Записка

Время первых еще не настало, время последних, - казалось бы, - безвозвратно ушло. Сижу на лавке. Смотрю, как с неба элегантно опускаются хлопья белого снега. Последний раз сидел вот так, наверное, лет пять назад, когда искал работу и заняться в общем-то было больше нечем. Парк замело. Продрогшая дворняга бежит, незнамо куда, сжимая в зубах кусок какой-то снеди. Ищет тепло. На улице действительно похолодало. Впервые ощутил это, когда расстегнул пальто, чтобы достать сигарету. Второй раз – когда полез за мобильником.

- Горелов, - раздался в трубке зычный голос Кошкина, - ну, сколько тебя ждать можно. Собирались же немного пригубить.

Возмущение в голосе Кошкина вызвало у меня приступ тошноты. Разве можно пить, когда на улице такая красота. Хотя, стоит признать, согреться бы не помешало.  И я направился к киоску с шаурмой.

Подходя ближе, увидел бородатого Правдорубова. Он был в старомодной дубленке а-ля «девяностые», с пёстрыми в разных оттенках седыми волосами, с рюкзаком и в теплых ботинках на меху. Вообще Правдорубов – это такая гремучая смесь из легендарной Марины Алексеевой и не менее правдоподобного Александра Солженицына. Впрочем, с последним их по большей части объединяла разве что борода. Правдорубов встал на путь правозаступничества, когда я еще не родился.  Слушал BBC, в частности, Севу Новгородцева, был знаком с Сахаровым и, естественно, находился под пристальным надзором КГБ. Однажды один его приятель, с которым они вместе читали самиздат, пошел в контору. Правдорубов узнал об этом совершенно случайно и тут же предупредил остальных членов «кружка». Одна их знакомая, узнав эту новость, принялась жечь в духовке газовой плиты фотокопии поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». Сам Правдорубов положил негативы в баночку из-под майонеза, закрыл крышкой и обмотал изолентой. Оставались пустяки – спрятать. Искать легких путей правозаступник не стал, пошел к Дому пионеров, что в 50 метрах от местного КГБ, и зарыл там. Прямо под стеной. «Через три года откопал, все нормально было, хорошая была изолента, - с гордостью рассказывал позже Правдорубов.
Сейчас он топтался возле шаурмичной и что-то разглядывал на экране фотоаппарата, который по привычке всегда носил с собой. Чуть не забыл сказать, что звали Правдорубова – Марсель. А если точнее – Марсель Владленович.

- О, Саша, привет, - завидев меня, тут же начал Правдорубов, и протянул ко мне фотоаппарат. – Ты погляди, какая штука.

На экране покрытый бронзой восседал Феликс Дзержинский.

- На что, - спрашиваю, - Марсель Владленович, тут смотреть? Я мимо него каждый день хожу.

Памятник основателю ЧК был установлен на входе в местное ФСБ, и действительно, я проходил мимо него ежедневно, так как редакция располагалась прямо на следующей улице.

Не успел я ответить, как прямо из-за моей спины послышался резкий скрип тормозов. Возле бордюра настораживающе припарковался черный, наглухо тонированный «Форд».  Стремительно из него выскочили два человека, - я успел лишь исподволь взглянуть на их лица, они были – хмурые и невзрачные. Крепкие молодые люди в дутых зимних куртках схватили Правдорубова и быстро затащили его в машину. Водитель нажал педаль в пол, и автомобиль растворился, оставив позади себя облако выхлопного дыма.

Когда шок прошел, я обратил внимание на клочок бумаги, присыпанный снежком рядом с бордюром. Осмотревшись по сторонам, я подошел ближе и поднял его. Клочок оказался запиской. В записке был номер телефона и надпись: «Если произойдет то, что произошло, срочно позвонить». В принципе, старому конспиратору Правдорубову были свойственны такого рода кунштюки, подумал я, да и сам он был весьма специфическим контингентом, поэтому я сразу полез в карман за телефоном. Потом вдруг осекся и понял, что замерзаю. Мороз действительно крепчал. Пальцы рук уже не чувствовались. Тогда я решил вначале выпить кофе в кофейне на углу и основательно согреться.

