часть 1

Олаф-викинг.


Часть первая.

Над деревней стояла редкая тишина, солнце опустилось к самому краю земли, однако стояла уже поздняя ночь. Летнее тепло держалось в воздухе, серые сумерки окутали поселение. Очаги и лампадки на китовом жире уже везде потушены, и можно подумать, что все жители Альвхольма уже спят.
Своё название деревня получила в момент основания, три поколения тому назад, когда люди с юга и севера встретились на острове, и в залог дружбы заложить здесь деревню- место для будущих тингов и торговых сборищ. Ярл Хрольв, пришедший со своим родом из южной земли искать себе новых пастбищ и конунг Рьёки встретились в лесу, до сих пор растущим посреди острова, и согласились, что война нынче не нужна никому.  Народ Хрольва с родных мест изгнали люди, пришедшие из глубин южной земли, поклонявшиеся Вотану, а Рьёки , вышедший из северных фьёрдов на двух кораблях на поиски воинской добычи попал под осень в шторм, и потеряв один корабль и две трети его команды едва- едва догрёб до суши, так как шторм сломал ему мачту, а Владычица Ран своим неводом поймала многих сынов Рьёлунда.
Первыми жителями деревни стали девять викингов из хирда Рьёки, который за зиму подлатал драккар и уплыл к родным северным проливам, и никто больше о нём ничего не слышал, и девять женщин из народа Хрольва, да ещё пять семей из его рода.
Хрольв же весной отправил один свой корабль на родину, на разведку, и вот вернувшись моряки привезли радостную весть,- все иноплеменники мертвы! Войны Хрольва ночью пристав к берегу потемну пробрались к своим родным домам не увидели огня и не услышали ни звука, кроме жужжания мух и возни лис- трупоедов. Вошли в родное селение и увидели в своих домах, на своих ложах трупы иноземцев. Позже соседи рассказали, что зимой к захватчикам в посёлок пришла прекрасная женщина в роскошном одеянии, золотых украшениях и обладающая голосом столь прекрасным, что пение её прилетали птицы. Из за неё в поединках погибли пять войнов, хотя она не давала ни намёка на стремление сойтись с кем- либо. видя это, а скорее всего просто желая овладеть ею предводитель велел схватить и привести её. И вот, когда, заломив за спину её обнаженные руки, а возле шеи войны держали острые ножи, она страшным голосом, от которого предводитель повалился на спину, рухнули ближние строения, и погас разведённый для её сожжения  костёр, прокляла она всё это племя, и обернувшись важенкой исчезла в лесной чаще. И с тех пор от её проклятья стали умирать люди. Первым умер в страшных муках предводитель, ещё при жизни его стал терзать яд Нидхёга и студить мороз Нифльхеля, тело его покрылось язвами, мышцы превратились в гниль, он, воин, не мог даже встать. Во истину ужасной была его кончина. Примерно так же за одну зиму вымер весь его народ, многие пытались бежать, но соседи Хрольва, опасаясь проклятья, убили их всех. Когда Хрольв вернулся летом на родину, и первым ступил на проклятый берег, к нему вышла лесная колдунья и сказала, что они вновь могут жить на земле дедов, её проклятье, сгубившее саксов не коснётся народа- изгнанника.
С тех пор Альвхольм и весь остров считается подчинёнными потомкам Хрольва и находится под защитой дружины ярла, однако те давно забыли об островитянах, а корабли, что с родины, что с холодного севера не приходили уже много лет.
Однако до сих пор передаётся от отцов и дедов в Альвхольме история о том, что много лет назад встретившись Рьёки и Хрольв чуть было не скрестили клинки, но явился из склона холма дивной красоты и силы муж, он назвался королём Альвом, повелел им опустить мечи предрёк, что в далёком будущем выходец из племени людей с этого острова станет героем, которого будут славить по всем морям. Тогда- то предводители двух племён и решили оставить здесь по девять человек, дабы дать начало новому народу, а деревню с тех пор называют Альвхольм.
А ныне шум доносился лишь из за толстых стен зала пиршеств. Из прорехи в крыше идёт дым, через щели в двери просачивается свет- жители пируют. Проставляется их предводитель, Чёрный Сиги по поводу рождения сына. Эль и медовуха льются рекой, едят свинину и баранину, морскую рыбу во всех видах, китовое мясо, стол ломится от явств. Пьют уже третий день, остались в основном только деды и мужи, родившие по сыну- самые выносливые, да молодых человек семь, все остальные уже расползлись спать. Ладно, хоть ещё никто не умер, Сиги по тому и Чёрный, шутили старики, что пьёт по чёрному, а вовсе не от того, что однажды из горящего дома вынес младенца и бабку, а сам весь обкоптился.
Поздняя ночь, закат плавно переходит в рассвет. Через дверь доносится пение уже немногих, вот басит сам Сиги, вот дребезжащим голосом вторит, норовя перекричать остальных старик Гуннар. Он с ещё самим ярлом Рагнаром  ходил на восток, много тогда , говорят добычи взяли. Вот более или менее тянут песню ещё шесть- семь человек, многие уже не в такт, а остальные скорее всего уже дрыхнут на полу подлавками.
