Мама Максима
А у меня в свое время была чудесная няня у старшего сына – педагог-психолог, имевшая в родном городе школу раннего развития, но волею судьбы оказавшаяся в наших краях. Пожалуй, главное, чему она меня научила это то, что, если твой ребенок начинает агрессировать и обижать других детей, значит, ему не хватает любви. И чем больше и чаще на него жалуются, тем крепче ты должна прижимать его к себе и говорить «Я люблю тебя, мой хороший».
Шкафчики наших детей были совсем рядом, приводили-уводили мы их практически в одно время, поэтому мое сердце иногда сжималось от полукриков и одергиваний мамы Максима: «Сколько можно? Ты зачем его укусил, а? Придем домой – получишь у меня! Одевайся бегом!» По себе знаю, как неприятно, когда на твоего ребенка жалуются, но за ребенка больно еще как. К тому же, воспитатели пытались воспитывать еще и саму Карманову: то не работает она, то не так за ребенком смотрит и т.п. Хотя справедливости ради надо сказать, что Максим всегда был опрятно одет, на утренниках выглядел отлично, деньги на новогодние подарки и выпускной сдавались своевременно. Такое ощущение, что повесили ярлык «неблагополучная» и всё. Безапелляционно.
Так вот Карманова практически всегда, когда проводит сына в детский сад, выходила за калитку и вставала возле моей машины, ждала меня, смотрела не отрываясь и молчала. Я подхожу, киваю, мол «до свидания!», уезжаю, а она всё стоит и молча глядит мне вслед. Пару раз от неловкости спрашиваю: «Вас подвезти? Вам куда?» - «Нет, не надо».
Что она увидела во мне? О чем думала, каждый раз провожая меня вот так?..
Я ввела соревнования моего сына с Максимом: кто из них быстрее оденется вечером (или разденется утром), тот чемпион. Максим на первых порах выигрывал практически всегда, ликовал. От моих восторженных похвал ликовала и она, мама Максима.
Потом однажды помогла мне нежданно-негаданно: забрала и привела моего сына, когда я с больным младшим сидела на карантине по ветрянке. И вот в тот самый момент, когда она со всей ответственностью спешила за двумя нашими пацанами, бегущими наперегонки, ко мне, я поняла: никакая она не неблагополучная, она просто недолюбленная. Это ее не обнимают, не прижимают к груди и это ей не говорят «Люблю тебя, моя хорошая!» Это ей не аплодируют за маленькие ежедневные победы и это ей не говорят восторженных слов поддержки.
Так уж случилось, что единственное, о чем я жалею в своей жизни, это об упущенных возможностях. Сейчас, когда мы уже давно живем в другом городе, и ничего не знаем о Кармановых, я жалею, что не подружилась с мамой Максима, не сблизилась, что даже не знаю, как ее зовут. Будто было в ней что-то для меня ценное, явное, данное и нужное. Будто не поняла я и не приняла вовремя то, что бог пытался мне через нее показать.
Выруливая в очередной раз на своем джипе со двора детского сада, видя ее молчаливый взгляд мне вслед, вздыхаю: «Вот я моложе ее (на сколько там, на десять? На пятнадцать лет?), ухоженнее, на фитнес три раза в неделю гоняю, книги умные читаю, супернянь слушаю, на дорогой машине езжу, сына стараюсь по-другому воспитывать, вот она неблагополучная, а я благополучная – и что от этого меняется? Ровным счетом ничего: я такая же недолюбленная, которую также не обнимают и не прижимают к груди: «Люблю тебя, моя хорошая!»
Теперь я поняла, почему она так подолгу смотрела мне вслед: родственную душу встретила.
Лариса Левицкая
Свидетельство о публикации №218012901844