Войдя внутрь, в лицо приятно ударил теплый воздух. Из колонок разносились тексты Led Zeppelin. Стеллаж с книгами, деревянные столики, абрикосовые обои. Кафе было уютным и безлюдным.

- Один капучино, - ответил я на вопрос официантки.

Растерев ладони и осознав, что этого недостаточно, я стал дышать на пальцы. Дело сдвинулось с мертвой точки. Чувствительность постепенно начала возвращаться. Окончательно придя в норму, я развернул бумажку и достал телефон. Но тут меня поджидала неожиданность. Батарея сдохла. «Твою мать», - тихо выругался я.
Тем временем официантка принесла кофе. Я сделал глоток и почувствовал, как внутри все начало согреваться.  Естественно, захотелось перекусить, и я заказал сэндвич. Когда-то давно, когда я учился еще на втором курсе, к нам в вуз приходили агитаторы – предлагали записываться на секцию йоги с углубленной медитацией. Не то чтобы йога меня как-то привлекла, но слово «углубленное» определенно заинтересовало. Уже на втором занятии сенсей (он просил называть его именно так), облаченный в красивое шелковое кимоно, спросил у меня:

- Горелов, ты действительно хочешь научиться медитировать?

- Да, - ответил я без тени сомнений.

- Тогда почему в то время, как все спокойно сидят и медитируют с закрытыми глазами, ты прибавляешь к этому ковыряние в носу?

Надо сказать, что вопрос ввел меня в ступор. Ответа на него найти я так и не смог. Поэтому промямлил что-то типа «ничего не могу с собой поделать». Да и сам сенсей, несмотря на внешний блеск восточного дракона, не давал мне покоя. Я так и не смог вдохновиться его авторитетом. Его физиономия каждый раз вызывала у меня ассоциации с торговцем виноградом с центрального рынка. Позже я понял, что ошибался лишь отчасти. Однажды с одним моим приятелем по имени Василий мы ездили на великах за яблоками в загородный сад. Сенсей, - как оказалось, звали его Евгений Егорович, - работал там сторожем, и, судя по его излишне окосевшему взгляду в момент нашей неожиданной встречи, занимался он там явно не медитацией. Короче говоря, не это главное. Главное то, что одну важную вещь с занятий йогой я для себя все-таки вынес.  А именно – концентрацию. Она важна в любой сложной ситуации. И если таковая произошла, необходимо взять пятиминутный тайм-аут и сконцентрироваться на чем-то более-менее нейтральном. Кто-то представляет розу, кто-то ламу, а я обычно выбираю женщину в красном из первой «Матрицы». Чем тебе не роза? Разве что без шипов. Зато какие буфера. Загляденье, да и только. В общем, в случае с Правдорубовым и его запиской я поступил именно так.

Через пять минут решение было найдено. Можно же позвонить со стационарного телефона, прямо из кафе, подумал я и отругал себя за то, что не додумался до этого сразу. Я позвал официантку и спросил, могу ли позвонить. Девушка не отказала. Телефон располагался за баром.

Я взял записку в руки и пошел за ней. Подойдя к телефонному аппарату, я положил бумажку перед собой и приготовился набирать номер, как вдруг прямо на нее с потолка упало что-то мягкое, влажное и с отвратительным запахом. Присмотревшись, я понял, что это самое натуральное дерьмо. Сначала  я не поверил своим глазам, но запах не позволил усомниться. Более того – дерьмо было человеческим.

- А что это, - спрашиваю у официантки, - у вас дерьмо с потолка падает?
Казалось, мой вопрос должен был ее смутить, но девушка лишь вздохнула, и обыденным голосом произнесла:

- Да у нас тут вчера корпоратив был. Один идиот нажрался, как свинья, и насрал рядом с сортиром. Но ему этого было мало, и он решил подшутить над одним из коллег, подав ему «горячий деликатес». Мужик вовремя понял, что на тарелке дерьмо, и зашвырнул его вместе с подносом в шутника. Мы думали, что все убрали. Оказалось, не все. Но вы извините, что так произошло.