- Олаф, пошли пить!- заплетающимся языком говорит вышедший, нет вывалившийся, на крыльцо еле держась на ногах парень. Обеими руками держится он за открытую им дверь, причём открыл он её скорее всего ногой, а то и просто свалившись на неё, так что сшиб сидевшего на крыльце парня. Тот, не ожидавший подобного покатился кубарем вниз по ступеням , и перекувырнувшись через плечо резко принял стойку. Как кот перед атакой.  В отличие от вышедшего на крыльцо он одет был довольно опрятно, тонкая рубаха чёрного, очень редкого цвета, а не из грубого вылинявшего полотна, да к тому же порванной, что носил держащийся за дверь. Так же на нём были чёрные же штаны и плотные обмотки, да кожаные башмаки, а вот вышедший из зала был бос, что. Впрочем, не мешало ему голыми ступнями топтаться по черепкам от разбитого на крыльце ещё вчера блюда, сто уронил напившийся раньше всех Бьёрн.
- Чтоб тебе дикой охоте на клыки попасться, тролль тебя дери, Грольв! Какого рожна ты так дверь дубасить!? Что, совсем лыка не вяжешь? Так пойди к Сиги, ётунья сыть, он тебе мигом покажет, почём меха в товарный день, сын цверга!- на одном дыхании прорычал Олаф. Грольв расхохотался, да так, что выпустил дверь, не удержал равновесие и повалился на крыльцо ,не переставая ржать. Олаф поднял с земли оброненный нож, которым он вырезал из деревяшки бересерка грызущего свой щит, убрал его в ножны на поясе, поставил с трудом Грольва на ноги и втащил его в зал.
Оказавшись внутри, где уже прогорели дрова в очаге и потухло большинство фитильных лампад Грольв осмотрелся, отцепился от Олафа, нащупал позади себя перевёрнутый на бок стол, уселся на него, поставил ногу на опорную крестовину, отчего его поза приобрела некий налёт самодовольства и наглости. Взглянув на сколько мог пристально и сказал:
- Оле, ты что как не родной? Эль хорош, отрабатывать его не придётся, никто не сделает замечания. Я тебя не понимаю… Или ты только эльфийское теперь пьёшь? А, как с девками?- рассмеялся Грольв.
Олаф со злобой сжал кулаки. Поддёвка друга задела за живое. Дело всё в том, что однажды, заблудившись в сумеречном лесу, что до сих пор рос посреди острова он попал в необычную переделку, а когда вернулся спустя трое суток в Альвхольм, сдуру рассказал об этом первым встречным, от чего его повесть мгновенно разлетелась по посёлку, и обросла такими невероятными подробностями, что уже вечером того же дня его чуть было не стали испытывать калёным железом, хотели проверить он это, или злой лесной дух- подменыш, принявший его облик.
Выручил Олафа как всегда старый Лейф, по прозвищу леший. Так он звался от того, что жил где- т в сумеречном лесу. Дом его никто никогда не видел, а сам Лейф наведывался в Альвхольм два- три раза за сезон, пьянствовал около недели, улаживал какие- то свои дела, и вновь уходил в лес до следующего раза. Все его уважали, но и опасались, ведь он жил в колдовском лесу, где даже самому сильному мужу долго не вытянуть. Силы покидали людей, нападали всякие звери, донимали комары и змеи, не разгорался огонь, топор не брал даже трухлявую древесину, ноги отказывались идти…
Люди давно привыкли, если кто через две ночи к третьей не вернулся- справляй погребальную тризну.
Олаф пришел на четвёртые сутки.
Лес не без основания считали обителью троллей и духов, хотя на подходе он выглядел куда как приветливо- прозрачный березняк, через который человека видно за два полёта стрелы, а голос летит и того дальше. Глубже шел чистый ельник без древостоя и болот. Уходить, однако далеко, так, что бы терялись из вида луга, вплотную подступавшие нему, никто не решался. Ещё одной особенностью леса было то, что Свартлунд сам по себе остров маленький, два дня хода в длину и день в ширину, весь покрытый каменистыми лугами, с отвесными скальными берегами и лишь с двумя пологими выходами к морю, один с севера, другой с востока, так и Сумеречный лес был совсем небольшим. За день здоровый мужчина мог не особо торопясь обойти его весь по кругу, а если напрямик, т не меньше недели, это люди помнили ещё со времён Рьёки и Хрольва, когда ещё люди не боялись ходить через лес. Ещё замечено было. Что бороться с лесом бесполезно, сколько не руби в нём деревьев, не отдаляясь в прочем от границы лугов, реже лес не становится и не отступал. Это было хорошо заметно по крупным замшелым камням расположенным по границе леса, будто колья забора- плетня. Кроме этого иногда зимой над ним видели полярное сияние, хотя лес был южнее Альвхольма. Однако у его обитателей хватило ума не бороться с ним, а просто потихоньку, подчиняясь его законам, рубить себе дерево, собирать ягоды на его опушках, охотиться, и все были довольны, хотя к лесу относились и известной осторожностью, как впрочем и ко всему остальному миру.
