Liberte, Egalite, Fraternite от энциклопедистов к

Несколько лет назад я заинтересовался темой «свободы» и написал небольшую работу на эту тему «От энциклопедистов к эксгибиционистам».
В свете происходящих в этом году событий мне бы хотелось начать её по-другому…
А что если начать вот с чего… Предположим, что человечество делится на «высоколобых», «низколобых» и «тружеников».
 «Высоколобые» размышляют о месте человека в природе, о его происхождении, о его правах, о подавлении, принуждении  и свободе и т.п. И ещё - они всё время что-то придумывают! То водопровод, то канализацию, то богов, то автомашины..  Из-за них мы все живем в «придуманном» мире. Современный человек в естественных условиях, без всех придуманных приспособлений просто не выживет. Но их размышления – это длительный и часто мучительный процесс со взлётами и падениями, с ошибками и открытиями. И с одиночеством. И ещё… чувство вины! Им так хочется, чтобы все жили хорошо! «Я, лично Я, чего-то не придумал для счастья всех. Они мучаются из-за меня!». И, вселяя в других своё чувство вины, они вызывают в этих других чувство их правоты без всяких на то оснований. И ещё – для творчества необходима свобода… Так они говорят…Но не говорят что такое свобода, какая она бывает и какая им нужна…
«Труженики» - доверчивые создатели всего, что придумывали в разное время «высоколобые» - от сельского хозяйства до космоса и что мы видим в современном мире. Размеренная жизнь, зависящая от рода деятельности, размеров семьи и доходов, привычек и пристрастий. Но они доверчивы, потому что не склонны к рефлексии и к длительным размышлениям. А пользуются этим люди либо бессовестные, либо харизматичные и корыстные, либо бездумные и безответственные,  либо безумные фанатики. Чувства вины у них нет…скорее, чувство обделенности  в правах – «нам все время чего-то недодают». И просыпается зависть. А потому – можно где-то что-то умыкнуть , можно обмануть, можно написать ложный донос. И это не обман и не воровство, а просто (с их точки зрения) восстановление справедливости. И им тоже нужна «свобода». И что-то они под этим тоже подразумевают. Но для них ещё важен и закон, иначе вот этой предсказуемой и размеренной жизни не будет.
 «Низколобые»  очень даже просто, без долгих разговоров, собираются в стаи, или банды, или в штурмовые отряды и т.п. и начинают сразу действовать: громить всё, бить всех кто не может оказать сопротивление, грабить, поджигать дома и машины, уничтожать чужую (обязательно чужую!) собственность и, презирая, разрушать государственное устройство. И упиваться своим «героизмом». «Уничтожим всякое упоминание об истории» - не было рабовладельческого строя, не было Древней Греции и её философов, скульпторов, её мифов. Не было Древнего Рима с его государственным устройством, с его императорами и республиканцами, с его ораторами и военачальниками. Не было открытия Америки Христофором Колумбом…Не было в Америке гражданской войны «белых» с «белыми» за права «черных». Не было в Афганистане ничего до ислама и «талибов». И «низколобые» уничтожат всякого, кто посмеет думать иначе – «жизнь начинается с нас, и мы имеем право на всё, и мы отнимем это всё у всех, кто смеет думать иначе!». И национальные герои теперь – фашиствующий бандит, убийца и погромщик Бандера и рецидивист Флойд. А памятники истории надо уничтожать. «Может быть вы не согласны? Мы и к вам придем!» И о чувстве вины… они постоянно ищут и находят кого-то кто во всём виноват. И поэтому «мы не грабим, а берем свое». «Мы не разрушаем, а наказываем виновных».  Это демократическое государство. А «свободы» им тоже постоянно не хватает  - и как лозунга, и как беззакония.
А у Платона – тоже три группы:  первые -  правители. Вторые – воины и чиновники, третьи – крестьяне и ремесленники. Но это деление для существования просто государства, а не для анархии.
И у Оруэлла в «1984» тоже три группы:  «На протяжении всей зафиксированной истории и, по-видимому, с конца неолита в мире были люди трёх сортов: высшие, средние и низшие. Группы подразделялись самыми разными способами, носили всевозможные наименования, их численные пропорции, а также взаимные отношения от века к веку менялись; но неизменной оставалась фундаментальная структура общества. Даже после колоссальных потрясений и необратимых, казалось бы, перемен структура эта восстанавливалась, подобно тому как восстанавливает свое положение гироскоп, куда бы его ни толкнули. Цели этих трёх групп совершенно несовместимы… Цель высших – остаться там, где они есть. Цель средних – поменяться местами с высшими; цель низших – когда у них есть цель, ибо для низших то и характерно, что они задавлены тяжким трудом и лишь от случая к случаю направляют взгляд за пределы повседневной жизни, – отменить все различия и создать общество, где все люди должны быть равны.» Это описание тоталитарного государства.