- Да ладно, - говорю. – В меня-то не попало. Вот только что с запиской делать, она ж вся в говне теперь?

- Тут вам ничем помочь не могу, извините. Вчерашнего хватило.
Сказав это, официантка резким движением смахнула дерьмо вместе с моей запиской веником в савок, вытряхнула в туалет и смыла. Все это заняло у нее несколько секунд. Я даже не успел среагировать. И только после того, как смывной бочек перестал гудеть, понял, что все пропало. Тут же я осознал, что Правдорубова похитили.

Быстро расплатившись по счету, я выбежал из кафе и направился в редакцию. В голове шумел мыслительный процесс. Неясными оставались ответы на три вопроса: кто и зачем похитил правозаступника и чей номер телефона был указан в записке. Придя в редакцию, я первым делом направился к Кошкину.

- Кошкин, Правдорубова похитили! – объявил я, открыв дверь в его кабинет.
Но помещение встретило меня гробовой тишиной. Стол, на котором лежали останки пищи и пустые бутылки водки, выключенный компьютер, и открытое окно – все, что предстало пред моим взором. Кошкина в кабинете не было. Тогда я пошел прямиком к главному редактору.

- Иван Карлович! Кажется, Правдорубова похитили! А я – стал свидетелем похищения! – воскликнул я, опустившись в кресло перед главредом.

Лосев был спокоен. Он снял очки, протер их, нацепил на нос вновь, а затем посмотрел на меня пристально:

- Горелов, вы вообще в своем уме?  Ну, кому может понадобиться похищать Правдорубова. Его же, извиняюсь, в городе каждая собака знает.

- Вы не понимаете, Иван Карлович, это произошло прямо у меня на глазах, - ответил я и пересказал все, чему являлся свидетелем.
Лосев лишь усмехнулся.

- Горелов, не ломайте комедию. Слышали выражение, у страха глаза велики? Я вас понимаю, вы увидели, как два человека затаскивают в автомашину вашего знакомого, потом обнаруживаете записку. Но это все в стиле Правдорубова. Вы забыли, как его задержали, когда он фотографировал барельеф на фасаде здания суда?

- Так там все было более-менее официально. Сотрудники вневедомственной охраны. В конце концов, у них были автомат и  форма.

- А у нас людей задерживают только люди в форме и с автоматами?

- Как минимум в форме.

- Вы категоричны.

- Я реалист.

- Ну, так и рассуждаете реалистично. Кому взбредет в голову похищать известного во всей стране правозащитника. А главное – зачем? К тому же, при свидетеле.
Тут я понял, что логика в словах Лосева определенно присутствует. Но тогда откуда взялась эта записка? И где, наконец, сам Правдорубов?

Пока я пытался найти ответы на эти вопросы, дверь открылась и в кабинет редактора вошла корректор Оксана.

- Иван Карлович, вот правки, которые вы просили, - сказала она. Протянув распечатки, девушка направилась к выходу. Но возле двери остановилась.

- Горелов, ты чего сидишь бледный, как конь? Тебя вон твой старикашка обыскался. Уже раз десять звонил.

- Какой еще, - спрашиваю, - старикашка?

Оксана задумалась:

- Ну, как его. Правдонравов или как там…

- Правдорубов! – перебил ее я.

Вскочив с места, я бросился в свой кабинет и поставил телефон на зарядку. Через несколько минут экран загорелся. Еще через минуту он окончательно вернулся к жизни. Я разблокировал экран, зашел в пропущенные и увидел несколько вызовов от Правдорубова. Но не успел я нажать кнопку вызова, как раздался звонок. Разумеется, звонил Правдорубов.

- Марсель Владленович, с вами все в порядке?! – радостно закричал я в трубку.
- Саша, все хорошо. Ты представляешь, не могу до тебя дозвониться! Я тут такую изумительную вещь сфотографировал. Тебе нужно взглянуть.

