Жила-была...

Елизавета.

          Утренняя Прага – безмятежна и спокойна. Несмотря на то, что вчера я прилетела довольно поздно, а в гостиницу заселилась уже около полуночи, сегодня не было и намёка на усталость. Под ненавязчивое бормотание ноябрьского дождя я быстро уснула, а утром проснулась «как новенькая», будто и не было вчера ни поездки в плацкарте до столицы, ни нервотрёпки в аэропорту, ни самого перелёта.
          За окном вовсю резвилось солнце, стараясь поделиться последним настоящим теплом перед зимним отпуском со всеми: домами, мостами, деревьями, уличными кошками и, конечно, людьми. Стоя перед большим гостиничным окном, я раскинула руки и радостно, как в детстве, улыбалась, каждой клеточкой своего тела вбирая благодатное тепло. Утро начиналось сказочно. Я сразу забыла о проблемах в институте, о разрыве с Максом, о натянутых отношениях с родителями. Все проблемы сгорели в первых лучах доброго пражского солнца.
          Я специально не стала оплачивать «всё включено» или «завтрак в отеле», потому что хотела завтракать, обедать и ужинать в городских пабах, кафе и кондитерских. И приехала в ноябре я, тоже, специально. Сейчас очень хорошие скидки в гостиницах, мало туристов – не надо толпиться и ждать своей очереди, чтобы что-то хорошенько разглядеть в музее или на выставке. И ещё сегодня вечером во дворце Люцерна будет концерт моего любимого Славы Вакарчука и его группы.

Вставай, пий чай з молоком,
Молися на теплий душ.
Без тебе сьогоднi сплять
Мiльйони нових сердець.
Давай, не можна стояти –
Навколо прямий ефiр.
Тобi так мало залишилось
Часу сказати всiм,
В очi сказати їм,
В очi сказати їм:

Вставай, мила моя, вставай,
Мила моя, вставай, мила моя, вставай!
Давай, мила моя, давай,
Мила моя, давай, бiльшого вимагай!

          Выходя из гостиницы, я напевала эту довольно ритмичную песню, покачивая в такт мелодии головой. Наверное, со стороны это выглядело странно, но мне было всё равно. Где ваша хвалёная свободная Европа? Покажите мне её! Впрочем, «мы и сами с усами». Мне никто не нужен. Сама всё посмотрю…
          Я дошла до Влтавы и увидела лебедей. Туристов было мало, лебеди были голодными и я, в порыве жалости (или в припадке!) купила в ближайшем магазинчике и скормила им четыре больших белых булки. Зато все были довольны: лебеди – сыты, а я утолила свою внутреннюю потребность быть кому-то полезной. И нужной…
          До вечера было времени «вагон и маленькая тележка». Я решила сначала перекусить в кофейне, которую видела, когда шла на речку, а потом подняться на фуникулёре на Петршинский холм и полюбоваться видами златой Праги.
          Сказано-сделано!
          Вид, и правда, был обалденный! Внизу разливалось красно-жёлтое море (жёлтые старинные здания с красными крышами), за спиной шумело море зелёное (здесь был замечательный парк с ухоженными дорожками). Что ещё нужно человеку для счастья? Сиди на лавочке, наслаждайся видом. Впитывай окружившую тебя тишину.
- Добрэ рано!
          Судя по всему, тишиной насладиться не дадут.
          Я повернула голову. Сзади стоял молодой человек. Довольно симпатичный. Славянской внешности.
- Здравствуйте, – ответила я на приветствие и отвернулась, мол, не хочу продолжать разговор.
- Млувитэ руски?
          Я, опять, повернула голову в его сторону и с плохо скрываемым раздражением ответила.
- Да! Я из России! По-чешски не понимаю.
- Нерозумим?
          Он стоял и изображал милую растерянность, которая меня и обезоружила.
- Нерозумим.
          Я сначала улыбнулась, а потом подумала, что такому милашке можно многое простить. Даже его навязчивость. И подвинулась, дав понять, что приглашаю его присоединиться к моему обществу.
- Йменуи сэ Любош.
- Лиза.
- Тьеши мне!
- Нерозумим.
          Я пыталась понять, что он сказал, но…
- Прыятно, – сделав ударение на первом слоге, он смущённо посмотрел мне в глаза, пытаясь понять, правильно сказал или нет.
- И мне приятно!
          Мне, действительно, было чертовски приятно сидеть рядом с ним. Я поймала себя на мысли, что постоянно улыбаюсь. «Ещё подумает, что я дурочка…»
- Гдэ стэ сэ народила?
- Где родилась? В Украине, а потом переехала с родителями в Россию.
- Мужэтэ млувть помалеи? – Он не отводил от меня глаз. – Мэдлэнее…
          Я повторила, выделяя каждое слово. Он, в ответ, закивал головой.
- Муй прадэд народил сэ в руску. Козак.
- Да ладно?!?
          Неужели он таким образом клеится ко мне? Хотя… Пусть даже и так. Я не против.
- А у меня дедушка и папа были военными. Теперь на пенсии.
- Валка е то шпатне!
- Чего-чего?
- Война – плохо!
- Я, тоже, за мир во всём мире!
          Я, опять, улыбалась глядя на него.
- Пойдём гулять по Праге!
- Ходит, Лиза?
- Да, Любош.
          «Интересно, а его имя означает любовь? Или что-то похожее?» – подумала я и в тот же момент поняла, что пропала…


