Про шубу

Про шубу Катька моя который день.
Белую, норковую, такого показательно непрактичного фасону. Чтобы не с детьми на горках, не на рынок в маршрутке с сумками, не на работу в тридцатиградусный мороз. А такая коротенькая, разлетайка, чтобы из подъезда до машины, из ресторана до машины, из клуба до машины.

Нет, Катя никогда не хотела такую шубу. Ну, абстрактно, конечно, хотела. Как и все провинциальные кати на свете. Потому что бывает шуба, как у всех – мутоновая, чтобы тепло и надолго, тёмная, чтобы пятно не видно, если вдруг чего, длинная, чтобы с коляской не замёрзнуть, вообще пуховик на самом деле, потому что шуба – дорого и устарело.

А бывает шуба-шуба. Белая норка. Короткая. Изящная. Красивая. Чтобы бабы оборачивались и мужиков своих под бок: мол, Коля, ты посмотри, насосала и пошла, а мне бы такую, а? Чтобы мужики понимали, что ты не какая-то с поварёшкой после смены, а барышня с маникюром и трусы кружевные, задорого.

Не. Кате такую шубу не купили. Да она и не просила. Никогда не просила для себя. Всё, что имела когда-то, былой студенткой, девушкой из приличной патриархальной семьи, отдала мужу. Даже компьютер, который когда-то купили ей её же родители, лёг в основу его бизнеса. Одного из. Которые прогорали один за другим. Она стояла за прилавком в его магазине. За конторкой в крошечной фирмочке класса "копировать-сканировать-ламинировать". Раком – на грядках дачи его родителей, ведь им, немолодым и теперь родне, надо помогать.

Ходила в зашитых сто раз сапогах с рынка, соглашаясь, что ему важнее и нужнее. Её чиненные тапки терялись в ряду его новых, он же начальник.
Экономила на еде. Растягивала одну курицу не две недели. Носила секонд-хенд и китайский рынок. Я до сих пор помню, как мы с ней выгуливали детей. И она в кафе взяла жратву только пацанам: Ваня любит шашлык, Костя – суши. В честь загула можно и колы, ничего страшного, если не часто. А себе – ничего. Для себя – бутылка воды из-под крана в сумке. Да зачем, обойдусь. Добрая, щедрая, красивая. Моя клёвая Катька, совсем не заслужившая того, чтобы загнивать в местных ублюдочных палестинах. Она ж сюда не хуже, а лучше меня из миллионника, где её муж когда-то учился, приехала. Декабристка, ****ь.


Однажды, уже на сносях со вторым ребёнком, она узнала, как много и обидно он ей изменял. С шестнадцатилетней соседкой, которую она репетировала по английскому. С женой общего друга. С сестрой другого. С местной блондой-тусовочницей. С массажисткой. С секретаршей. С девицей из соседнего офиса. И что все знали, видели. Молчали, не хотели расстраивать.

С осознанием этого и рожала второго сына. Хотела уходить. Осталась: родители велели терпеть и намекали, что обратно не примут, свёкор со свекровью прямым текстом лупили, что от хороших жён не гуляют, а не поискать ли причину в себе?
Муж просил прощения, каялся и клялся, что больше никогда. Не сдержал.
Переехали, сделали ремонт, вид и хорошее лицо.

Через семнадцать лет брака он выдал приблизительно следующее:
– На самом деле я никогда тебя не любил. Тебя и любить-то нельзя, в тебе нет женственности, ты гибрид роддома со скороваркой. Я просто хотел нормальную семью, выбрал хозяйственную девку из приличной семьи, с приданным и внешностью, но ты не смогла заставить себя полюбить. Ты никакая. Ты родилась старой бабкой. Поэтому я ухожу к другой. Но сюда буду приходить, когда захочу. Спать с тобой буду, когда захочу, может, ещё ребёнка заведём. Там, куда ухожу, у меня любовь и ты не смей даже думать лезть.

Не твоё собачье дело. И мужиков не смей водить. Это наш дом. Мои сыновья не увидят, как их мать со всякими спит. Поняла?

На этот раз она уже не поняла. Может, просто устала. Развелась, отсудила, неожиданно для всех показала зубы в восемь рядов. Уехала за добрую тысячу километров. Детей забрала с собой.

А фотографии белой шубы она получила в Вотсапе. От любовницы-подруги бывшего мужа. С комментарием "да он не жадный, это ты не умеешь из мужика ничего получить, страшная ты старуха, он просто никогда тебя не любил, жаба".

Как бы и нужна сто лет та белая шуба, конечно. И мех Катька моя по чесноку-то не очень – зверушек жалко. И носить тако-то место некуда. И не просила никогда.
И явись тот бывший муж сейчас с тремя такими шубами на порог – ими бы и погнала обратно. Но зацепило. Не шубой зацепило. Тем, что ей никогда. И даже мысли такой. Двадцать лет в отношения. Семнадцать – в брак.

И даже сраная шуба, ненужная, смешная, провинциальная – один *** не ей.
Почти кому попало. Но не ей.