Значит ли, что всегда будет вечное разделение общества на группы во все времена? И нужно ли вообще государство, как упорядоченная структура? И откуда берётся лозунг, о котором несётся крик со всех сторон «Свобода!» и что это такое?

Кажется, что символом «толерантности» с этого года станет зебра…

  А все началось с утверждения одного моего друга – «государство – инструмент подавления свободы личности». Моё несогласие приобрело форму этой заметки об истории вопроса и его теперешнем состоянии.
В истории человечества представления о свободе постоянно меняются. Сегодня свобода понимается как феномен независимости от природных стихий, произвола властей, свободы творчества и самореализации личности. Пытаясь осмыслить само слово “свобода”, великие мыслители часто приходили к совершенно разным выводам. В древнегреческой философии свобода понималась как положение человека, не имеющего личной зависимости от других людей. Сократ и Платон говорили о свободном человеке, противопоставляя его рабу. Аналогично свобода понималась и в Древнем Риме.  Это «внешний» социальный аспект свободы.  В иудейской традиции (а затем и в христианской) впервые возникает понимание свободы как «свободы совести». Дело в том, что традиционно гражданин государства или его гость были обязаны почитать государственных богов. И иудеи, и христиане отказывались приносить жертвы языческим идолам и требовали для себя свободы молиться своему Богу где угодно и когда угодно. Этот «внутренний» аспект свободы получил развитие в римско-эллинистической философии и в христианстве. В Новое время вновь возрастает интерес к понятию свободы. Под ней понимается «отсутствие внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы» (Т. Гоббс). Истинно свободен в обществе только суверен-монарх, свобода же остальных простирается в границах, которые определяет суверен. В XVIII в. свобода рассматривается как возможность «делать все то, что не запрещено законом» (Ш. Монтескье). Руссо и Вольтер заявляют, что все люди свободны от рождения. При этом Вольтер первым отстаивает право на свободу слова. «Мне ненавистны ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за ваше право высказывать их».
     Философы Просвещения обычно разделяют свободу на «негативную» и «позитивную»: под «негативной» свободой понимается полная независимость от каких-либо принуждающих условий и обстоятельств жизни, т. е. произвол, а под «позитивной» — следование тем целям и интересам, которые не противоречат закону разума, т. е. естественным правам человека.
В конце XVIII в. И. Кант вводит понятие «закон свободы», который не противопоставляет «негативную» и «позитивную» свободы, а связывает их в качестве последовательных моментов развития человеческой личности и общества в целом. «Закон свободы» означает: человек способен устанавливать границы собственного произвола, признавая других людей разумными и достойными персонами. И. Кант определяет свободу как право «давать закон себе самому», таким образом, связывая свободу с обязательствами. Просто свобода без обязательств, без долга, называется произволом и свободой не считается. Свобода начинается с личного произвольного решения, с личного «хочу», которое позволяет выйти на уровень персонального бытия, бытия для себя.  “Негативная свобода” является фундаментом “позитивной свободы” в том случае, когда доходит до самоотрицания, до понимания того, что «кроме меня есть и будут другие разумные и достойные люди».   Разумная причинность, выраженная в моральном законе, выводит человека на другой уровень существования, стоящий над природной необходимостью. Если не признавать этой разумной причинности, то свобода превращается в иллюзию, и возникает видимость всеобщего детерминизма (географического, экономического или теологического). Доказать действительность свободы может человек, действующий по своей воле в соответствии с теми законами, которые принял собственным разумом. Если человек не свободен, он не отвечает за свои поступки.  И. Г. Фихте понимает свободу как самостоятельность и независимость. Только тот, кто обеспечивает себя всем сам и не зависит ни от кого, может быть назван свободным, поэтому несвободны все господа, так как у них есть рабы, от которых господа зависят в материальном плане.
     Й. Шеллинг, и Г.В.Ф.Гегель дают очень сложные и развернутые концепции свободы. Так, у Гегеля свобода развивается вплоть до государства, которое само понимается как высшее воплощение свободы. Человек больше всего свободен именно в государстве, а без государства он ничто, он не имеет никаких прав. Когда звучит - государство «подавляет свободу» - это по Гегелю - наоборот, государство подавляет в человеке произвол, который вредит свободе, «общество принуждает индивида быть свободным, т. е. выполнять свои обязательства».
      Ф. Ницше так же говорил, что свобода состоит не в том, что ты отказываешься от чужого закона, а в том, что умеешь сделать свою волю законом других: «Если ты свободен, покажи мне ту идею, которая может вдохновить меня».