…Наша осінь нам миліша ніж чужа весна

          «Это точно… Эта осень – наша с тобой, поэтому она лучше любой весны…» – я смотрела в карие глаза Любоша и у меня кружилась голова, то ли от танца, то ли от его пристального взгляда.

І наша молодь сильніша ніж чужа стіна

          «Мы молоды, и у нас с тобой всё впереди… Мы сможем преодолеть тысячи километров между нашими городами, все границы и таможни, потому что наша сила – в любви…»
 
Нас хотіли так назвати щоб як у всіх
Нас хотіли зупинити але ми без них

          «Нам с тобой больше никто не нужен… Только я и ты, мой Любош…»
Вакарчук глубоко вдохнул и бросил в зал: «А тепер всі разом!!!».

Ти і я ла-ла-ла-ла-ла
Ти і я ла-ла-ла-ла-ла
Ти і я ла-ла-ла-ла-ла
Ти і я нас океаном несе
В ньому ми можемо все

          …Ночь была не менее волшебной, чем день. Мы любили друг друга, разговаривали. Потом, опять, любили друг друга. И разговаривали. Любош рассказал, что его прадед погиб во время ввода советских войск в Чехословакию, в 1968 году. Я вспомнила, что дедушка с папой обсуждали как-то эту тему, и, вроде бы, даже, дедушка был здесь со своим танковым батальоном в то время, но… я точно не помнила. Да и побоялась разрушить этим своим признанием наш хрупкий любовный мирок. Я уверена, что мирок станет большим, как море. Нет, как океан.
          Я поставила будильник на семь утра, подумала, что надо запомнить этот день – 15 ноября 2017 года, и, уже засыпая, поймала себя на мысли, что после такого счастливого дня, не жалко и умереть.

***

Светлана.

