Новые Глаговки. Часть 2

Летняя школа  Люси Лапиной

Дедушка сказал, что меня надо отдать в  школу юного  животновода. Вот что в шесть лет изучать надо. И весной повел  меня   на первое занятие -  пасти гусей.
- Да где ты гусей в  современной деревне-то видел? – кричит бабушка. – В современной деревне все старики повывелись,  молодежь в городе, а сюда по выходным на машинах приезжает отдохнуть!

Дедушка вышел из террасы и вошел обратно через полчаса, но уже с какой-то палкой.
- Вот,  говорит,  и указывает на палку,   – это хворостина. Пойдем пасти гусей.
- А зачем  мне хворостина?
- Что ты, что ты, - преувеличенно  сверкая глазами, возразил дедушка. – Гусь – это серьезный противник. Он опускает большую голову на длинной шее почти до земли и идет на тебя, шипя, чтобы щипать тебя за ноги. Твоя оборона – только хворостина. И ты, размахивая ею и зычно крича им «пошли, пошли в бочагу!»  - будешь  подгонять  их по тропинке к речке, где они и будут проводить  весь день до вечера. А вечером тебе придется обратно загонять их, а вначале крикнуть  «тега, тега!» - так их кличут – потом давать команду  «пошли, пошли в сарай!» и размахивать хворостиной для острастки ретивых. Перед этим, правда,  бабушка должна их утром покормить. И вечером, когда придут с бочаги, она же их покормит. Понятно?

Я  молча кивнула в знак согласия. Правда, я не знаю, что такое  «бочага», но решила спросить об этом потом. Не всё же сразу запоминать. А  дедушка, очень довольный, что  педагогическая часть на сегодня закончена, перешел к своей излюбленной теме: каков был  миропорядок  в деревне и как это здорово и умно было придумано, и восторженно излагал это всю обратную дорогу. Слушать  было немножко скучно, но деваться  было некуда, пришлось слушать.

«Когда ты выйдешь из избы, - вещал  небесам дедушка, -   чтобы пасти  гусей с  хворостиной и  пойдешь к сараю, где сейчас находятся гуси, знай, что раньше они находились только на скотном дворе. А скотный двор на усадьбе крестьянина – это второй из четырех больших миров, которые на его усадьбе есть. Первый мир – это изба, мир людей. В  середине его печка – кормилица всех на усадьбе. Дальше идет  «мост», из его названия видно, что  он соединяет мир людей с миром животных.  За мостом сразу идет  скотный двор. То есть мир животных - второй мир. Мир животных можешь перечислить?»

Но я  отвлеклась на большую красивую  бабочку, которая села прямо на тропинку, по которой мы шли, и жалела, что со  мной нет сачка, а то бы я  принесла её бабушке,  и мы  бы с ней по  справочнику определили бы, какая это бабочка. Сегодня что? Понедельник? Значит, завтра, во вторник у меня  с бабушкой будут уроки по насекомым. Поэтому дедушке я  ответила невнимательно, что-то навроде  «угу»,  и он сам начал перечислять животных, которые должны были находиться в крестьянском скотном дворе после избы и после моста.
Лошадь - по одну стену, по другую стену – корова. В дальнем углу – поросёнок, а над поросёнком, на насесте (такие длинные палочки  прибиты в углу на высоту человеческого роста) - куры сидят. Сильно вспархивать они не могут, им  делают лесенку. А в третьем углу – гуси. Вот про уток – не знаю, с гусями  или отдельный четвертый угол занимают.  А в  середине  скотного двора – кормушка в  виде длинного-длинного корыта и туда из ведер насыпают еду. Вареную картошку, кормовую свеклу, сено, заваренного комбикорма.

Все животные скотного двора спят на сене и сено едят. Поэтому третий мир, который у дачников называется огородом, сам собою напрашивается к миру людей и животных – это земледельческий мир на всем участке плюс покосы на неудобицах. Поля-то все засевались, а животным много сена нужно. И корнеплодов разных, в просторечии – овощей. Какие ты овощи знаешь, что у бабушки сажают?
Но я отвлеклась, потому что мы  подошли  к такому  месту на поле, откуда видно всю-всю деревню Головково. И все-все дома. И все дома маленькие, потому что сначала поле шло вниз до речки, потом  от речки подымалось вверх, за речкой вверх шли огороды и только потом стояли деревенские  дома, на самом верху. И там я увидела маленький огородик, и крошечная бабушка на нем копала землю, и я рассмеялась. Но дедушка и теперь не рассердился, потому что перед ним, на рубеже поля, открылось небо, и он придумывал, с чем бы  сравнить облака. «Да это просто русские бесплатные Гималаи получаются, - проговорил он, - правда, всего на несколько часов».