 И всё-таки, наиболее ярко проявилась практическая сторона полемики о свободе в 18 веке. Как ни странно, именно самые яркие борцы за свободу оказались и самыми жестокими гонителями инакомыслия. Просветители подчеркивали, что свобода не означает произвола и анархии. Они мечтали об обществе и государстве, в которых свобода и порядок не противоречили бы друг другу и где гармонически сочетались бы природная независимость личности и интересы государства. Но конкретные пути социального переустройства, предложенные просветителями, расходились в зависимости от того, что с точки зрения данного мыслителя являлось основополагающей ценностью. Многие исходили из приоритета естественных прав и свобод личности и критерием оценки тех или иных государственных и общественных институтов, норм и обычаев считали их способность защищать личность и гарантировать ей свободу. Поэтому для Ш.-Л. Монтескье или энциклопедистов Д. Дидро и Ж.-Л. д'Аламбера политическая свобода государства в целом определялась разделением законодательной, исполнительной и судебной властей, а свобода отдельного гражданина обеспечивалась в том случае, если законы позволяли каждому не бояться произвола как со стороны других граждан, так и со стороны государства.
     Иное решение проблемы предложили Ж.-Ж. Руссо и Г. Мабли, поставившие во главу угла общественные и государственные интересы. Они считали идеальным такой порядок, при котором личность полностью делегировала свои права обществу и государству. Согласно Руссо, люди, заключая между собой общественный договор и создавая государство, наделяли его правом выражать их коллективную волю. В результате государство получало неограниченную власть над личностью, так как оно действовало от имени всех граждан и являлось гарантом их свободы. Для тех случаев, когда воля отдельной личности вступала в противоречие с требованиями общества и государства, Руссо предложил парадоксальное решение: "Если кто-либо откажется подчиниться общей воле, то он будет к этому принужден всем Организмом, а это означает не что иное, как то, что его силою принудят быть свободным. Ибо таково условие, которое, подчиняя каждого гражданина отечеству, одновременно тем самым ограждает его от всякой личной зависимости". Эта теория впоследствии нашла практическое воплощение во время якобинской диктатуры.
Восторженную приверженность своих современников идее свободы и одновременно разнобой в истолковании самого этого понятия отметил Монтескье. "Нет слова, - писал он в трактате "О духе законов", - которое получило бы столько разнообразных значений и производило бы столь различное впечатление на умы, как слово "свобода". Одни называют свободой легкую возможность низлагать того, кого они наделили тиранической властью; другие - право избирать того, кому они должны повиноваться; третьи - право носить оружие и совершать насилия; четвертые видят ее в привилегии состоять под управлением человека своей национальности или подчиняться своим собственным законам. Некий народ долгое время принимал свободу за обычай носить длинную бороду. Иные соединяют это название с известной формой правления, исключая все прочие"
        Во времена праздников Свободы её изображали как Божество Свободы из римской мифологии: в виде молодой женщины в белых одеждах, держащей в одной руке скипетр, а в другой колпак. Скипетр означал, что свободный человек - сам себе господин, а колпак считался у древних римлян символом отпущения раба на волю. Рядом с божеством изображали кошку - животное, не терпящее принуждения. Другим распространенным иконографическим типом была "Свобода, завоеванная доблестью": женщина, держащая в руках пику с колпаком на конце и попирающая ярмо.
     Когда же появился самый знаменитый революционный лозунг "Свобода, Равенство, Братство"? Существует мнение, что это произошло во время праздника Федерации в Париже в честь годовщины взятия Бастилии - 14 июля 1790 г. Но автор специального исследования, посвященного революционной триаде, известный французский историк А. Олар доказал, что в действительности это было не так.  На праздник Федерации жители каждого дистрикта (района) Парижа пришли под знаменем, на котором был начертан какой-нибудь девиз, например: "Закон, Согласие, Свобода", "Союз и Свобода", "Сила, Свобода, Мир", "Закон, Король. Свобода, Отечество", "Свобода и свободный король", "Законность, Свобода, Безопасность, Верность" и т.д. Но девиза "Свобода, Равенство, Братство" среди них не было. Он впервые прозвучал в мае 1791 г., и предложил его французам демократичный по составу политический клуб кордельеров при обсуждении вопроса о создании национальной армии. Кордельеры решили, что военные должны носить нагрудный знак со словами "Свобода, Равенство, Братство", так как это именно те принципы, на которых надлежало основать национальную армию
Депутат Конвента П.-Ж.Камбон через два дня после казни короля, в январе 1793 г., сказал: "Мы наконец-то приплыли на остров Свободы, и мы сожгли корабль, доставивший нас туда". Смысл этой реплики в том, что в начале революции, когда еще сильны были упования на единство нации и короля, Учредительное собрание торжественно провозгласило 11 августа 1789 г. Людовика XVI "восстановителем французской свободы". Свойственное участникам революции ощущение разрыва с прошлым проявилось в распространившемся в 1792 г. обычае датировать официальные бумаги "четвертым годом Свободы". 1789 г., год начала революции, стал, таким образом, первым годом новой эры Свободы.