          Сегодня какой-то странный день. Всё началось с самого утра. Сразу после пробуждения, я встала и заметив, насколько грязное постельное бельё на моём продавленном диванчике, замочила его в тазу. Потом почувствовала голод. Я давно его не чувствовала. Была какая-то еда – хорошо, нет – ничего страшного, обойдусь. А тут я прямо захотела есть. Я вспомнила, что когда-то по утрам пила парное молоко и ела хлеб с вареньем. Но мой холодильник не был, даже, включён в розетку. Странно. Ну ладно. Надо прибраться чуть, а то по углам валяется какое-то шмотьё, вернее, рваньё. На лавке – гора  лоскутков с рваными краями, а рядом лежат маленькие, как будто детские, пластмассовые ножнички. Надо всё это выбросить! Вдруг кто придёт, а тут такой срач…
- Доня!
          Женский голос прозвучал очень неожиданно. Потом послышались тяжёлые шаркающие шаги. Потом появилась сама женщина. И я поняла, что это моя мама.
- Привет, мама.
          Она смотрела на меня недоверчиво, как будто видела в первый раз. В дверь дул холодный ветер. Мама поёжилась, сделала несколько шагов в мою сторону. Потом, видно вспомнив, что не закрыла дверь, медленно повернулась, подошла к двери и аккуратно её прикрыла.
- А ты что это делаешь? Уборкой занялась?
- Ага.
          Она, опять, словно проверяя свои первые впечатления, посмотрела на меня. Я поймала её взгляд и она, как подкошенная, рухнула на лавку.
- Мам, ты чего?
          Несколько секунд в комнате стояла гробовая тишина. Слышно было, как на улице свирепствует февральский ветер.
- Ничего, доня. Слава Богу!
          Она, не вставая с лавки, повернулась в сторону образов и три раза перекрестившись, повторила:
- Слава Богу! Убирай, моя милая… Убирай. Я тебе сейчас покушать принесу. Будешь?
- Конечно. Спасибо, мам.
          Я опять поймала удивление в её взгляде. Но оно промелькнуло так быстро, как будто птица пролетела в окне. И в следующее мгновение ты уже не понимаешь: была птица или тебе показалось.
          Когда в комнате был наведён минимальный порядок, я вспомнила о замоченном белье, принесла из уличной колонки воду, нагрела её на плите, намылила простыню, потом пододеяльник, потом наволочку. Так увлеклась этим процессом, что не заметила, когда вошла мама. У неё в руках была старая шапка, а из неё выглядывала кастрюлька со смешной ручкой на крышке. Я улыбнулась. Мама улыбнулась в ответ и поставила шапку с кастрюлькой на стол.
- Ешь, доня…
          Потом, спохватившись и радостно всплеснув руками, она достала кастрюльку, а шапку мяла в руках, как будто не до конца веря в то, что происходит. После этого села на лавку и с нескрываемой любовью смотрела на меня, пока я уплетала за обе щёки какую-то, очень вкусную, кашу.
- Я к обеду супчик сварю. И в магазин за хлебом схожу. Пенсию выплатили - спасибо Кучме...
          Слова прозвучали немного виновато, но, в то же время, мама вся светилась, и этот свет наполнял комнату, и от этого мне стало ещё теплее и радостнее на душе.
- Спасибо. Было вкусно.
- На здоровье, доня.
          Мамины глаза излучали свет, но из них текли слёзы.
- Мам, ты чего плачешь?
- Ничего, доня… Ничего. Слава Богу!
          Уже в двери она повернулась в угол, к образам и перекрестилась, как будто выходила из церкви, а не из моей комнаты.

