Кокон

***

Там, куда из-за размытых грязью дорог не способен добраться ни один автобус, на холме близ сельскохозяйственных угодий и скопления скорчившихся деревянных домиков, возвышалась  школа.
Школа эта была построена ещё в послевоенный период. Потрёпанные занавески, беспощадно проеденный временем пол и стены со слезшей кое-где краской – вот визитная карточка, навеки закрепившаяся за этим местом…
Кабинет №2 находился на первом этаже той самой школы, и именно этот кабинет на протяжении одиннадцати лет являлся вторым домом для нынешних выпускников…
Юля училась в классе «А» с того дня, когда она, впервые переступив порог школы, открыла перед собой невиданные доселе горизонты и обрекла себя же на нестерпимые для души ребёнка мучения.
Новые лица, которые, казалось бы, могли стать друзьями, отчаянно не желали признавать её. И девочка сторонилась каждого из них. Каждого детского взгляда, искрящегося злостью, каждого брошенного в её сторону камня, каждого плевка в душу.
Годы, для остальных пролетавшие чересчур быстро, напоминали Юле прилипшую к зубам жевательную резинку. Каждый день тянулся подобно целой вечности. В подсознании некогда девчонки, а теперь уже взрослой девушки то и дело всплывали картинки: ярко алые губы красавицы Судьбы с оскаленными цвета слоновой кости зубами, разрывающими в клочья жвачку, а затем снова смыкающимися на её раздробленной до порошка поверхности.
Начало одиннадцатого класса было знаменательней всех остальных событий в Юлиной жизни, ведь в школе появился новый ученик…
Приехавший из города парень совсем не казался городским. Простая одежда, голос, слегка отдающий басом, и добрый взгляд – взгляд, которым ещё никогда не одаривали её сверстники; и было в этих глазах что-то детское. То, что напоминало девушке себя…

***

Юле казалось, рядом с ним у неё вырастают крылья… От грудной клетки до самого желудка распространялось тепло… И бабочки…
Тонкие, нежные как шёлк, их крылышки едва задевали девушку, порхая у неё в животе.
Но вскоре приятное чувство полёта стало расти, а желудок всё продолжал наполняться бабочками. Каждое их движение теперь резало полость желудка, будто оставляя занозы. Пронзительно горячие чёрные лапки безустанно перебирали её ткани, въедаясь в девушку изнутри; раскрывшиеся коконы, теперь пластами лежащие на поверхности её внутренностей превращались в жуткие боли.
«Они реальны», – ужасала Юлю сама мысль, но противные существа, никуда не деваясь, лишь начинали хлопать своими крыльями, разрывая в мясо толстую кишку.
«Они реальны…»

***

«Рано или поздно это должно было случиться», – неустанно успокаивала себя Юля по дороге к дому, где провела всю свою жизнь.
Школу придётся закрыть…
И что же? Все разъедутся, а объект обожания девушки вернётся в свой родной город заканчивать учёбу.
Но что она скажет матери, когда та вернётся с работы?
Что она скажет себе – своим бабочкам, что сейчас бушевали в её теле, распространяясь теперь до самого горла?
Слёзы пеленой застилали глаза. Душевная и физическая боль путались, сливались воедино трепещущими в сгустках крови крыльями.
Едва добежав до дома, трясущимися руками Юля вставила ключ в замочную скважину. В спешке открыв настежь дверь, она упала на порог. Вопль пронзил её голосовые связки, которые, казалось, сейчас же лопнут от перенапряжения.
Она уже не могла встать… Девушка лишь кричала и билась в агонии.
Вскоре крик перешёл на сип. Пальцами, охватившимися бешеным тремором, она раскрывала рот в надежде, что бабочки, перестав её мучить, вырвутся на волю.
Но этого не происходило…
Тогда она, подобно собаке на жаре, дыша тяжело и быстро, пуская сквозь губы струйку тёплой слюны, на ощупь поползла на кухню.
Страх, охвативший Юлю, боролся с полным изнеможением.
«Раньше такого не было», – последняя здравая мысль, пришедшая в её голову. «Только бы поскорее умереть…»
Каждое движение раздирало всё больше и больше. Сама не понимая того, разгорячённой от боли ладонью она ухватилась за кухонный стол, едва угибаясь от его падения. В эту же секунду, ударившись о пол, со звоном разлетелись на осколки стоявшие на столе кружки. Сжав в пальцах осколок стеклянной ручки одной из них, девушка с неимоверной силой воткнула его в низ живота.
Стекло прорезало блузку, на белую ткань волной хлынула кровь…
Ещё один удар… Ещё один…
Юля уже не видела забежавшей на кухню матери, не слышала её отчаянного вопля.
С гримасой отвращения – отвращения ко всему миру – она лишь прошептала:
– Нет здесь… никаких… бабочек…