     В начале революции законодательство было проникнуто духом политического и экономического либерализма. Принятая 26 августа 1789 г. "Декларация прав человека и гражданина" провозгласила всех людей "свободными и равными в правах", а вслед за этим - свободу мнений, слова, печати, религиозных убеждений и принцип народного суверенитета, согласно которому вся власть исходит от нации.
     Полномочия короля были серьезно ограничены. Он оставался главой исполнительной власти, но его воля отныне не имела силы закона. Собрание осуществило реформу уголовного законодательства. Для ареста гражданина теперь требовалась санкция судьи, по истечении 24 часов после ареста задержанный получал право консультироваться с адвокатом, учреждался суд присяжных, вводилась гласность судопроизводства с состязательным участием сторон. Новая судебная система основывалась на выборности и независимости судей. В соответствии с принципом религиозной терпимости протестантам и иудеям были предоставлены гражданские права. В первые годы революции во всей полноте существовала свобода печати. Широкие полномочия получили выборные органы местной власти.
       Свобода восторжествовала и в сфере экономики. Устранялись препятствия, мешавшие предпринимателям свободно производить, получать прибыль и распоряжаться ею по своему усмотрению. В результате упразднения ремесленных и торговых корпораций, привилегированных мануфактур и торговых компаний, регламентации производства и рынка во Франции установилась свобода предпринимательства и торговли.
       Однако, провозглашенные свободными от рождения индивиды стояли на разных политических позициях и вступали в ожесточенную борьбу. В годы революции проблема соотношения свободы личности и интересов общества переместилась из философской плоскости в политическую, а здесь французских революционеров подстерегало противоречие: в принципе они считали свободу естественным правом каждого человека, но на практике они не были готовы признать это право за своим противником.
         Полемика показала, насколько разными были у французских революционеров представления о свободе. Для одних она означала ограниченную монархию и разделение властей; для других - то, что принято называть "священными принципами 89 года", в первую очередь, права человека, провозглашенные в декларации 1789 г. Для кого-то свобода была немыслима без республики со всеобщим избирательным правом и т.д. Некоторым казался чересчур радикальным девиз - "Свобода, Равенство", понимаемый дословно. В принципе, не имея ничего ни против свободы, ни против равенства, эти люди опасались крайностей, до которых могло, на их взгляд, довести буквальное следование данным принципам.  Известен случай, как в 1793 г. администрация национального Дома инвалидов велела исправить девиз "Свобода, Равенство" на картине, висевшей в зале над камином, и написать: "Свобода без вседозволенности, Равенство в рамках приличия". В ответ на это Клуб кордельеров стал добиваться, чтобы департаментские власти приказали снять картину и запретили менять или исправлять революционный девиз.
После прихода к власти якобинцев, принятая ими в июне 1793 г. Конституция по-прежнему провозглашала свободу естественным и неотъемлемым правом всех людей.
     Причудливые формы приобрел культ Свободы осенью 1793 г., когда в стране развернулось так называемое дехристианизаторское движение. В нарушение свободы вероисповеданий закрывались церкви и были предприняты попытки насильственно упразднить католический культ, заменив его культом Разума. В представлении революционной интеллигенции, выступавшей инициатором дехристианизации, разум и свобода были неотделимы друг от друга. Кафедральный собор Парижской богоматери в это время перестал действовать как католический храм. Коммуна Парижа (городской муниципалитет) решила провести в его здании торжество в честь Свободы. Впоследствии Конвент постановил преобразовать собор Парижской богоматери в храм Разума. За несколько дней по Парижу прокатилась волна подобных празднеств. Все церкви столицы были превращены в храмы Разума.
     Наряду с празднествами в честь Разума, в 1793 - 1794 гг. распространилось и почитание "мучеников свободы". Их было трое: убитый Шарлоттой Корде в июле 1793 г. Ж.-П. Марат, М.Лепелетье, убитый роялистом в январе 1793 г., и казненный в мятежном Лионе в июле того же года глава местных якобинцев М.-Ж. Шалье. В церквах, ставших храмами Разума, изображения католических святых сменились бюстами революционной троицы Марата, Лепелетье и Шалье.