          Я прополоскала бельё, выжала его, как смогла, и понесла вешать на улицу. Да, точно, вот и верёвка натянута между навесом над крыльцом и старой яблоней. Когда я распрямляла пододеяльник и ставила прищепки, чтобы он не улетел от ветра, кто-то прошёл по улице мимо моего двора. Потом этот кто-то вернулся и стоял за забором, внимательно наблюдая за мной. Я это чувствовала спиной, но не оборачивалась, потому что никакой угрозы от него не исходило – простое любопытство. После того, как я закончила с бельём и поднималась по ступенькам крыльца, незнакомка – а это была женщина, я боковым зрением уловила очертания платка на голове – со мной поздоровалась:
- Добрый день, соседка.
- Здравствуйте. Вы что-то хотели?
          Мой ответ её, явно, обескуражил.
- Нет-нет. Ничего.
          И через секунду:
- Я пойду, пожалуй…
- До свидания.
          Я успела замёрзнуть и быстро заскочила в дом, плотно прикрыв за собой входную дверь.
          С порога моя комната выглядела, конечно, уныло. Я бы даже сказала убого. Слева заиндевевшее от мороза окно. Возле него большая деревянная лавка и деревянный стол без всяких скатертей, просто выкрашенный когда-то тёмно-красной краской. Уютом здесь и не пахло. В углу пылился давно не работающий холодильник. А в противоположном углу стоял старый-престарый диван, без двух ножек – вместо них были приспособлены четыре кирпича, по два с каждой стороны.
          Вот так дела! Почему я живу в такой странной комнате?
Я не успела ответить на этот вопрос, потому что в дверь постучали.
- Входите! Открыто!
          Мне не хотелось сейчас видеть никого, кроме мамы, но я подумала об этом, когда входная дверь распахнулась и на пороге выросли две женщины. Одна из них – соседка.
- А где твоя мама? Мы зашли – её нет.
- В магазин собиралась.
- А… Ясно…
          Следующий вопрос прозвучал странно и очень неожиданно для меня.
- И давно ты нормальная?
          Я стояла, боясь шевельнуться. Мысли роились в моей голове. Нет, не в поисках ответа на дурацкий вопрос. Я кое-что начала вспоминать. Как меня выгнали из магазина со словами: «Вали отсюда, чокнутая, мы милостыню не подаём!!!» Как дети, которые шли в школу, обзывали меня городской сумасшедшей. Как мама прятала от меня ножи, ножницы и вилки. Как молодёжь, стоя на углу, через дорогу, завидя меня, с хохотом заводила:

Безобразная Эльза, ну что ты шаришь глазами
И как зверушка когтями скребешь по стеклу.
Всё, что было, прошло, значит надо добавить
Еще, чтобы стало светло, хотя бы на миг.
Ведь мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть.
Мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть.

          Мне стало не по себе, ноги подкосились и я, как стояла посреди комнаты, так и рухнула на пол. Женщины закудахтали, как курицы-наседки, начали хватать меня за руки, пытаясь поднять. Мне стало больно. И ощущение этой боли принесло главное воспоминание моей жизни – как погибла моя маленькая дочка. Огромный железный танк и маленькая хрупкая девочка. Боль стала невыносимой. Она переместилась из рук в голову, потом запульсировала во всём теле и волны боли, как круги от брошенного в воду камня, разошлись по всей комнате, заполнили каждый миллиметр пространства вокруг меня. Мир стал сплошной болью.
          Последнее, что я услышала и увидела, были слова мамы: «Доня, не уходи!!!» и её глаза, полные отчаяния, тоски и горя. Горя от того, что она, опять, потеряла дочь. Теперь уже навсегда.
   
***

Рита.