- Да подождите вы со своими фотографиями, - с недоумением сказал я. – С вами-то что произошло? Я думал, вас похитили!

- Да ты что, Саша, кто же меня может похитить, - серьезным голосом ответил Правдорубов.

- Так вас же прямо на моих глазах затащили в машину два этих амбала! Еще эта чертова записка!

- Подожди-подожди, какая еще записка?

- Ну, та, которую вы на бордюр успели выбросить!

- Но я ничего никуда не выбрасывал, Саша, ты что-то путаешь.

Я снова впал в ступор.

- То есть как это путаю? Я же поднял записку, в ней было написано «Если произойдет то, что произошло, срочно позвонить». И номер телефона. Я, к сожалению, не смог позвонить, так как записку смыла в унитаз официантка кафе. Все из-за дерьма, но главное, что с вами все в порядке.

- Саша, успокойся, - снова серьезным голосом сказал Правдорубов. – Никаких записок я не писал и уж тем более не оставлял. Будь в редакции, я тут рядом, сейчас забегу.

«Ну и денек», - подумал я, почесав затылок, - тут уж впору выпить. Куда же Кошкин запропастился».

Через минуту в дверь постучали. На пороге показалась довольная физиономия Правдорубова.

- Ну что ты, Эркюль Пуаро, я смотрю, совсем заработался, - сказал он, бросая на стул свой тяжеленный рюкзак. Сам Правдорубов уселся на соседний стул и принялся рассказывать, что произошло.

Как оказалось, за час до нашей с ним встречи, он проходил мимо ФСБ и решил сфотографировать памятник Дзержинскому. Кому-то из работников конторы это не понравилось, и он уведомил о потенциальной угрозе госбезопасности вышестоящее руководство. Начальство рисковать не решилось, но вместо того, чтобы посмотреть камеры видеонаблюдения, направило оперативников на задержание грозного Правдорубова. Как назло, опера оказались еще молодыми и правозаступника не узнали. Они схватили его, посадили в машину и привезли в управление. Там Правдорубова завели в отдельный кабинет, досмотрели, нашли фотоаппарат и «обнаружили следы возможного шпионажа». Все это время, пока оперативники терялись в домыслах, чей же вражеский шпион попал к ним в руки, правозащитник сохранял спокойствие. Впрочем, с ним разговаривать тоже никто не спешил. Когда это, наконец, произошло, Праворубов принялся за свою излюбленную вещь – троллинг. Первым делом, сотрудники попросили его удалить с камеры снимки памятника. На что Правдорубов поинтересовался, с какой, собственно, стати он должен это делать. «Потому что запрещено!», - последовал ответ. На вопрос, кем именно, сотрудники ответили: «Инструкция такая есть».

- «Покажите», - попросил Правдорубов.

- «Вы в своем уме, она секретная!» – ответили работники спецслужб.

- «И мне с ней ознакомится нельзя»?

— «Нельзя»!

— «А вам»?

- «Что нам»?

- «Вам с ней знакомиться можно»?

- «Нам – можно».

Правдорубов растянулся в улыбке.

- Тут мне все становится понятным, - говорит он.  – «Так это же инструкция не для меня, а для вас. Это, — растолковываю я прапорщикам, — вам запрещено фотографировать. А мне-то как раз не запрещено: как мне можно что-то запретить инструкцией, с которой я даже ознакомиться не могу». «И если, — разъясняю я максимально доброжелательно, — вы захотите, скажем, дома над кроватью повесить фотографию Феликса Эдмундыча, вам надо обратиться ко мне, я сфотографирую, отпечатаю — и вешайте себе на здоровье!».

В таком духе разговор между Правдорубовым и эфэсбешниками продолжался еще минут двадцать, пока, наконец, в кабинет не вошел сотрудник, узнавший правозаступника. «Вы тут, б..., что вытворяете?» - поинтересовался он у коллег наиболее доступным образом. «Вот, потенциальную угрозу отрабатываем», - ответил кто-то. «Какая ж это угроза, это же Правдорубов! Его тут каждая собака знает!» - заявил капитан. Я еще подумал, надо же, как это они с редактором Лосевым рассуждают. В унисон. Но вслух ничего не сказал.