       К осени 1793 г. во Франции постепенно оформился режим диктатуры, или, как его тогда официально именовали, "эволюционное правление". Тем самым гражданские, политические и экономические свободы были фактически сведены на нет.  Этот процесс начался еще до прихода якобинцев к власти. 10 марта 1793 г. был учрежден чрезвычайный уголовный трибунал, впоследствии, осенью 1793 г., реорганизованный и названный революционным трибуналом.  Трибунал получил очень широкие полномочия. Его члены не избирались, а назначались Конвентом. Выносившиеся приговоры не подлежали ни апелляции. ни кассации. 17 сентября 1793 г. вышел декрет, который предписывал немедленный арест всех лиц, объявленных "подозрительными". Тюрьмы наполнились людьми, многие из которых не совершили никакого преступления и были арестованы за инакомыслие, за родство с эмигрантом или по подозрению в неблагонадежности. Презумпции невиновности более не существовало. Органы якобинской диктатуры стали проводить политику террора. В момент его кульминации появился декрет 22 прериаля II года (10 июня 1794 г.) о реорганизации революционного трибунала. В соответствии с этим декретом обвиняемые были лишены защитников, отменялся обязательный вызов свидетелей, вместо реальных улик было достаточно нравственной убежденности присяжных, а единственной мерой наказания признавалась смертная казнь. Авторы этого декрета, узаконившего полнейший произвол, обосновывали подобный порядок работы революционного трибунала не чем иным, как необходимостью защищать свободу. Вместе со свободой личности была уничтожена и свобода печати. Провозглашенная в декларации 1789 г., уже с осени 1792 г. она стала постепенно ограничиваться. После установления республики были запрещены роялистские газеты. Затем в декабре 1792 г. появился декрет, грозивший смертной казнью за пропаганду уравнительного передела земли. Таким образом, уже к началу 1793 г. свободно могла вестись полемика только между жирондистами и монтаньярами. Их противники и справа, и слева были лишены свободы слова. После прихода к власти якобинцев и жирондисты потеряли право пропагандировать свои взгляды. За это полагался арест на основании декрета о "подозрительных". Отныне можно было открыто выражать только правительственную точку зрения.  Примечательно, что люди, проводившие в жизнь все эти и другие подобные меры, не усматривали в них посягательства на свободу. Напротив, свобода уничтожалась... во имя свободы.  Осенью 1793 г. Л.-А.Сен-Жюст произнес печально известную фразу: "Свобода должна победить какой угодно ценой". "Революция, - говорил 25 декабря 1793 г. Робеспьер, - это война свободы против ее врагов”. Эта речь стала официальным обоснованием государственного террора, проводимого якобинцами.
       Откуда взялась у просвещенных гуманистов и борцов за свободу столь странная, на первый взгляд, готовность жестоко расправляться со своими противниками? Здесь проявилось свойственное французским революционерам (и не только французским, но и всем последующим) стремление начать историю заново, с себя. Еще в 1774 г. в книге "Цепи рабства" Марат писал: "Свобода всегда возникает из огня возмущения”.
       Во имя торжества свободы деятели революции считали необходимым насильственным путем низвергнуть, уничтожить старый мир деспотизма. При этом любого политического противника они склонны были объявлять врагом свободы и защитником тирании – так было удобнее избавляться от противников. Свобода, возведенная в ранг божества, превратилась для них и в самоцель, и в средство борьбы. Это породило призывы -  к свободе любой ценой. 
        Сказалось и влияние Руссо, верными учениками которого были якобинцы. Ведь именно он в "Общественном договоре" доказывал необходимость полного подчинения личности (для ее же блага, разумеется) обществу и государству. Именно он утверждал, что человека можно и нужно принудить быть свободным против его воли.