          Я рассматривала себя в зеркале. Вроде ничего так. Симпатичное лицо. Грудь небольшая, но налитая, как две розовых дыньки с коричневыми сосками. Красивые руки с длинными пальцами. Впалый живот. И тёмный треугольник под ним.
- Ты уже проснулась, дочка?
          Папин голос – как гром среди ясного неба.
          Я мигом оказалась под одеялом, натянула его по самый подбородок.
- Почти… – я сделала вид, что зеваю. – Через минуту буду готова.
- Мы ждём тебя с мамой на кухне. – Послышалось из-за двери.
- Хорошо!
          Я рванула к шкафу, схватила из среднего ящика трусики и лифчик, из верхнего – самую длинную футболку, одела всё это так быстро, что позавидовали бы солдаты папиного подразделения. Представив себе картину, как они одевают лифчики, я чуть не подавилась смехом, но передо мной уже была дверь на кухню, поэтому моё лицо привычно  превратилось в маску отличницы-комсомолки-спортсменки, как и положено приличной девушке из приличной семьи.
В последний момент меня как будто что-то остановило. Я подняла руку, чтобы взяться за круглую ручку кухонной двери, но, наткнувшись на невидимую преграду, застыла.
- Я думаю, она уже взрослая, надо рассказать всё.
          Это голос отца.
- Какая взрослая? Если последний звонок, то сразу взрослая? Сущий ребёнок ещё.
          Это  мама.
- Ты понимаешь, что если она узнает об этом от кого-то другого, то мы её потеряем. Она подумает, что её родители – исчадие ада…
          Папа – еле слышным шёпотом.
- Ты из телевизора набрался этих дурацких выражений? Ты ещё процитируй мне про «перестройку», «гласность» и «эпоху перемен». Не надо ничего менять. Не надо ломать то, что хорошо. А у нас в семье – всё хорошо… И, вообще, лучше бы ты тогда, после возвращения из чехословацкой командировки в шестдесят восьмом, ничего не рассказывал – ни о Праге, ни о бедной девочке…
- Я не мог тебе не рассказать… В себе это держать было невыносимо… Сначала - девочка под танк попала, потом этот ужас в Праге... Вдвоём пережить легче…
- Ладно… Всё! Забыли!
          Мама, как всегда, не смотря на то, что военным был папа, в семье оставляла последнее слово за собой.
          Я, как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия, попятилась назад, беззвучно включила свет в ванной, также беззвучно прикрыла дверь и задвинула железный шпингалет. Быстро включила кран и под шум воды попыталась переварить услышанное.
- Доченька, завтрак остывает.
          Мамин голос с трудом пробивался из коридора.
- Иду уже.
- А тебе ещё одеваться к последнему звонку. Не забыла?
          Я открыла дверь и нос к носу столкнулась с мамой. И хорошо, что именно так получилось. Ситуация разрядилась. Мы рассмеялись, увидев, как папа тут же метнулся из кухни и начал нас поднимать.
          Быстро позавтракав, я убежала в свою комнату одеваться и прихорашиваться перед школой.
          …В классе было, как всегда шумно. Наш 10а, хоть и был спец. классом (типа, самых умных собрали), но никогда не был примерным в плане дисциплины. Разве что отличники, вроде меня, старались вести себя подобающим образом. Потому что нам было что терять – золотую медаль, которая открывала дорогу во многие ВУЗы нашей необъятной молоткасто-серпастой родины.     Спортсмены никогда не отличались усидчивостью, усердием в освоении предметов и железной дисциплиной. А блатные, тем более, вели себя так, как хотели. Им «всё было по барабану». Они знали всё наперёд: как закончат школу, в какой институт поступят, где будут потом работать.
          Но был среди них человек особенный. Парень. Особенный, потому что я в него влюблена. Об этом никто не знал. Даже моя лучшая подружка. Она не особо умела держать рот на замке, поэтому в этом вопросе я ей не доверилась.
Сегодня классная руководительница разрешила нам сидеть на уроках с кем захотим – такой подарок в последний учебный день. Пока я мечтательно вздыхала и думала о своём принце, он подошёл и спросил разрешения сесть со мной.
- Да, конечно. Я не против.
          За соседними партами зашушукались, послышались смешки и кто-то сказал:
- Она давно уже не против, она только за!
          Но мне было всё равно. Я с трепетом подумала, что весь день он будет рядом со мной. А я рядом с ним.
          Как прошли уроки я не помню. Торжественную линейку, тоже. Я была в состоянии эйфории, которое не могу описать словами.
          После уроков кто-то предложил пойти потусоваться к нему домой, мол, родители на несколько дней уехали – «хата на отвязе». Мой принц посмотрел вопросительно на меня и я, не задумываясь, утвердительно кивнула в ответ. Мы шли по частному сектору, он взял меня под руку – во мне всё горело внутри, но я пыталась вести себя так, как будто сто раз уже ходила с молодым человеком под руку.
          Потом мы что-то доставали из холодильника, что-то пили, танцевали, было жарко и душно, он предложил пойти на второй этаж в комнату с вентилятором, по пути стал меня целовать, я не сопротивлялась, мы упали на какую-то шкуру, постеленную прямо на полу, он попытался раздеть меня, я начала сопротивляться, он был настойчив уже против моей воли, я хотела уйти, но это, всё равно, случилось.
          Было не так больно, как стыдно и непривычно.
          Я незаметно проскользнула вниз по лестнице, мимо комнаты с танцующими одноклассниками. Тихонько прикрыла за собой дверь. Из открытых окон доносилось:

