дружок, если тебе хватило безумия дочитать эту мантру до конца, то ты уже подцепил вакцину безумия. Наслаждайся!