А вот как Лейф уживается с троллями и демонами практически под одной крышей оставалось загадкой, по тому то его и считали колдуном. Однако приходя к людям он помогал всем, кто спрашивал помощью, ни с кем не ссорился, как, впрочем и с ним никто ссориться не решался. В добавок к этому даже самые старые и уважаемые старики помнили его с детства таким же, как и сейчас, и то же говорили и их деды. Однако его уважали, ведь он всегда давал мудрые советы, управлял погодой, разгонял призраков, лечил людей от тяжелых недугов, даже когда местные знатоки трав и наговоров уже поднимали поминальный рог. А самое главное, он по пьяни побеждал самых крепких войнов в потешных поединках. И на мечах и на топорах, да и просто в рукопашную. Выпивал он то же наравне с самыми могучими пьяницами.
В общем странный старик. Однако друг, а не враг, и по этому ему всегда были рады.
Между прочим, именно он спихнул на руки одной семье маленького Олафа. По его словам мальчишку прибило к берегу в текущей лодке. Так оно было на самом деле, или нет, никто допытываться конечно не стал. Лейф настоял, что бы Олаф вырос не тролом- рабом, а свободным бондом, хоть и без роду- племени. Три года жил Олаф в новом доме, но потом, после пожара. в котором он единственный выжил, когда обвалилась крыша и отгорело пламя Скёгуль, его нашли играющим с потухшими головешками. А все его приёмные родичи сгорели. В следующем доме, где его приютили, через год хозяина задрали волки, а когда умерли два старших сына хозяйка, упав в ноги Сиги требовала убить проклятого сына, тот уже было согласился, но неизвестно откуда явился Леший, и заставил их оставить мальчишку в Альвхольме. Правда Сиги сделал всё равно по своему. Всей деревней за два дня построили домушку на окраине, натаскали дров, воды, женщины сварганили еды, протопили на ночь дом, и заперли туда Олафа. С тех пор там он и жил, кормили его по очереди все хозяйки поселения, он мог гулять где угодно, вот только ни в один дом его не пускали, кроме общей залы. Друзья его ругались по этому поводу со своими матерями, мол нельзя же человека, как собаку на улице держать, но всё оставалось по прежнему, Олаф однако привык, и не обижался. Своей земли у него не было, да и вообще с земледелием у него не ладилось, на полях, где он работал так или иначе, но погибал урожай, по этому от полей его гнали чуть ли не палками, да он особенно- то и не рвался, не по душе ему было это огородничество, а вот на промысле без него не было удачи. Собираясь в море мужики всегда брали его с собой, несколько раз даже, после очередной попойки, его бесчувственного заносили на лодью. Когда же он был в сознании, то любое дело шло у него на заглядение, он быстро и ловко перебирал сети. У него ловилась рыба, как у самых опытных рыбаков, киты словно сами шли к нему под гарпун, и в любую бурю лодья Олафа всегда возвращалась к родным скалам Свартлунда.
Таким был Олаф- морской волк.
А на пятнадцатом году со дня его появления в Альвхольме на Мидсоммар он пропал в лесу, а когда вернулся, взялся рассказывать такие истории, и с таким выражением. Что весьма напугал людей, но вот время прошло, и над ним стали смеяться, а он, зная свою правоту только злился и сжимал кулаки. Проклиная свою глупость и болтливость, в который раз уже себе говорил- держи язык за зубами, так-разэдак!
 В тот день, на кануне летнего солнцестояния Олаф пошел в Сумеречный лес, захотелось ему ни с тог ни с сего земляники, вроде и не сезон ещё, а вот захотелось, и всё тут. Вышел он поздно, чего торопиться, ведь белые ночи, по пути разговорился с Бреди, тот ему чего то наплёл о том, что надо бы ночью сплавать на дальние скалы, камбалы половить. И так сильно об этом задумался Олаф,  что и не заметил, как вошел в лес. И огляделся уже когда забурился в какое- то гнилое болотце, а солнце уже зашло за вершины елей, пришлось устраиваться на ночлег.
Олаф искал более или менее сухое место, но когда полностью стемнело, то есть стояла такая же как и сейчас белая ночь, но в тёмном еловом лесу видно было едва- едва, к тому же натянуло тучи,  пошел дождь, и он вынужден было становится. На сыром островке в рост человека по длине и высоте насквозь промокший Олаф  даже не стал пытаться развести костёр. Улёгся было на землю, но его мгновенно пробрала крупная дрожь, пришлось сесть на корточки и прислонившись спиной в еловому стволу в пол глаза продремать до тех пор, покуда не прояснилось. И можно было идти не опасаясь расцарапать ветками глаза, или свалиться в лужу.