А когда мы пришли всё-таки домой, я  так устала, что не могла вымолвить ни слова, и  мне  хотелось только пить, есть,  чтобы мама приехала  и мы   вместе  собирали  на поле цветы, а потом делали из них гербарий. А может быть, приехал бы папа и читал бы, сидя под малиной, интересную детскую книжку из  городской библиотеки. А дедушка втолковывал бабушке на террасе свои дальнейшие рассуждения, которые, видимо, предназначались для  меня. Но я вовремя улизнула.

«Да, мост, это соединение двух миров, - вещал дедушка, - мира людей в избе с миром животных в скотном дворе. Как всё мудро! А  в начале участка,  крестьянской усадьбы по-старому,  - дорога, которая связует  все участки и дома в деревню. А также продолжение дороги через реку, к холму предков, где церковь и кладбище. А в  сторону от деревни  идет  дорога в  город. А вокруг – поля. Обрамляет все поля  лес. И лишь с  одной стороны - тропочка на железнодорожную станцию, откуда электрички до города ходят. Как всё умно устроено».

Бабушка возражала:   «Устроено, может быть и неглупо, да всё теперь побросано. И что с этим делать – никто не знает». Но дедушка был, наверное, не расположен к спору, а хотел вещать свои миловиды, и ничего не ответив бабушке, он  пошел прилечь отдохнуть. Тогда бабушка сказала:  «Понимаешь, Люся! Почему бы нам не посмотреть, что приготовил тебе дедушка для  твоего саморазвития перед школой?  И если что-то понравится, почему бы не освоить,  не всё, конечно,  а хотя бы какую-то часть программы? Гусей вы освоили. Ты была против, а пришла – вроде бы понравилось. Осталось уток, поросят, телят, ягнят и, может быть (это еще под вопросом),   индюшат.  Дедушка прав, деревня низложена. И следующие поколения будут уже  не в  деревенские сады входить, а собирать, как археологи, её образ по кусочкам. Для дела ли, для представлений о прошлом, но обязательно будут. Сделаем сейчас, сколько  успеем, ладно?


Два цыплёнка

-Апрель, - сказала  бабушка на терраске, восторженно глядя в ту сторону, в которую видна была калитка и далее вид на поле,  и  совсем каплюшечка – бейка леса, такого дорогого. - Да, апрель. Вот бы курочек завести на лето.

Чем  больше бабушка утверждалась на своих дачных грядках, тем больше ей  хотелось возврата  на участок крестьянских атрибутов. Но это так, бабушкины помечтания, да бабушка и сама это знает, потому что начала считать: сначала  должна наступить Пасха, потом Ночка должна родить, а вслед дождь помотает землю и только после  этого она приступит к своему колдовству и шаманству. Когда ей курочек заводить!
Раньше дедушка на это реагировал всегда отрицательно, мол, где мы возьмем подвал, сено, зерно? Где мы их держать будем? Ведь сарай-то – старичок с рваными карманами, а по участкам иногда случаются  нашествия бездомных собак. Всегда отрицательно, но не теперь, когда он загорелся своей идеей сделать из Люси юного животновода. По числу живности на скотном дворе крестьянина. Он даже успел спросить Люсю, знает ли она, какие это животные. Теперь он обеими руками «за».

-Да, - сказал он, - заводим цыплят. Даже  если  и не все выживут в простой коробке на террасе, то хотя бы парочка останется для занятий животноводством.

- Да, - сказала бабушка обрадовавшись на дедушкины слова,  я тоже колебалась, я даже боялась встречаться с деревенскими собаками, но теперь я поняла, что, живя в деревне, ты не можешь с ними не встречаться. И я  чувствую, что скоро смогу потерпеть, когда деревенская собака будет мне на плечи класть свои лапы.
И бабушка съездила в город на рынок,  купила несколько цыплят и торжественно в коробочке, перевязанной заранее приготовленной  ленточкой,  принесла их на участок за железнодорожной станцией. А Люся с дедушкой ходили её встречать, раз такой случай, и дедушка произнес там  торжественную речь, когда все приезжие с рюкзаками и сумками разошлись:  «Да, юного животновода надо начинать учить с цыплят. Они наиболее просты в уходе. И Люся справится, ведь ей скоро в школу, ей доверят первый класс в городе. А в деревне она  воспитает цыплят».