       Идеализируя «естественное» состояние, Руссо не видит другой возможности вернуться к истокам (к Природе), кроме как опереться на силу государства. Только государство, согласно Руссо, может осуществить идеалы «естественного» состояния, какими он считает идеалы Свободы, Равенства и Братства. Но государством, способным осуществить эти идеалы, у Руссо может быть только республика, которая появилась в Древнем Риме. Республика, если переводить буквально с латыни, означает «общее дело». Государство, считает Руссо, действительно является общим делом граждан, а не добычей бюрократии или царствующей династии, как это было во Франции во времена Людовика XIV, который заявил: «Государство — это Я».   При всей своей неприязни к официальной церкви Руссо считал, что нравственное чувство, которое лежит в основании человеческой личности, есть, по существу, религиозное чувство. И без культа Верховного Существа оно недействительно. И поскольку органическая нравственность является у Руссо отличительной чертой народной демократии, в противоположность безнравственному аристократизму, то он воспринимает атеизм как чисто аристократическое явление. Расхождение Руссо с либерализмом проявилось прежде всего и глубже всего в трактовке проблемы равенства. Руссо различает равенство юридическое, или формальное, и равенство фактическое. И равенство юридическое, равенство перед законом, за которое в основном ратовали просветители, еще не влечет за собой равенства фактического, под которым Руссо подразумевает прежде всего равенство имущественное, экономическое. В этом и разница между демократизмом и либерализмом. Либерализм признает только юридическое равенство. А демократическое равенство людей — это равенство условий их хозяйствования. И Руссо идет еще дальше. Обычный либеральный софизм состоит в том, что не может быть фактического равенства между людьми, потому что люди фактически не равны: один низкий — другой высокий, один сильный — другой слабый, один рыжий — другой черный, один умный — другой дурак и т.д. И несправедливо было бы, говорят идеологи либерализма, если бы и дурак и умный были равны.  Демократ Руссо, при всем его «натурализме», рассуждает иначе. От природы, говорит Руссо, все люди равны. Это не значит, что сильный и слабый равны по силе. По физической силе они не равны. Но они равны относительно права на жизнь. И если такое равенство признается, то сильный помогает слабому выжить. И тогда слабый чувствует себя равным сильному. Но сильный может обидеть слабого. И может воспользоваться слабостью другого для того, чтобы подчинить его себе, заставить работать на себя, обогащаться за счет него. Точно так же и с глупым человеком можно поступить по-разному: можно посочувствовать его глупости, а можно, воспользовавшись этой глупостью, обмануть его в своих корыстных целях. Как показывает Руссо, естественное неравенство усугубляется неравенством в общественных условиях жизни. И действительное неравенство людей проявляется прежде всего в неравенстве этих общественных условий. А потому гуманизм современного общества должен состоять в том, чтобы создать равные условия для здоровых людей и самых безнадежных инвалидов. Хотя можно было бы, ссылаясь на их «неполноценность», просто отбраковывать физически ущербных людей или заключать их в специальные резервации.
       Воцарившийся "деспотизм свободы" привел к переосмыслению некоторых девизов революции. Летом 1793 г. директория парижского департамента призвала всех жителей в течение июля месяца написать на фасадах своих домов: "Единство, Неделимость Республики, Свобода, Равенство, Братство или Смерть". Во время террора данные слова приобрели угрожающий смысл. Их стали интерпретировать как обещание казнить всех "врагов свободы".
После государственного переворота 9 термидора II года (27 июля 1794 г.) и свержения робеспьеристов начертанные или выбитые на стенах домов надписи начали уничтожать. Их концовка была объявлена негуманной. Девиз был сведен до первых слов: "Свобода, Равенство, Братство" или "Свобода, Равенство". В таком виде он еще весьма широко употреблялся после 9 термидора.  Торжества в честь свободы продолжались, но их содержание изменилось. Праздник Свободы стали ежегодно отмечать 9 термидора. Обычай сопровождать официальные бумаги девизом "Свобода, Равенство" сохранялся и при наполеоновском режиме Консульства, и в первые годы Империи. Он окончательно исчез приблизительно после 1808 г. 
      Итак, образ свободы остался в памяти французов как символ революции. Он сливался с образом Марианны, аллегорией французской республики. Ярким примером может служить известная картина Э. Делакруа "Свобода, ведущая народ", или, как ее еще называют, "Свобода на баррикадах", написанная под свежим впечатлением Июльской революции 1830 г.  В 1848 г. слова "Свобода, Равенство, Братство" впервые стали официальным девизом Французской республики.
Мне не хочется заваливать бесконечной информацией возможного читателя. 20 век преподнес большое количество вариантов “свобод” и “несвобод”. Появление интернета позволило отойти в сторону от прямой связи с обществом, от социализации и зависимости от общества. Не нужны друзья, не нужен круг общения, человек свободен в автопоказе себя в том качестве, в котором ему хочется. В реальной жизни рухнули, казавшиеся незыблемыми, бастионы нравственности – чистота человеческих отношений, понятие семьи, смещение границ дозволенности в отношениях людей, сохранение внутренних границ в интимной сфере. Сексуальная революция, основанная на успехах химии, которая гарантированно предупреждает нежелательную беременность, тоже привела к “свободе”. “Нудизм”, который ранее расценивался как психопатология – эксгибиционизм, превратился в модное поветрие “свободы от нравственности”. Возможно, это развивает мир в лучшую сторону – я не знаю. Но путь к “свободе” от гениев к психопатологическим посредственностям широко протоптан.  Трудно стать гением – надо много знать и уметь.  Организовать флешмоб без штанов намного легче.  Современные либеральные трактовки свободы, основываются на тезисе, что всеобщее благоденствие и прогресс индивидуальной свободы зависят от ограничения деятельности государства в социально-экономических отношениях граждан, а также от самостоятельного распоряжения людьми своей собственностью и преследования ими собственных интересов в рамках существующего права. Но непонятно, кто или что, в отсутствие государства, может вообще гарантировать хоть какие-то права или спасти от бесправия? В ХIХ–ХХ вв. философы много времени уделили размышлению над парадоксами свободы, но пока ещё нет даже однозначного, приемлемого всеми, определения.