Злой и уставший от бессонной ночи Олаф продирался по дебрям весь день, но из за низких облаков не представлялось возможным определить стороны света. Страшно донимали комары, за короткое северное лето они за одну луну так досаждали людям, что пока комариная братия не отцветала в лес старались не соваться, а в домах жгли олений мох и вереск что бы изгнать этих мелких бесов, отродий убитого короля троллей, из тела которого и народились в старые времена все ядовитые змеи, слепни, комары и прочая погань.
К вечеру всё таки распогодилось, одежда, согретая жаром тела просохла, у Олафа как-то странно полегчало на сердце, а когда он выбрался из болот на холмистую возвышенность поросшую прекрасным высоким лесом, в закатных лучах, да  дело было уже к вечеру, берёзовые стволы приобрели какой- то дивный, нежный оттенок. Заря манила за собой в неизвестность, в сад Идунны, погулять между золотыми яблонями, увидеть как боги срывают их плоды и вкушая их становятся ещё сильнее и прекраснее. Трава в лесу тоже приобрела небывало насыщенный зелёный цвет, он был столь густ и глубок, что казалось стоишь на лугах Асгарда, лишь там, мнилось, есть такие чудные травы. Олаф остановился в изумлении, он неподвижно любовался красками, ему слышалась дивная тонкая мелодия, будто играли не на арфе, а на быстром ручейке. Столь дивной она была. Что он забыл о том, где находится, и простоял так, покуда солнце не скрылось, и на землю не опустились сумерки.
Хоть дивные цвета исчезли, казалось мелодия всё ещё звучит, сами сумерки тоже были необычными. На светлом небе видны были все звёзды, как бывает лишь поздней осенью, когда воздух холоден и прозрачен. Ночь была именно прозрачна, на пределе зрения, в уголках глаздвигались, будто бабочки над лугом, серебристые огоньки. Олаф сам не заметил как заснул прямо на траве, она была сухой и удивительно тёплой, хотя совсем недавно шел дождь. Олаф спал.
Он пробудился среди ночи, сознание было удивительно ясным, и вдруг оглядевшись он увидел свет, исходящий из недальнего холма. Свет шел будто сквозь склон, серебристо- белое сияние  очертило многоарочный Прохор, из которого появилась целая кавалькада дивных всадников. Они пели чудесный гимн, однако дышали они ровно и даже не открывали ртов, песнь была на тот же мотив, что вечером слышал Олаф.
На конях прекрасной стати, с мощными ногами, копытами, словно из серебра, длинными гривами и хвостами, казалось. что вместо волос они состояли из лучей лунного света. Серебренная сбруя на снежно- белой шерсти напоминала паутину в росе под луной. А прекраснее всего были их всадники- мужчины с гордыми, но светлыми лицами, глазами, будто прозрачные льдинки, и взором, проникающим в самую суть вещей, они носили длинные серебристые плащи с вышивкой в виде тонких растений, облегающие куртки, брюки и высокие сапоги. Все при оружии, длинноволосые они были прекрасны. Длинные белые волосы перехватывали серебряные обручи с прозрачными камнями, они повторяли тот же растительный узор летней листвы. Оружием им служили длинные тонкие мечи в белых с серебром ножнах. Эти дивные войны сопровождали даму, прекраснее которой Олаф и представить себе не мог. Её окружали пятеро фрейлин, так же красивее любой смертной. Олаф понял, что на своё счастье видит эльфов. Они, пройдя через врата холмов, путешествуют по Митгарду. покинув на время дивную страну Олаф, пленённый бессмертной красотой крадучись последовал за ними. Они шли по холмам, спускались в низины, мимо проплывали высокие дубравы, ясные берёзовые рощи, мелколесье расступалось перед ними. Наступил рассвет, и с первым лучом солнца они исчезли. Олаф вышел на открытое место, там, где только что стояли эльфы, остались лишь следы копыт их дивных коней. Решив разыскать тот холм с вратами он пошел в обратную сторону . странная лёгкость переполняла его, будто не шел он по лесу проголодав два дня, а легко бежал во весеннему лугу. Лишь солнце поднялось над лесом, Олаф увидел сквозь деревья родной Альвхольм, и отчего то не удивившись, что за час он прошел столько же, сколько за полтора дня он отправился домой. По его счёту он отсутствовал около двух дней, а на деле его не было трое с половиной суток. С тех пор ни одна из местных девушек его не привлекала, и думал он лишь о эльфийской королеве, а рассказав об этом он стал объектом шуток и насмешек, по тому то слова Грольва, сказанные сейчас, уже три года спустя, Олафа резанули, будто ножом. В прочем, смеялись над ним не по тому, что не верили в его встречу с эльфами, а оттого, что он мечтал о эльфийской деве, ведь на заре мира, да и в наши дни люди иногда лицезрели эльфов, но почти никого они не одаривали своей дружбой, и тем более любовью.
Сиги наконец заметил вошедших и гаркнул через весь зал:
- Олаф, иди сюда, выпей со мной!- и Сиги залпом допил свою кружку. Олаф крикнул в ответ:
- Тёмное есть?
- Есть!
