До перемены

Мне бы хотелось, чтобы этот урок длился дольше. Какое-то извращённое желание…

Элеонора Викторовна шагает между рядами парт. Цокот её шпилек, как невыносимый метроном в моей голове. Мне нужно написать изложение. Сдавливаю виски ладонями. Как же там было: «В детстве Лев Николаевич взамен дворовым шалостям предпочитал проводить время в одиночестве…».

Так, шалости в одиночестве? Нет! Нет! Элеонора, уйди из башки!

Смотрю на часы над доской. Элеонора так радовалась этой бесшумной плавающей стрелке. Но, по-моему, она плывёт слишком быстро.

Даю себе установку! Нужно перестать думать об Элеоноре и начать думать о тексте изложения. Интересно, сколько времени мне потребуется, чтобы остыть? Нужно дышать ровно. В такт каблукам Элеоноры. Чёрт!

Поднимаю руку:

— Элеонора Викторовна, можно выйти?

— Шишаков, ну ты чего, десять минут не потерпишь? Пиши, давай! Это всех касается. Со звонком соберу листочки!

Смешки с задних парт. Перекидываю ногу на ногу. Успокойся же, Андрей!

Это не честно! Я бы смог всё написать, будь у нас учительница пострашнее! Мне нужно время. Демон времени, помоги! Или ангел?

Метроном шпилек отдаётся в голове всё медленней и протяжней. Последний стук разносится эхом, как в колодце. Стрелка на часах перестаёт плыть. Что это?

— Парень, ты что, в учителку влюбился? — раздаётся густой бас над самым ухом.

От неожиданности бью коленкой о парту. Верчу головой. Все замерли, как на фотографии. Надо мной склонился бледный мужик в чёрном кожаном плаще. Подскакиваю:

— Кто вы? Что с ними? Элеонора Викторовна!

Оборачиваюсь к учительнице, но она тоже застыла, полусогнувшись над сосредоточенной Домахиной. Непроизвольно бросаю взгляд на расстёгнутую верхнюю пуговицу её блузки.

— Андрей! Я здесь! Ты звал меня! Отвлекись от своей страсти к учителке.

— Учителка? Что за слово такое?

— Хм, ну прости. Я древний страж времени. Думал, что вы сейчас так называете учителей.

— Вы… кто?! — отступаю назад.

— Да-да. И тебе не хватало времени на изложение. Так чего же подскочил?

— Э-э-э… ну просто это так…

— Да, тебе это в новинку, но для меня вполне обыденная ситуация. Так что, давай, делай, что хотел, и закончим с этим.

Говоря, он прохаживается по классу, разглядывает портреты писателей на стене. Приближается к Элеоноре Викторовне и вытягивает у неё из волос все заколки, распустив волосы. Потом бесцеремонно расстёгивает вторую пуговицу на блузке:

— Ага, у тебя есть вкус! Ей лет тридцать, да? Знаешь, дописывай изложение, а потом поработаем над этим вопросом.

— Что вы делаете?! Мне…

— Страшно? Неприятно? Брось! Я бесполое существо. К прекрасному у меня есть только вкус, но не влечение. Садись писать — ничего с твоей Элеонорой не случится.

Несколько секунд переминаюсь с ноги на ногу, а страж продолжает гулять, задевая плащом моих одноклассников. Сажусь: «Та-а-ак! Лев Николаевич взамен дворовым шалостям…».

— Ты что, Андрей?! Всерьёз решил писать по памяти? Ну, ты даёшь! Я же время остановил для тебя! — возмущённый страж проходит к учительскому столу и берёт нужную книжку:

— Вот, списывай побыстрей! Измени пару слов для реализма.

— Но это же нечестно, — неуверенно возражаю я.

Страж вдруг начинает хохотать, и от его смеха дребезжат стёкла:

— Ой, спокойно. Я сейчас чуть мироздание не пошатнул от твоей честности, мой юный друг. Оглянись вокруг. Время остановилось ради твоей прихоти! Все эти людишки уже проиграли. Сейчас ты — бог в этом мире!

Мурашки бегут по спине — я роняю ручку:

— Почему я?

Страж делает скучающее лицо и садится, закинув ноги на учительский стол:

— Всем вам хочется, чтобы была причина. Давай так, просто тебе повезло, что мне было скучно.

Дрожащим от страха голосом я спрашиваю:

— А кто вы? Бог?

Мой собеседник усмехается и, закинув руки за голову, снова разглядывает портреты писателей:

— О! Я — Гоголь! Но хочу быть современным. Кибергоголь!

Его лицо меняется, и за учительским столом уже развалился Николай Васильевич с ирокезом на голове. Страх улетучивается. Смеюсь:

— Давай просто — Гоголь!

— Ну, наконец-то, свой человек, Андрюха! Зови Гоголем, но ирокез оставлю!

Я киваю и быстро переписываю изложение на листочек. Гоголь прохаживается по классу и рассматривает наших девчонок. Говорю:

— Я всё.

— Молодец. Иди сюда.

