Хлеб ранних лет. Генрих Белль

"... в витрине мясной лавки между двух глыб белого сала, среди цветочных ваз на мраморных подставках выстроилась пирамида консервных банок, на этикетках которых пронзительно красными буквами повторялась одна и та же надпись: "Тушенка говяжья". Генрих Белль "Хлеб ранних лет"

Если бы после Второй Мировой войны и не было писателя подобного Генриху Беллю, то он все равно бы был. Там, где государственная уравниловка празднует победу, а немецкое педантичное послушание и вовсе выравнивает поверхности, оставляя на них одну лишь усатую шишку под названием "фюрер", там просто появился Белль и изобразил самого обыкновенного парнишку, которого следовало расстрелять еще в колыбели, чтобы он не позорил великую арийскую расу. За что, казалось бы, что он такого сотворил, этот мальчишечка - ну, остался пару раз на второй год, никак не мог найти себе дело по душе, посылая подальше все ремесла после двухмесячного обучения, стырил у своего работодателя (написал нечаянно "роботодателя", орфография возмутилась, а зря) какой-то чепухи на 20 марок. Ничего, казалось бы, особенного, даже у суперправильных немцев попадаются неверные заготовки. Весь мир не ополчился на одного неудачного представителя, иногда какая-нибудь замшелая уборщица напомнит ему что-то типа "не выйдет из тебя человека", воплощая великую мечту о кухарке, что сумеет управлять государством, взять в любой момент швабру и воспитать в себе новую Ильзу Кох. Что там из кого вышло - решать не уборщицам из системы, какое бы место они в этой системе не занимали. Все это вообще каждый решает для себя сам.

Беллю не нужно было по сути ничего делать. Просто быть собой. Хотя, "Хлеб ранних лет", написанный после войны, когда уже утихли нюрнбергские театральные страсти, перенасыщен символами. Получилось ли это невольно или Белль специально изобразил некую аналогию - сие не так и важно. Думаю, что и первое, и второе. Фраза-ключ

   " «Прости нам!» — потом сложи все имена и помножь их число на тысячу хлебов, а результат помножь еще на тысячу, — вот тогда ты, пожалуй, подсчитаешь, сколько проклятий на лицевом счету у твоего отца. А единицей измерения пусть будет хлеб, хлеб наших ранних лет, что остались в моей памяти как в густом тумане"

может относиться к прощению немецкого народа, может относиться к бесконечному противостоянию милосердия и рационализма, может быть и просто сюжетной. Для всех государств Белль нашел уравнивающую характеристику - голодных детей. Данная тема выглядит издевкой, несмотря на вполне достоверный и убедительный облик. Голодные дети - что может быть ужаснее и позорнее для страны, у которой только недавно валялась в ногах половина мира. Подобным образом, например, издевается само государство, заявляющее о своем желании иметь много детей только потому, что ему не хватает рабов.

Что, впрочем, еще можно сказать миру, кроме того, что голодный ребенок - это всегда голодный ребенок, а человек - всегда человек. Чтобы там не натворила его нация. Он человек и совершенно неважно - немец ли, писатель ли, обвиняют ли его в чем. Именно здесь скрывается та самая жертва, которая есть и которой нет, что описана Солом Беллоу в его "Жертве". Жертва не нужна тому, кто органически не способен на концептуальное зло. Он и значения этой жертвы не понимает, и слова такового знать не хочет. Произнося слово "жертва" мы уже требуем возмещения чего-то самим этим словом, потому что знаем, что оно заранее записано в свод государственных правил, не подлежит налогообложению и подкреплено кучей разных пафосных примеров из истории. Любая книга Белля служит лишним напоминанием, что не все немцы одинаковы, что не все люди одинаковы, что за кажущейся обыденной незначительностью главного героя "Хлеба ранних лет" скрывается человеческое сердце, бескрайнее в своем свете, ибо оно органически не воспринимает муштру, формализм и глупость. Все эти смачные описания поедания подростком килограммовых булок настолько естественно подчеркивают общую причастность, наверное потому, что автор пишет обо всем об этом так просто и органично, что уже это делает его необычным. Вот он, необычный человек, необычный немец и даже необычный писатель.

Здесь же вспоминается "Волна" Тода Штрассера, где учитель провел в школе эксперимент - создал структуру, построенную на выполнении правил и насилии. Все почему-то сразу стали кричать о фашизме. При чем здесь фашизм, если речи не заходило о величии собственной расы. Другое дело, что к чему-то подобному приходит любая развитая структура. Ее создатели превращаются в небожителей, а участники - в суперлюдей. Тема "Хлеба ранних лет" в этом смысле сквозная. Белль не только должным образом оплевал фашизм, но пошел и дальше. Досталось не только немецкому образу мировосприятия, но и созданию структур вообще. Неудивительно, что автора обвиняли в последствии в анархизме и чуть ли не терроризме. Читать Белля многим сложно в том смысле, что у него очень часто попадаются фразы, обычные и ничем не примечательные, имеющие чуть ли не вселенский смысл. Например, "под конец она сказала: "У него такой благородный вид". Где здесь можно увидеть намек на пропаганду арийской расы? А он есть, ибо только идиоты делаю выводы на основании одного лишь внешнего вида человека. Не раса, так честный взгляд бывшего комсомольца с экрана телевизора, который в пятьсотмиллионный раз рассказывает ту же самую чепуху. В произведении, кстати, ни о какой политике, тем более - о фашизме, нет ни слова. Максимум - "сняли портрет Гитлера и на его месте теперь только пожелтевшее пятно". Или, вот, фраза, которая взята в качестве эпиграфа к данному отзыву. Найдет ли в ней кто-то что-то антифашистское?

А хлеб, хлеб нас объединяет! Не сам хлеб, конечно, а все, что с ним связано, с хлебом ранних лет, с человеческим, с уравнивающей всех людей необходимостью питаться. Всякое там умение отделять добро от зла, правильное мышление, духовность - все это принимает свои формы потом, когда вас хоть как-то уже допустили в люди. Человек жив не хлебом единым, но это уже "человек". На этапе хлеба раннего ему еще только предстоит этим человеком стать.

p.s. Любовной истории, кстати, в этом произведении нет. Она есть, но имеет абсолютно иное значение. Улла - это старая Германия, косная и расчетливая. Или что угодно, порабощающее человека. Хедвиг - это новая Германия (настолько новая, что ее еще нет и никогда не будет), свет в конце туннеля, то, из-за чего бросают все нафиг по принципу Стрикледа из "Луны и грош" или мистера Кэттла из пьес Пристли. К их перечню теперь присоединяется и главный герой "Хлеба ранних лет".


p.p.s. 92 страницы произведения читал 4 дня. Своеобразный рекорд. Надеюсь, что все вышесказанное мало кто поймет.