- Нету- возразил Гуннар- вот последний бочонок допиваем, он кивнул на стоявшую посреди их компании бочку.
- Как так? Брали же пять бочек. Считай сам, старый пень: одну мы распили со всеми по кругу, вторую то же, уже после того как Эйрик с Унфертом подрались, третью мы приговорили своей компанией, четвёртую я подарил Унферту за победу, и пятая- вот она. Кстати, наливай…
- А вот и шиш тебе, треска ты солёная, это уже шестая, ты же проспорил бочонок Кнуду, когда ставил на Эйрика. А ведь я говорил- Унферт ловчее, он победит, нужно слушать старших… Не перебивай! Думаешь Голова, так всё можно, а вот нет! Эй, Олаф! Слышишь, нет?
- Слышу. Слышу!
- Поищи в том углу, там где- то Кнуд дрыхнет, у него там где- то и эль, он уже тогда был нализавшись, так что, что- то осталось.
- Ага…
Олаф пробрался в указанный угол, переступая через лавки и тела спящих товарищей, нашел Кнуда, спавшего с котом в обнимку. Подле него стоял и бочонок. Правда уже пустой на половину. Олаф поискал себе рог или кружку, однако ничего не подобрав, ибо пить из чужой посуды считалось табу. Снял с вбитого в стену гвоздя ковш взял пиво и пошел в компанию Сиги и Гуннара. Грольв заорал вдруг:
- Эй, иди сюда! Тут ещё светлое есть- он призывно махнул рукой, потерял равновесие.и навернулся со стола. Впрочем рог он не расплескал, выпил его не поднимаясь с пола, осторожно поднеся обеими руками ко рту. Эль потёк по усам, но допив Грольв так и уснул, не вставая с залитого пивом пола.
Олаф смахнул рукавом со скамьи какой- то мусор, сел, зачерпнул эль ковшиком, в это время Сиги слушал жалобы Эйрика.
- Как я мог? Что теперь делать? Мне этот рог от прадеда достался. Я так долго ждал, он его даже на костёр с собой хотел забрать, так не хотел с ним расставаться… Еле я его уболтал отдать рог мне… Я так гордился, так он мне нравился, весь серебряный, с драконами на ободе…
- Да помню я, помню…
- Сиги, как так, как я мог? Такую вещь проспорить, и кому? Этому ублюдку! Как жить то дальше? Меня же прадед в Вальхалле встретит, как я ему в глаза посмотрю, а? Что делать?
Вот ответь мне, Сиги Чёрный, что мне делать…
- Да не мучайся ты так, завтра в кости у нег отыграю твой рог, ну а с тебя, сам понимаешь, пива, да побольше.
- Уж я не забуду! Правда поможешь?
Вот примерно в таком духе и шла беседа в зале пиршеств, к утру уже все заснули, а на дворе уже начался новый день.
Новый день начался примерно так же как и предыдущий, за исключением того, что Олафа застал на крыльце не Грольв, а невесть откуда взявшийся Лейф. Он не появлялся в Альвхольме уже две луны, а вот вдруг объявился.
- Ну что, Оле, надоело пиво пить, а?- лукаво спросил Леший- Чего делаешь?
- Да так, ничего в общем- то- отчего- то смутившись ответил Олаф. неосознанно пряча от взгляда Лешего почти законченную фигурку.
- Слушай, Леший, а что ты сам то здесь делаешь, если ты Сиги поздравлять, то он в зале. Проходи, он тебе рад будет. Пива нальёт… Сейчас подвинусь…
- Погоди. Сиги мне не нуден, мне нужен ты.
- Я?
- Да ты, ты… Пойдём- ка ко мне домой, там договорим. Вином угощу, а?
- Винооом???- искренне удивился Олаф, он пробовал вино раз в жизни, когда его завёз на Свартлунд южане. Откуда у лешего мог взяться этот нектар богов? Олаф искренне этого не представлял, ведь на холодном Свартлунде вина не пили уже больше пяти лет.
- Да не робей, молодой Олаф, пойдём, надо многое мне с тобой обсудить. Не боись, не околдую!- рассмеялся Лейф, однако усмешка получилась весьма натянутой. Он пристально глядел на Олафа, верно опасаясь отказа.
- Странное твоё предложение. Даже не знаю, что и сказать…
- Клянусь копьём Одина, я не понимаю, чего здесь опасаться. Ты же лес знаешь, он тебя тоже, а уж меня и тем более, старого и немощного бояться не стоит.
- Я ничего не боюсь- сказал Олаф. И уже тише добавил- я лишь опасаюсь… Пёс с тобой, Лейф, всё одно мне здесь делать нечего, заберу только куртку.
Олаф заглянул не надолго в дружинный дом.
- Ну что, готов? Пошли, нечего Гарма  за хвост тянуть.