- И что же, - спрашиваю, - было дальше?

- Дальше все было очень просто: мне вернули фотоаппарат и я пошел восвояси. Ежели быть точнее, пытался связаться с тобой. Горелов, думаю, по-любому сейчас перепугался. Надо ему позвонить, - ответил Правдорубов.

- Да уж, жути вы нагнали, Марсель Владленович. Я тут всех на уши поднял. Не знал, что и думать.

- Ладно, Саш, - Правдорубов поднялся со стула и взял рюкзак. – Мне пора. Снимки я тебе потом как-нибудь покажу, смотрю, тебе сейчас не до них. Ну, бывай.
Дверь захлопнулась, и я остался один. В душе, конечно, стало полегче, когда выяснилось, что никто никого не похищал. Но одна вещь все же не давала покоя. Записка…

 «Ладно, - подумал я. – С этим на трезвую голову не разберешься». Я встал и отправился искать Кошкина. Впрочем, надолго это мероприятие не затянулось. С ним я столкнулся рядом с курилкой.

- Опа! Горелов! Ну ты даешь. Где был-то? Я тебя весь день жду! Между прочим, один пузырек уже уговорили, - с сожалением в голосе сказал Кошкин. На его груди поверх джемпера свисали кусочки маринованной капусты.

- Потом как-нибудь расскажу, - ответил я. – Осталась там что?

- Обижаешь. Одна «мама» лежит в морозилке. Все на мази. Ну, пойдем!
Мы зашли в кабинет к Кошкину. Масштаб бардака как будто вырос. В углу на диванчике храпел молодой сисадмин Михаил. Я понял, что Кошкин продолжает вербовать новых собутыльников, и ничто его не остановит. Но это сейчас было неважно. Уж слишком хотелось выпить.

- Давай-давай, Горелов, накатим! Я тебе сейчас про квест расскажу. Чисто для меня. Точнее для людей, склонных к духовным поискам.

- Что еще, - спрашиваю, - за квест?

- Да модная нынче штука. Ну, ты давай пей и закусывай, не тормози.
Я опрокинул стопку водки, закусил шпротами, и затянулся сигаретой. Чем хорош кабинет Кошкина, так это тем, что курить можно прямо в нем. Окна выходили на улицу, практически на проезжую часть. Со двора курильщика заметить было практически невозможно. А автолюбителям заниматься доносительством – нет надобности. В общем, рай для курильщика, что еще сказать.

- Так что там с квестом?

- А, квест, - вспомнил Кошкин. – Ну, игра такая. Заходишь на сайт, выбираешь свой город, собираются несколько команд, встречаются. Потом все вместе пьют до такого состояния, когда уже невозможно ограничиваться посредственностью. Понимаешь, Саня, тянет на подвиги. И тут ты вырубаешься. А очнуться можешь, черт знает где: в чужой квартире, в гараже, в номере гостиницы. С тобой еще пара-тройка человек из команды. Ключа нет, бухла тоже. Понятно, что дело дрянь. Даже баб нет. И вот ты с конкретного бодуна начинаешь думать, как ты так нажрался и, главное, как отсюда выбраться. На коллективный разум полагаться не приходится первые пару часов, пока все не начнут приходить в себя. Короче, штука – бомба.  Я ведь и сам выпить люблю, как ты понимаешь, да тут еще и мозгами пошевелить надо.

- А как выбраться-то оттуда? - спрашиваю.

- Ну, как-как, чего пристал? Ну, подсказки там разные оставляют. Замочки, баночки, записки, типа того, - говорит Кошкин. А затем залезает в карман и достает оттуда клочок бумаги. Протягивает мне. – Вот.

Я беру скомканную бумажку в руки. Разворачиваю, и читаю: «Если произойдет то, что произошло, срочно позвонить»…

- Дурак ты, Кошкин! говорю радостно и чувствую, как настроение поднимается. - Давай еще по одной!