А потом все пили чай на террасе, и бабушка  варила цыплятам куриное яйцо, которым следовало,  предварительно  порезав,  их  накормить. Маленьких, желтеньких и очень бойких.

Потом действительно, к нашей с бабушкой печали,  осталось два цыплёнка. Один  - крохотный и болезненный, а другой крупный, горластый и на высоких  ногах. Дедушка, конечно, помрачнел и стал выговаривать свои неудовольствия бабушкой, её мечтами и собственной податливостью:  «Говорил же! Терраска холодная, с  дырами!

А им  сарайчик теплый с освещением нужен! И комбикорм, и собака, конечно». Потом взял себя в руки. «Ну что же? Хоть двое  выжили. И двоих воспитывать будем», - приободрил дедушка сам  себя.
-Да, - кивнула Люся, - я согласна.
-Выкармливать! – сказала  бабушка.
-Что? – выше тоном переспросил дедушка.
- Я  говорю – выкармливать.

Но дедушка настаивал на своем, что, мол, современным детям нужно воспитывать курей, а не выкармливать. Но бабушка не стала  развивать дальше полемику, помолчала, а дедушка стал  делать цыплятам насест из палочки в углу. Но цыплята жались в угол и не хотели садиться на насест. Тогда он сделал им небольшой кошачий домик. И они его приняли, сами вошли туда и  стали там бывать. Назавтра мне  предстояло их прогулять и накормить хлебными корками и травой. А потом учить откликаться на мой зов. Оказывается, цыплят подзывают, говоря:   «Цып-цып-цып!» А потом научить  петь  «кукареку», обоих или хотя бы  одного. Третье – научить их  играть с котенком. Обоих или одного, по сказке   «Кот, петух и лиса» Знаете этот сюжет? Как один кот сговорился с петухом жить в лесу, а потом пришла лиса и утащила петуха, а кот с дроздом освободили петуха. Для полной игры   мне не хватало, конечно, лисы. Дроздом можно было пренебречь. Но я решила лису найти в игрушках или нарисовать и так поиграть с цыплятами. А следующий пункт – если один  из цыплят окажется курочкой – уговорить её  снести яичко. Хотя бы простое, а не золотое, как в сказке. Я отдала бы его бабушке, а она бы положила его в укромное место до следующего года, чтоб из него потом вывелся новый цыплёночек.

И возможности  казались самые наилучшие: один цыплёнок  был курочкой, а  второй – петушком, то есть папа и мама были налицо. И я не сомневалась, что они справятся с таким заданием, как снести яичко. Да, собаку было взять неоткуда. Цыплят купили, а собаку – нет. А в ночь прибежала из леса лиса(потом мы её следы видели) и загрызла обоих цыплят. Напилась крови и ушла. Бабушка мне этого  не показывала, говоря:   «Как жаль, через две недели они бы уже ручными стали…» А дедушка молчал про свое головотяпство. Да, бабушка поехала  опять на рынок, где всё продается, и купила там картину, где изображена курочка Ряба и рядом нарисована корзинка с её яичком. И повесила мне  над кроватью. А потом повела меняв Краснов прогон и показала с мостика через речку, как  это у  охотника Краснова сделано: добротный  сарай с двумя выходами. Один нижний – просто выходит курица, а второй – верхний, видимо, выходит с насеста. К верхнему приделана  пологая лесенка, по  которой куры спрыгивают на землю. И участок -  что твой аэродром, обнесен мелкой сеткой, и две собаки сторожат его.

-Поэтому знай, - сказала бабушка, - всякая курица в деревне начинается  с  собаки. А мы их не терпим. Они  для нас, городских,  невозможно громкие. И нам это неприятно. С нами, кроме кошек, никто не удерживается. Так, наверное, и дальше будет. Что с этим поделаешь? Да, жаль, что с курочками ничего не вышло, Люся. Зато приду домой, налью молока Ночке, покормлю её.
Но это не конец. Потом у охотника Краснова кто-то отравил Гошу, огромную кавказскую овчарку. Так  в ветлечебнице анализы показали. И  Гоше в  ветлечебнице, пока он умирал, усиленно промывали желудок и вкалывали витамины. Но он всё равно умер. И охотник Краснов сам ходил две недели с винтовкой охранял своих кур  и плакал, а потом только из питомника привез новую собаку, которую назвал  «Ко мне, Мухтар!»  И вся деревня сочувствовала  ему. И у меня на глаза слезы навертывались, так мне было жалко  собаку Гошу, которая умерла такой страшной смертью.