 Олаф кивнул, и в летних сумерках они двинулись к темнеющему на фоне светлого неба Ведьминому лесу, вошли в него, и Олаф идя вслед за Лешим наполнялся неким восторгом и гордостью, никому  кроме него Лейф не оказывал подобной чести. Разумеется в Тёмном лесу никто, кроме Лейфа тропинок не знал, по этому Олаф полностью потерял представление о том, где находится, и понял, в этом таиться тонкое волшебство, то ли древнего леса, то ли самого Лейфа, но так или иначе Олаф возликовал. Повторялись в его душе те чувства, что он испытал, увидев кавалькаду всадников Дивной Страны.
 Начинались чудеса.
Шли долго, очень долго, даже слишком долго, Олаф понимал умом, что ночь уже давно была закончиться, а она всё не кончалась. Они шли и шли, и только то, что с каждым шагом в него вливались новые силы не давало ему свалится наземь совершенно обессиленным.
Лейф сказал:
- Ну вот и пришли- Олаф увидел дом. А вернее некое подобие замка. Ничего подобного видеть ему не доводилось. Осевые  столбы были живыми деревьями, их кроны живо шелестели под лёгким ветром, а корни впивались в землю Митгарда. Стены, сложенные из грубо нарубленного камня, внушающего своей чернотой чувство уважения  к этим древним стенам были увенчаны дерновой крышей, которая, в  свою очередь была склоном живого холма.  Замок имел два этажи и множество окон, забранных драгоценным стеклом, отсвечивали в лучах восходящего солнца. Олаф удивился тому, как идя с севера на юг они вышли к южному фасаду жилища Лейфа, на правой стороне которого уже играл рассвет. Небо прояснилось, и в свете восходящего солнца всё это приобрело некоторый налёт нереальности. Дом, на неискушенный взгляд Олафа казавшийся замком, дивным творением не рук, но магии, окрестный лес- рощей Асгарда, а улыбающийся Лейф- Владыкой Дивной Страны. Он казался ещё выше и стройнее, хотя он и так всегда ходил с истинно королевской осанкой, и на пол головы превосходил высокого даже среди прочих датчан Олафа. Лик его приобретал благородство с каждой толикой восточного света, падающей на него, глаза его лучились сиянием иномировых пространств и мудростью предначальных эпох. Олаф еже не смел назвать его Лейфом, и тем более Лешим, и  искренне восхитившись величием момента он опустился на одно колено.
- Ну что, понял кто перед тобой?
- Да. Ты – Альв, король Дивной Страны. Сколько лет ты приходил к людям и никто ничего не понял, сколь умело ты отводил всем глаза… Позволь спросить. Что же хочешь ты от меня, во истину недостойного твоего внимания, о король эльфов?
- Помнишь Олаф старую легенду про меня и двух викингов?
- Рьёки и Хрольва?
- Да. Помнишь. Что один из жителей этого острова выделен всемогущей судьбой для свершения дел, что превыше сил любого война? Вот момент настал. Догадайся, о ком я?- Альв прищурился и усмехнулся совсем по человечески.
- Неужто я!?- обмер Олаф.
- Конечно ты. Кто же ещё? Ты один не похож на остальных людей деревни. Ты не из рода этих, ты один можешь ходить в моём лесу, тебя любят морские духи- кто ещё?  Один лишь ты, Олаф. Примешь ли ты свою судьбу?
- Приму.- выдохнул он.
- Ну и ладно, проходи- уже буднично, по человечески сказал Альв. С каждым мгновением он вновь становился старым Лейфом, которого знали и уважали в Альвхольме- расскажу тебе много интересного и про себя, и про тебя, и вообще про многое.
Лейф отворил половину высокой арочной двери и придерживая резнуюстворку пропустил Олафа в полумрак своего дома. Олаф ступил через порог дворца короля.
В первый раз.
Ближе к вечеру Лейф сидел за белым резным деревянным столом, за кубком(не обманул!) вина рассказывал Олафу, который уже утолил проснувшийся было голод, истории от которых тот только и мог, что уставившись в пространство механически прихлёбывать терпкое красное вино, почти не замечая его восхитительного вкуса, которое явно смаковал Лейф.
- Я действительно Альв, король эльфов, льёсальвов, таута де данаан, у нас множество имён, люди знали нас во многих землях. Я сын первого короля эльфов, первого короля Волшебной Страны. Он погиб в битве при Маг Туиред. Фир Болг- отродья троллей были разбиты, но они достали и моего отца. Я по праву крови стал королём, я был им долго, я и сейчас король всех эльфов. По праву, но не по факту. Я заточён на этом проклятом острове уже много веков… Никто из моих подданных не попытался мне помочь… Конечно это впрямую запрещает заклятье бога Локи, но его можно обойти! Из за пределов Свартлунда, но не отсюда! Предатели!
Я сражался во многих битвах, бился со всеми потомками Имира, какие только есть в девяти мирах, даже с людьми и цвергами бились в своё время эльфы… К нам часто заглядывали боги и я угощал их в своём дворце. Мы жили счастливо, Волшебная Страна процветала, всем в ней хватало места и славы. Мы бились и пировали и была пора весеннего цветения мира. В то время только отгремела битва Асов и Ванов, после их примирения мир стал ещё прекраснее. Утгард был надёжно отделён Кромешным океаном ещё не знающим порождений Змея. Ётуны ещё не обратились ко злу и делились своей мудростью хранимой ещё со времён ледяного хаоса Гунингагап, когда Имир бродил по снегам и шапкой задевал небесные сферы, ибо не было ещё неба.