Пусть в твои окна смотрит беспечный
Розовый вечер,
Пусть провожает розовым взглядом,
Смотрит вам вслед.
Пусть все насмешки терпит твои,
Пусть доверяет тайны свои,
Больше не надо мне этих бед.   

          Было ещё не темно, но солнце готово было с минуты на минуту занырнуть за горизонт. Я думала, что же скажу дома, пыталась дуть в ладошку и определить пахнет от меня алкоголем или нет, на ходу вспоминала не забыла ли наверху что-то из своих вещей и тут… словно из-под земли передо мной выросла страшная седая тётка. Я даже вскрикнула. Но скорее от неожиданности, а не от страха, потому что в следующую секунду я поняла кто это – наша сумасшедшая. Она жила в угловом доме, как раз на перекрёстке, вместе со своей мамашей-пенсионеркой. Я всю жизнь знала о её существовании, иногда видела её мельком по дороге в школу или обратно, но никогда мы с ней не сталкивались вот так – лоб в лоб. Она очень внимательно, но по-доброму,  смотрела на меня. Это длилось всего несколько секунд. Потом я сделала резкий шаг вправо и пошла дальше. Вдогон прилетело неожиданное:
- Дочку Лизонькой назови…
          Я обернулась. Но тётка, сгорбившись и покачиваясь из стороны в сторону, обычной своей походкой, поплелась дальше – по своим, неведомым нам, делам…
***

Лизонька.

