Лес Глава 1. Ветер

     Чтобы сделать правильный прыжок, нужно поймать ветер. Тот, кто привык к простору, наверное, сказал бы, что сейчас абсолютный штиль. Но я чувствую, что воздух движется: поднимается от земли, обтекает верхушки крон, струится вокруг стволов. Его движение видят мои зоркие глаза, слышат мои чуткие уши, осязают мои подвижные ладони.
    Если я прыгну слишком рано, эйф подбросит вверх, слишком поздно — снесет вниз. Поэтому я оттолкнусь тогда, когда буду точно уверен.
    Сейчас я удерживаю равновесие, едва касаясь ствола пальцами правой руки, левая рука отставлена в сторону, правая стопа едва касается основания ветки. Пластины крыльев эйфа еле заметно трепещут. Мы слушаем ветер.
    Наконец я улучаю момент, когда восходящий и нисходящий потоки «сталкиваются» (хотя по моим ощущениям это больше похоже на поцелуй) в моей отправной точке и, отталкиваясь, ныряю вниз.
    Теперь я уже не я: я и мой эйф становимся одним целым, птицей, седлающей ветер.
    Сначала мы стремительно падаем вниз, но нижняя сторона поверхности крыльев эйфа быстро нагревается, нагревая и воздух под собой, и вот мы уже не падаем, а скользим по грани воздушного потока — как доска серфингиста по гребню волны.
    Лес достаточно густой, и мне приходится группироваться и разворачиваться очень быстро, чтобы не врезаться в ветки. 
    Но крайние пластины крыльев быстро приспосабливаются и к этим маневрам, и уже достаточно только легкого намека на движение моей стопой, которая накрепко зашнурована в основании эйфа. Теперь мой полет превращается в увлекательную прогулку, и я могу любоваться лесом.
   Когда мы впервые пришли сюда, лес казался неестественно тихим, необитаемым. Ни звуков внизу, ни движений в листве — как будто все животные и птицы исчезли. И так было долгое время.
   Но в один из своих первых (еще пробных) полетов на эйфе, я, не рассчитав толчок при повороте, едва не расшибся. Точнее, наверняка получил бы серьезные травмы, если бы не как будто из воздуха появившаяся огромная птица (снизу ее перья были темно-бирюзовыми, она почти сливалась с вечерним небом, просвечивавшим сквозь темные кроны), подхватившая меня, как добычу, своими сильными лапами. К счастью, ее когти оставили дыры только в моей одежде, кожа осталась целой.
   Птица осторожно опустила меня на одну из нижних широких веток и исчезла в листве. Больше я ее не видел.
   Зато после ее неожиданного появления я стал видеть других обитателей леса. Здесь жили почти прозрачные ящерицы с мерцающей кожей, выходя из реки, подстраивавшиеся друг к другу так, что получались причудливые линии, странный лабиринт на дне большого леса, превращавшийся в ручейки чистой воды, которую жадно пили корни больших деревьев.
   Когда всходила полная луна, здесь появлялась сиреневая птица с головой девушки, певшая так, что весь лес замирал: стихал ветер, не охотились совы, не порхали ночные бабочки, не работали древесные человечки, не собирали травы ночные эльфы. Впервые ее услышав, я сам чуть не сошел с ума, и весь следующий день провалялся без сознания  прямо под тем деревом, на ветке которого она сидела ночью. Когда меня нашли и привели в чувство,  я рассказывал, что путешествовал на другие планеты — или что-то в этом роде. Теперь к каждому полнолунию мы готовимся заранее — припасаем затычки для ушей — на всякий случай.
   Оказалось, помимо нас — группы новоселов-людей — в лесу полным-полно жителей. Так сразу обо всех и не расскажешь.
   Но особенно часто я вспоминаю эльфов — и не сказал бы, что всегда добрым словом. Они (точнее, один из них — самый высокий и темноволосый) так и вьются вокруг Лэй. В общем-то, будь она чуть меньше ростом и имей пару крылышек, повсюду оставляющих серебристую пыльцу — сама могла бы сойти за одну из них. Но Лэй человек: необычный, хрупкий, по-своему волшебный, но человек. Она не может питаться нектаром, беззаботно  порхать в одиночестве, где ей вздумается, исчезать и проявляться, щелкнув пальцами.
   Недавно я увидел, как он подхватил Лэй на руки и стал летать вместе с ней от дерева к дереву. Лэй смеялась, и он тоже смеялся, по эльфийски-музыкально, но когда увидел меня, по привычке замолчал и исчез, оставив смеющуюся девушку падать. Я, что было сил, заорал: «Сейчас же вернись!», — направляя эйф по максимуму вниз, расцарапывая лицо и руки, понимая, что спасти ее может только чудо.
  Он проявился снова, в полуметре от земли, подхватив девушку и поставив ее на ноги, бросил на меня один из тех взглядов, по которым невозможно считать эмоции, и снова исчез.
  В тот момент я искренне желал, чтобы он исчез навсегда.
  А Лэй — абсолютно невредимая Лэй — продолжала смеяться.


(Продолжение следует)