     Дискуссии идут в течение тысячелетий, однозначных ответов здесь нет и, вероятно, не может быть, как из-за сложности обсуждаемого предмета так и из-за множества субъективных мнений, часто высказываемых исключительно для подтверждения оригинальности мышления автора. Кроме того, призывы к свободе часто являются уловками порабощающих манипуляторов, а не стремлением к истинному освобождению каждого. За кем же всё-таки идти – за большинством или за меньшинством?  Природа влияния меньшинства все еще остается предметом споров (Clark & Maass, 1990; Levine & Russo, 1987). Москович полагает, что следование меньшинства за большинством отражает просто подчинение обществу, а следование большинства за меньшинством отражает истинное признание правоты меньшинства.  У истоков почти всех социальных движений стояло меньшинство, которое, оказывая влияние на окружающих, в итоге нередко становилось большинством. «Вся история,— пишет Ральф Уолдо Эмерсон, — это летопись могущества меньшинства, состоявшего порой всего лишь из одного человека». Американское движение за гражданские права негров разгорелось из-за отказа одной афро-американской женщины, Розы Парке, жительницы Монтгомери, штат Алабама, уступить свое место в автобусе.
   Свобода, Равенство, Братство – по-прежнему остаются загадочными и разноликими понятиями, которые каждый, размышляющий на эту тему, может трактовать по-своему.
Это отрывок из одного письма к моему другу, которое оказалось как бы продолжением темы поднятой в Liberte.
Ты потребовал от меня невозможного - высказать своё мнение о том, что мне самому   всё еще непонятно. И, как мне кажется, не мне одному. Ведь в том манускрипте, который я тебе прислал, не просто так громадное количество взаимоисключающих определений свободы. Я сейчас вспоминаю "Иллиаду" - боги вкладывают в одного и того же человека смелость безрассудную и трусость подлую с интервалом в секунду; мудрость в выборе модели поведения и беспросветную глупость, которые следуют друг за другом без перерыва на вдох. Сами ли  люди выбирают эти состояния?   Осознанность выбора предполагает время для осознания... А если нет времени осознать? Человек ловит выпавшего из окна ребёнка, ребёнок остаётся жив и невредим,  человек получает травму позвоночника и остаётся сломленным инвалидом на всю оставшуюся жизнь вместе со своей женой (которой приходится за ним ухаживать) и своими  детьми (которым он не смог обеспечить достойное образование и жизненный старт). Он делает этот выбор осознанно или нет? Или это карма? А жена - её боги наказали его выбором? Необходимо разъяснение непонятного для меня: чем карма в буддизме отличается от посмертного наказания в христианстве? Ад за неправедные поступки может быть не только в Аиде, но и в последующем перевоплощении. В чём разница - тебя поджаривают черти на сковороде в Аду или ты перевоплотился в следующую жизнь рыбой и тебя жарит более удачливое перевоплощение твоей жены на сковороде?
В иудаизме (прошу понять правильно - я не знаток иудаизма и не провозвестник его) есть понятие свободы воли. Собственно именно этим монотеизм (как я думаю) и отличается от язычества. Во всех монотеистических религиях есть личная ответственность за поступок. Вот, как мне кажется, достойный пример: свинина запрещена и если ты её ешь сознательно (т.е. делаешь выбор) - ты будешь наказан. Но вот, верующий по другому, кормит тебя мясом свиньи и не говорит об этом - это не твой грех и ты не будешь наказан. Т.е. есть законы (как хочешь, так и называй ) божьи, кармические, придуманные другими людьми или тобой самим для себя и своей семьи. Пока ты их соблюдаешь - жизнь идёт по предсказанной колее. Ты вдруг оказался поставленным перед выбором: или соблюдать закон или войти в  отклонение от закона - взял ответственность на себя - неси эту тяжесть сам и не жди ни помощи, ни награды.
Но вот в чём вопрос - ты ли сделал этот выбор? Или боги подтолкнули тебя под локоток, когда ты должен был указать на плюс, а что-то (кто-то?) заставило тебя указать на минус? Ну, вот Кант, говорит о непонятном (даже для него) "нравственном законе". Следование  этому закону - наш свободный выбор? Я не знаю. Понятие совести и "поступков по совести" зачастую в ущерб своим интересам - это чей выбор? Не знаю.