Гоголь стоит рядом с Галей Роговой. Я тайно любил её в 5-6 классах.

— Как тебе эта девчурка, дружище?

— Да, симпатичная, но за ней теперь ухаживает Тимофеев.

— Это кто?

— Вон тот здоровяк с последней парты. Он занимается регби.

— Ого, — присвистывает Гоголь, — у тебя перед ним ни единого шанса, верно? Ты хоть пытался?

Кровь бросается мне в лицо:

— Он лучше меня во многом. Богаче и сильнее. В общем…

— Богаче? Как он зарабатывает деньги?

— Не он. Его родители.

Гоголь задумчиво крутит ус:

— Хм, вы все за счёт родителей живёте?

Немного подумав, вспоминаю:

— Нет, Игорь уже полгода работает, но никому не рассказывает, где, — указываю на худого парня, сидящего перед Тимофеевым.

— Он старше всех?

— Нет, ему тоже шестнадцать. Просто его мать алкоголичка, а отца он никогда не видел.

— Серьёзный мужик. Пожалуй, он твой основной конкурент.

— Ну не знаю, — усмехаюсь, — мне кажется, родители дают мне денег больше, чем…

— Ладно, я тебя понял. Что будем делать с твоей безответной любовью к… Элеоно-о-оре!

— Э-э-э, может, лучше оставить её безответной?

— Что? Тебе нравится страдать? Ты мазохист?

— Ну-у-у…

— Слушай, Андрей, ты что, действительно, звал стража времени, чтобы написать изложение?!

Фигура Гоголя растёт надо мной, тускнет свет ламп на потолке:

— Или, может, ты подумал, что раз так всё плохо в жизни, то дай-ка топором всех в классе порублю, а Гале своей пальчик оттяпаю? Так давай я Достоевским обернусь?

Мне снова страшно:

— Нет! Я не знал, что вы существуете! Мне нравилось просто мечтать о чём-то! Что со мной будет Галя или Элеонора Викторовна или что время вдруг остановится. Но я не думал, что есть такой демон или ангел времени! Кто вы вообще такой?!

Гоголь возвращается к размерам обычного человека, берёт меня за плечо и ведёт к моему месту за третьей партой:

— Демон или ангел? Тебе решать, Андрей, — он, улыбаясь, треплет мне плечо, — ведь я – это ты.

Вновь разносится метроном каблуков в голове. Скрип ручек и шелест листков. Смотрю на плывущую стрелку. Десять минут до конца урока. Оборачиваюсь на Элеонору Викторовну. У неё распущены волосы и, кажется, она тоже только сейчас это заметила. Застёгивает пуговицу на блузке. Ловит мой взгляд:

— Шишаков! Ты закончил? Так сдавай работу.

Смотрю на свой листок. Всё готово. Значит, это всё было, и я не шизик? Выискиваю Гоголя на стене и смотрю на него весь оставшийся урок.

Звонок. Все сдают работы и выходят из класса. Говорю учительнице:

— Элеонора Викторовна, у вас сегодня прекрасная причёска!

— Спасибо, Андрюша, сама от себя не ожидала, — улыбается, поправляя волосы.

Выхожу из класса и догоняю Игоря на лестнице:

— Привет, слушай, а ты так и работаешь?

— Ну да, работаю, — бурчит, ускоряя шаг.

— Постой! Ты можешь помочь мне устроиться?

Игорь останавливается на площадке:

— Вряд ли. Найди себе что-то по душе и попробуй устроиться сам, как это сделал я.

Уходит. Я стою на лестнице в раздумьях, когда мимо проходит Галя с подружками. За ними спешит Тимофеев, посмеиваясь. Говорю:

— Галя, привет!

— Привет, — она останавливается на площадке. Тимофеев презрительно косится на меня, но идёт дальше с Галиными подружками.

— Как изложение? Удачно? — спрашиваю и тут же смущаюсь такого глупого вопроса.

— Вроде, да. А ты, кажется, весь урок сам не свой был. Всё хорошо?

Галя наблюдает за мной?

— Да-да, — говорю, — всё нормально. Просто задумался, так, ни о чём. Ты сейчас домой сразу?

— Да, хочешь проводить? — улыбается приветливо.

— Конечно!

Помогаю Гале одеться и думаю: неужели, это все правда. Неужели, нужно было просто попробовать? Вдруг в окне замечаю, как Тимофеев идёт по улице вместе с фигурой в длинном кожаном плаще. Фигура оборачивается. Это Гоголь и он подмигивает мне.

Галя удивляется:

— О, Тимофеев уходит!

— Ты видишь его?

— Кого? Тимофеева? Вон же идёт.

— Он один?

— Да…

— А чему ты удивляешься?

— Просто я думала…

— Что мы будем драться за тебя?

— Ну…

— Знаешь, Галя. Действительно, стоило попытаться, чтобы понять, какая ты овца. И идти дальше.

Выхожу из школы один и сворачиваю в библиотеку. Надо бы взять томик Гоголя.