Йохау

Сейчас я с трепетом вспоминаю ту давнюю встречу, которой сначала не придал никакого значения. Вспоминаю и жалею. Жалею, что принял неверное решение, что ничего нельзя уже изменить. Но обо всем по порядку.
Это произошло позапрошлой зимой, когда жизнь моя, наконец, вошла в привычное русло после беготни с разводом. Каждое утро, покидая стены своей мансарды, расположенной под самой крышей девятиэтажки, я мог быть уверен, что вернусь сюда вечером, и никто не посмеет прервать мое позднее чаепитие или вывести меня из равновесия. Исчезла неопределенность – то, что я так не люблю. Все шло своим чередом. Каждый день я уходил с работы и шел домой пешком в одиночестве, через парк, освещаемый тусклыми фонарями, пересекая проспекты, ровно 21 минуту. Дома я готовил ужин и завтрак на следующее утро, ел в одиночестве, смотрел телевизор или читал книгу, пил чай по-адмиральски и в одиночестве же отправлялся во власть Морфея.
Именно так я планировал провести тот морозный февральский вечер, но планам моим не суждено было свершиться. С момента, когда я покинул рабочее место, меня не оставляло тоскливое чувство бессмысленности. В парке мне встретилась большая породистая собака в ошейнике, потерявшаяся, но ожидающая прихода хозяина. Я нехотя сравнил ее с собой, заметив при этом, что она хотя бы знает, чего ждать. Вечер был непривычно холодный, и снег подернулся корочкой. Я прибавил шагу и скоро был дома, придя на 2 минуты раньше обычного. Долго не мог нашарить выключатель, а когда свет, наконец, загорелся, я заметил на коврике у двери серую шерсть. Я не люблю животных и разбираюсь в них плохо, поэтому не смог определить, кому принадлежали тонкие серые волоски. Я с отвращением подумал о крысах, о том, что они уж, конечно, не могут так обильно линять, и еще почему-то о карпах, которых я видел в детстве на рыбалке. Глаза у них были стеклянные и тупые, ничего не выражающие. Размышляя обо всех этих неприятных вещах, я разулся, сбросил тяжелое пальто и прошел в единственную комнату, которая совмещала в себе спальню и кухню. От мыслей меня отвлекло яркое пятно, которое я уловил периферическим зрением. Повернувшись, я обнаружил женщину, удобно расположившуюся в моем любимом кресле. Она даже не попыталась встать при моем появлении.
– Добрый вечер, – устало поздоровался я и принялся за приготовление ужина.
Внешне безразличный, внутренне я весь сжался от ощущения опасности и ждал, что она скажет. Помедлив, она все же встала и, потягиваясь, сказала:
– Извините, что без приглашения, окно было открыто.
Я вспомнил этаж, на котором живу, но не удивился.
– Вы Мэри Поппинс? Прилетели на зонте?
– Не на зонте, на космическом корабле. Меня зовут Йохау.
Скоро я узнал, что Йохау прилетела в составе экспедиции для изучения местного климата, животных, психологии людей и всего того, что обычно интересует инопланетных исследователей, хотя я понятия не имел, что их может интересовать. Каждый ученый должен был познакомиться с человеком и пронаблюдать за ним не меньше недели. Йохау уже третий день следила за мной, но только теперь решилась завести знакомство. Она захотела продемонстрировать свой истинный облик. После трансформации она так и осталась в ярко-красном платье, но вместо туфель на ногах у нее была шерсть, защищающая стопы. Это, несомненно, была та самая шерсть, которую я видел в коридоре, а потом и в комнате, в особенности у балконной двери. Руки ее удлинились и оказались гораздо темнее всего тела. Но главное, глаза Йохау из обычных, человеческих, стали круглыми и большими и напомнили мне о глупых карпах.
– Мне показалось, – неуверенно добавила она, – вы именно тот, кто мне нужен. Я хочу пригласить вас на свою Планету. Это будет большой прорыв в науке. Да и вообще.
Что "вообще", я уточнять не стал. Я представил, как мы несемся на космическом корабле в неизвестность, а потом целая компания шерстоногих инопланетян тыкают меня иголками, подсоединяют к приборам, водят по длинным коридорам подземной лаборатории. И кругом карповидные глаза. И постоянно – неопределенность.
– Вы знаете, Йохау, когда мне говорят "инопланетянин" я говорю: "грушевидная синяя голова, тонкое тело, большие глаза и безгубый рот". А когда мне говорят "брось все, полетели на другую планету, чтобы каждую ночь не быть уверенным, что проснешься утром", я говорю: "это, конечно, отличная идея, но я пас, на работе завал, да и с мамой хотел встретиться на этой неделе".
Йохау мигнула и тихо проговорила:
– У нас не бывает ночи.
Но через несколько минут ее не было в комнате. И больше – в моей жизни.
Сейчас я с трепетом вспоминаю эту встречу. Мне скучно знать, что завтра я вернусь в свою мансарду, и никто не перебьет мое чаепитие, а утром я спокойно пойду на работу, считая шаги и минуты. Мне хочется хоть немного неопределенности. И знать, что эта встреча не плод моего воображения.