          Когда я проснулась, мама уже ушла на работу. Летом всегда так было: я в садик не ходила, а она на работу ходила и поэтому, оставляла мне завтрак на столе. Я иногда не хотела есть и отдавала этот завтрак соседскому щенку. Он, как и я, оставался дома один. Сначала его пытались посадить на цепь, вернее на верёвку, но он так жалобно выл весь день, что другие соседи пожаловались его хозяевам и они его отвязали. Теперь он, как и я, весь день предоставлен самому себе. Если быть честным до конца, то у меня не весь день был свободным от взрослых. В обед приходила бабушка, кормила меня и уходила обратно в детский сад. Нет, вы не подумайте, ей не шесть лет, как мне, она там работает.
          Я, тоже, буду работать, как выросту. Все, когда вырастают, ходят на работу. Так устроен этот мир. И я, как закончу школу, пойду работать. Я ещё не решила кем. Мама говорит, что у меня достаточно времени для выбора. У нас на кухне есть маленький перекидной календарик: на верхней штучке написано "1968", на средней - "АВГУСТ", а на нижней - "24". Я только через неделю пойду в первый класс. А через две недели мне исполнится семь лет. И у меня будет настоящий день рождения – мама обещала. Я позову свою подружку Настю. Она живёт на соседней улице. Можно было бы позвать кого-то из мальчишек, но они все такие вредные. И ещё очень неопрятные. И чумазые.
О… как только я начала про мальчишек рассказывать, так у моей куклы Риты глаза загорелись. Рано тебе ещё, Рита, об этом думать. В смысле, о мальчишках. Слушай, лучше, сказку.
- Жила-была девочка. Звали её Маша.
- Куда звали?
- Никуда не звали. Имя ей такое дали. Ты – Рита, она – Маша, я – Лиза.
- А почему?
- Ну откуда я знаю? Модно тогда было Машами девочек называть. И вот пошла она как-то в лес.
- Зачем? Как Красная Шапочка – бабушке пирожки понесла?
- Не знаю зачем. За ягодами, наверное, или за грибами. Сколько можно перебивать, Рита? Вот пошла в лес и заблудилась. Идёт-идёт. Боится. Трясётся вся от страха. И видит – дом.
- Хорошо.
- Ну да. Заходит, а там нет никого. Стол накрыт к обеду. Она в одну тарелку – невкусно. В другую – невкусно. А в третью – раз!! Понравилось! Вкусная каша. Всю съела. А потом в спальню пошла! А нет, нет… Сначала давай на стульях качаться! На одном покачалась, на другом – не понравилось. А на самом маленьком долго качалась, пока не сломала его совсем!
- Вот так сходила в гости. И еду съела и мебель поломала. Маша – плохая!
- Не плохая. Невоспитанная просто. А оттуда уже в спальню пошла.
- А зачем? Она же там еду съела и мебель сломала. Ей бежать надо, а не в спальню идти.
- Она ж на стульях качалась. Укачало её. Пошла и там на одной кровати повалялась – неудобно, на другой повалялась – тоже, неудобно. Легла на самую маленькую кроватку и заснула. А в том доме медведи жили!
- Мамочки дорогие!!!
- Вот-вот. Пришли они домой. Самый старший как закричит: «Кто ел из моей тарелки?»
- А второй?
- И второй закричал.
- «Кто ел из моей тарелки?»
- Ну да. Маша же из всех тарелок ела.
- А третий чего?
- А третий уныло так тянет: «Ну, кто съел мою кашу?»
- А медведи остальные ему говорят: «Это ладно – ты на стул свой посмотри! На чём теперь сидеть будешь?»
- Да. А самый маленький мишутка огорчился очень и говорит: «Я в спальне на кровати сидеть буду». И все пошли в спальню.
- А там Маша спит – лицо в каше, в руке ножка от стула…
- Ну да, представляешь, что сейчас будет?..
          За окном послышались шаги, и на пороге появилась бабушка.
- Ну что, дитятки мои, не проголодались ещё? Кашу будете?
          Мы с Ритой переглянулись и я сказала: «Да!» Потому что Рита с бабушкой не разговаривает. Нет, они не поссорились, просто бабушка не верит, что куклы могут разговаривать. Мне кажется, что и мама не верит. Просто, делает вид, что верит, когда я ей об этом рассказываю.
          После обеда я немного поиграла в саду, а потом захотелось спать. Я пошла в дом и легла на свою кровать. Не как Машенька. Хоть у нас и нет медведей. Они только в цирке бывают – мне Настя рассказывала.
          …Мне снилось, что мы с соседским щенком играем на улице. Пока мамы нет. А то она ругаться будет. А я не люблю, когда она ругается. Она тогда не похожа на мою маму… А щенок от меня убегает, я его, почти догнала уже, а он в дырку в заборе шасть – и застрял, бедолага. Испугался. Как тогда, когда его привязали к крыльцу. И стал очень жалобно тявкать. Как будто маму свою собачью звать. А мамы-то у него и нет…
          Так это же не сон. На самом деле щенок протяжно выл на улице, за нашей калиткой. Это я поняла, когда выскочила на крыльцо.
- Сейчас я тебя спасу. Я быстро выскочу на улицу, заберу тебя оттуда, успокою тебя, а потом отогну одну доску в соседском заборе – я помню где она находится – и отпущу домой.
          Весь этот план я придумала, пока бежала к калитке.
          На дороге сидел бледный испуганный щенок. Я схватила его за шкирку и тут только поняла, что на дороге он не один. Из-за угла, в клубах пыли и дыма, гремя своими железными боками, как Змей Горыныч, на всех парах, прямо на меня вылетел страшный огромный танк. Я закрыла глаза и сильнее прижала к себе щенка…