И Ас Локки был благ.
По праву наследования я являлся Верхоным королём всех эльфов и Прочих  колен альвийского племени, ведь я- единственный сын и наследник Предвечного правителя, Велунда- кователя. Мне присягали на верность все королевские рода эльфов, однако я лишь олицетворял единство нашего народа, а правили в каждом замке и в каждом холме мои вассалы, и только лишь в случае опасности, грозящей всем я мог собрать наши рати, когда вассалы- младшие ветви королевского древа просили меня о защите. А так я был правителем лишь небольшого клана моих родичей, потомков и дружины, присягнувшей на верность лично мне. Однако я был сыном Велунда, а он был любимцем и другом богов, он ковал для них оружие и множество чудесных вещей, некоторые из которых до сих пор бродят по свету или лежат в сокровищницах драконов и водных змеев. Как и к Велунду боги часто заглядывали и во дворец его сына, они пировали в моём замке и беда всегда обходила нас стороной. И вот во время одного из таких пиров, когда мы отмечали Йоль, в зал явился Локи, других богов в тот день у нас не оказалось, и мы встретили бога радушно и мёд лился рекой… Двое моих витязей повздорили и схватились за мечи, я уже хотел разнять их и уже поднялся с трона, эх, что это был за трон… Высокий, из белого дерева, весь покрытый резьбой такой красоты, что казалось будто листья на кроне Игдрассиля трепещут на ветру, и видно как изливается вода из кромешного океана , а по Биврёсту идут рати богов…
Картину мирового древа на спинке вырезал сам Велунд, никакая работа ему не претила, он творил не гнушаясь даже самой черновой работы. Но Локи, вдруг, остановил меня и усмехнувшись сказал. Мол стоит поглядеть на бой. Мы все встали и вышли в лес, по священному закону я сам и Локки нарубили орешника и огородили место для боя. Так мы отделили место, где могло совершиться смертоубийство от прочего Митгарда, и его законы более не действовали на поединщиков, и выйдя за пределы смертного поля они были бы невиновны в убийстве, и виру за убитого взять было бы не с кого, ибо Митгард не видел этого боя. Этот древний обычай помнят ещё и некоторые людские племена, если будешь биться, Олаф, помни об этом, соблюдай древние обычаи, завещанные нам богами.
Я и Локки стали биться об заклад, кто победит- мой племянник или воин, которого я даже в общем то и вспомнить не мог, было осушено уже много кубков и рогов, и я сказал, что победит мой родственник- наследник крови Велунда, а Локи  вновь хитро усмехнулся в свою густую прямую рыжую бороду и сказал, что победит незнакомец.
В ход пошли только мечи и кинжалы. Я, как наиболее сильный волшебнтк следил за честностью поединка, да и хитроумный Ас, лукаво прищуривщийся и сложивший руки на груди явно наблюдал не только за фехтованием. Его чёрные, глубокие глаза видели не только лес, зрителей и войнов. Оба сражались неплохо. Удары и уколы длинных мечей и кинжалов успешно парировались, войны проверяли друг друга, помаленьку разгонялись и входили в темп, как вдруг на сына моего шурина обрушился град рубящих ударов. Его противник сорвал темп, крушил и давил мощью. Клинок моего младшего из ветви Темплейна переломился и он остался лишь с обломком на эфесе и иззубренным кинжалом. У нас на поединках не убивали ещё ни разу, кроме как по случайности со времён Первейшего Правителя, ограничивались лишь обретением превосходства или лёгкими ранениями. От тяжелых ран излечивали волшебники, а на этот раз я испугался за смерть  одного из моего рода. Я глянул на Локи,  но тот лишь усмехнулся в окладистую бороду.
И я вмешался.
Вмешался в священный бой! Я приподнял один из корней дуба росшего напротив, не руками разумеется, но колдовством, и когда убийца уже потеснив моего племянника к самой изгороди, запнулся и упал, широко раскинув руки, напоровшись ровно на обломок меча, что упал в заросли папоротника и вертикально встал между его широких листьев. Клинок скованный в наших кузнях пронзил кольчугу и сердце. Тот час она и одежда опали, пустой шлем откатился в сторону и обернулся трухлявой колодой, а из ворота кольчуги выползла ядовитая гадюка. Это был один из троллей породы восточных гор финского моря! Как он смог пройти ко мне во дворец, даже опутанный  плотным покрывалом чародейства и волшебства, как он смог держать в руках железо?! Без колдовства, что сильнее моего он не смог бы этого сделать! Кто был тот, колдун, что сильнее меня!?