Вот фраза: "свобода - это попытка заполнить антропоцентризмом место бога".  Сегодня я читаю книгу о Леонардо да Винчи. И сегодня же в Америке идут митинги феминисток против Трампа и за свободу абортов. Леонардо родился незаконнорожденным и до 5 лет рос в деревне своей матери, не видя отца. Потом отец забрал его и больше он никогда не видел матери. Т.е. я о чём - Б-г послал на Землю душу, наделённую талантом большим, чем все другие души на Земле. Сегодняшние феминистки хотят быть вместо Б-га - принимая контрацептивы, они не дают места посланным душам. А если нерождённые души всё-таки угнездились в их матках - они хотят иметь право не пускать их в этот мир. Необразованная крестьянка, мама Леонардо, живи она в 21 веке, конечно же сделала бы аборт. И ведь делают же! И в результате - нет сегодня подобных гениев. Замена собой Б-га ведёт к "Чёрному квадрату". Я не специалист по живописи, но мне кажется, что нарисовать прозрачную воду  в прозрачном же бокале - это мастерство, а "Чёрный квадрат" уже сегодня может нарисовать ребёнок. Вероятно, недаром среди леволиберальной общественности, отрицающей не только Б-га, но и природу, именно этот шедевр пользуется популярностью.
Так и идём - от осознания себя в свободе выбора поступать или не поступать по законам (природы, Б-га, общества) и нести ответственность за себя и свои решения. Или - нет никакой свободы - я игрушка в руках Судьбы (кармы, богов или Б-га) и ни за что в своей судьбе и в судьбе своих близких не отвечаю.
Опять - каждый выбирает для себя.
И еще по поводу кармы... Ты знаешь буддизм - я не знаю. Есть одна вещь, которая меня смущает: личность, которая совершила что-то и  за что она в будущем должна понести наказание - она (эта личность) - исчезла. Нет ни осознания вины; ни обычного сознания полного личными воспоминаниями; ни чувств к этому оставшемуся миру; ни тела, насладившемуся или настрадавшемуся в оставшемся мире - т.е. нет ничего. И тут рождаюсь я и несу на себе накопившийся ещё до моего рождения клубок чьих-то (мне неизвестных личностей!) отношений с миром. Допустим, я родился без ноги. За что? А объяснение простое - 30 поколений тому назад этой ныне  отсутствующей ногой я (не я) наступил на мошку, которая на самом деле была  искуплением како-то  вины предшествующего воплощения великого могола. Если это и можно понять, то нельзя простить: наказание за то, о чём ты и понятия не имеешь.
Как-то всё это странно.
И ещё -  какая карма была у первого человека? Чем была обусловлена его судьба, если мы отрицаем свободу личной воли при кармических управлениях?
Осознание границ свободы - это же правила человеческого общежития. Или я не прав? Мне кажется, что обо всех этих вопросах поэты писали намного более органично, чем философы, которые, к тому же, зашифровали свои размышления специфической терминологией. Поэтому, я предпочитаю читать поэтов.   Особенно это касается разных общественных течений. А уж в таком многострадальном обществе как Россия - тем более. Просто поэты - зеркала самого яркого, бросающегося в глаза. Но сама их жизнь показывает, что не вся страна жила и думала одинаково. К сожалению, почему-то так складывается именно в России, что власть не ограничена никакими законами. Как только ситуация начинает меняться - сразу выскакивают самые нетерпеливые - они хотят всё изменить сразу и именно сейчас, при их жизни. Отсюда - мятежи, революции, погромы, расстрелы всех, кто осмеливается в данную минуту думать по другому. При колоссальных размерах страны - колоссальные жертвы. Поэты, которых ты представил - замечательные. Просто у меня значительно меньший масштаб ассоциаций - такой, более домашний, что ли - Петербург, Новый Год, шампанское... И связь с мировой культурой. Ведь не только в России убивали, пытали, мучали и давали власть садистам. Просто именно в ней "бессмертная власть" (помнишь у Ананьева "Лики бессмертной власти"?) всегда противостоит народу и все попытки власти что-то изменить оборачиваются неудачами. Или наоборот – народ противостоит любой власти? Почему-то в России власть ненавистна, а у других народов, либо как в Европе – это организующая сила и порядок, или как в Азии – покорность и подчинение. А в России хотят ВОЛИ, СВОБОДЫ, БЕЗВЛАСТИЯ.  Именно это постоянно объясняет народу интеллигенция, а народ уничтожает интеллигенцию за эти разъяснения. Но жизнь продолжается благодаря людям, которые умеют каким-то образом сохранять себя. Кому-то помогает вера в Б-га, кому-то - нравственный закон Канта, кому-то - брезгливость, кому-то - уважение к человеку в себе...
А напоследок - всё-таки Георгий Иванов
Ну да - немного человечности,
Клочок неснившегося сна.
А рассуждения о вечности...
Да и кому она нужна!