Судя по перекошенному лицу я понял, что это он. Зачем он хотел переспорить меня, или убить моего племянника я не понял до сих пор. Локи в бешенстве закричал:
- Ты, ублюдок! Ты убил моего сына, ты убил его своим волшебством, проклятый колдун ! Я прикончил бы тебя прямо сейчас, но ты любим моим братом, но я всё же отыграюсь на тебе. Ты убил моего сына, ты никогда не увидишь родных и своей родины, ты одичаешь в изгнании и сгинешь в безумии!
Так он был страшен и велик, что никто не осмелился подскочить к нам с оружием. Он взял меня за руку… И мы очутились здесь.
Вот уже множество столетий я заточён на этой заклятой земле. Локи наложил мощное, мощнейшее заклятье, ведь он в те годы был богом всех колдунов. Никогда бы я не смог пробиться за незримые стены, окружающие Свартлунд. Любой корабль, взявший меня на борт, потопят морские духи, над которыми нет у меня власти, и, конечно, закрыты предо мной Врата Волшебной Страны- моей родины. Эльфы, проходящие здесь меня не замечают, будто я- истончённый дух. Я выходил к ним, я бросался под копыта ихконей, доведённый своим одиночеством до совершенного безумия, и они ступали сквозь меня, не причиняя никакого вреда.
Я прожил здесь множетво лет отчаявшись вырваться из своей тюрьмы, когда меня нашел Один, он всегда покровительствовал эльфам и особенно нам- роду Велунда. Он сказал что много лет искал меня, и нигде не мог найти  вестей обо мне, Локи всем затмил взор и память, когда его сын схватился с моим войноми погиб. Мои подданные ничего не ответили на вопросы Странствующего Аса, и лишь теперь, говорил он, когда открылось предательство Локи, когда он посеяв своё семя в лоно великанов привёл в Мир трёх чудовищ- Гарма- пожирателя богов, Фернира- сжирающего солнце и луну, и Йоммурганда- ужас морей. Асы пленили и заточили Локи, желавшего убийства всех богов и людей, и стать единым правителем всех девяти миров.
Теперь он заточён пещере в Хель, и змей свисая над ним жалит его, и он корчится от боли, но наступили Зима Мира, и в Мир пришли три чудовища- крушители мироздания, и в Рагнарёк сгинут все боги и люди, и Локки со своими детьми вырвется на свободу, чтобы  раздирать бывшую плоть Имира. Локи заточён, но даже Игг не смог бы снять с меня заклятье Отца Лжи и Коварства, но , будучи верховным Асом, он, зная судьбы живущих многое предвидел и переменил в моей судьбе. Посеяны были семена раздора, и через века явится тот, кто проплывёт по всем морям, пройдёт по всем землям и освободит меня, доблестью своей сломив обветшавшее заклятье Проклятого Аса.
Я стану свободен, вновь ступлю на шелковистые луга Дивной страны, увижу эльфов, и вновь стану собой- Верховным Королём!
Погляди на кого я стал похож! Живу и говорю совсем как человек! Проклятье!
Три поколения среди людей отупляют хуже, чем даже века в одиночестве. Олаф, ты- предсказанный мне Одином герой, и, возможно, даже Его сын. Тебя принёс мне сам Один, младенцем, и я отдал тебя на воспитание в деревню, ведь именно житель людского поселения  был мне предсказан. И вот теперь пришла пора, я понял- это ты, ты ведь смог увидеть путешевствие моих сородичей- то была дочь короля Наунада- Борхильд. Наунад- один из младших в доме Селда, клана Эхайода. Его предок был командующим у моего отца при Маг Туиред, где были разбиты Фир Болг,, бежавшие после к Фоморам, ушедшим за тем в Утгард. Он отрубил руку королю Фир Болг, и тем стяжал себе великую славу, ибо король их был выше любого из них, а Фир Болг были ростом в половину выше нас с тобой. Своим мечом, который ковали ещё древние исполины, он разом срубал пятерых. Так что род Борхильд знатен и славен.
Помоги мне, и я проведу тебя в королевство Эхайода!
Поможешь ли ты мне, Олаф, сын Одина, Водителя дружин?

- Как не помочь самому Колю Эльфов? Почту за честь, однако где, как, и главное чем мне восстанавливать справедливость?
- Не бойся юный Олаф, я вижу у тебя жизненный путь извилист, твоя звезда лишь восходит, но взойдёт она высоко. Её путь пройдёт вблизи троп Асов на небесном своде, и она разгорится, опаляя огнём землю Митгарда! Я помогу тебе, я направлю твои странствия, моя просьба лишь начало пути. Как жаль, что я заперт здесь! Этот грёбанный Свартлунд я исходил вдоль и поперёк, освободи меня, и вместе мы с тобой совершим ещё не мало подвигов и встретим немало чудес!
Отлично, спрошу ещё раз- ты согласен!?
- Безусловно!
- Великолепно! За это стоит поднят кубки! Завтра я провожу тебя по своим владениям и мы начнём постигать основы мироздания. Учение твоё будет долгим, но и плоды его ты оценишь, ибо любая затрата вернётся к тебе втройне!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…