Знаете? А  у нас есть  свой водопад Кивач. Мы ходим к нему, и дедушка мне читает Державина «Алмазна сыплется гора с высот четырямя скалами…». Место это  - на пандусе, через который путешествуют поезда от Москвы до  Петербурга. Туда летом ездит моя мама на свой конгресс по латино-американским танцам, которые ведут латино-американские  эксперты и народу собирается тьма-тьмущая. И конгресс этот происходит уже третий раз.
 
Один  поток водопада идет через трубу, а к нему с Покровки бежит другой ручей, и тут они,  сливаясь,  сильно шумят. Ручей этот  бежит  из осинника, от тех дач, что на бывших клюквенных болотцах построены. Туда еще,   когда корчевали сосны и увозили лес, деревенские  ходили корневища таскать себе для печек (отец Лидии Алексеевны Царевой).  И там есть железно-дорожная сторожка, у которой, если паровозам не хватало воды, они останавливались и заливали её ведрами в бак, а потом только дальше ехали. И туда  в  первые годы жизни в  деревне ходил  дедушка  с  тетенькой Лизой-студенткой 1 курса пединститута, и рассказывал ей по её просьбе про недавно умершую бабушку Лиду.

А еще у нас в деревне есть Поцелуев мост, на нем даже птицы-зеленушки водятся.  Один раз  мы гуляли с дедушкой у речки, и  нам встретился небольшого роста  плотный мужчина с цепким взглядом и  манерами прогуливающегося, но в то же время  всё инспектирующего.

-Здравствуйте, - по-дачному поздоровался  он и спросил нас, что мы здесь делаем, ведь летом  все дачники здороваются друг с другом, подчеркивая свою летнюю взаимосвязь. На вопрос, что мы здесь делаем – дедушка ответил, что мы пасем гусей.
-Гусей? – переспросил он с явной поддевкой. – Я что-то никаких гусей не вижу.

Дедушке это не  понравилось, и он смутился.  Ему вообще не нравится, когда критикуют его мечты или не во всем продуманные планы. Но мужчина расценил это как оплошность дедушки, и насмешливо повторил: «Где же здесь гуси? Я вижу только хворостину». Тогда я сделала  шаг  вперед, защищая дедушку,  и сказала твердым   голосом:  «Мы пасем здесь виртуальных гусей, то есть дедушка  рассказывает мне, что я должна знать по уходу за этими животными, потому что я состою в клубе юных животноводов и должна сдавать осенние  экзамены по этому предмету».

-О, да я смотрю,   ты - активный ребенок, и не только здесь в поле занимаешься наукой, что само по себе похвально (мало кто в нашем государстве интересуется сельским хозяйством по-серьезному), но еще и дедушку защищаешь! Это похвально, похвально, - менторским голосом проговорил он.

Потом, когда я ловила бабочек, они всё-таки помирились,  и мужчина даже попросту объяснил дедушке, что он ходил за хлебом в дачный магазин, потому что там хлеб московский, и он вкуснее, чем деревенский хлеб из глины. А также пригласил к себе в гости, сказав, что он  хоть и деревенский, но не из этой деревни, а из другой области. А его жена из этой деревни и может рассказать о других животных, если   мне и дедушке это понадобится. А самое главное -  он ответил на мучающий дедушку вопрос, почему никто не ел гусиной яичницы, а ведь гусыни несут яйца! А также сказал два важных момента для  их с дедушкой дружбы: он приглашает нас к себе познакомиться  с его женой тетей Надей,  потому что она  некоторым образом досиживает с детьми своей дочери и страдает от суженного общения дома. Была она   всю жизнь очень активной, проработала на почте, и после почты ей  тяжело  сидеть дома. «Приходите», - попросил он.    
         

Теленок

В марте со скотного двора  приносят совершенно мокрое, крохотное существо от коровы. Только что рожденное. Обтирают и кладут  на выгородку  у печки. А мать уходит мыть корову после родов. Потом телёнок всё время пытается встать на ноги и  всё время падает. Его кормят из бутылочки  с  соской. А глаза у него такие добрые и преданные, бесхитростные и беззащитные. И всё  это происходит до тех пор, пока за окном не зазеленеет травка. Тогда его выводят на улицу.
Как мы втроем  искали последнюю корову деревни

-Помню, - мечтательно сказала бабушка, - весна, все деревья в  желтых комочках, и мы   с  Люсей гуляем.
-Да нет, - сказал дедушка. – Там совсем другое начало.  Я прибежал радостный с поля и сообщил вам, что, конечно, оно  сейчас не пахано, сельхоздеятельность  на нем приостановлена, но я видел свежую коровью лепешку и   мы  будем искать корову и собирать коровяк для собственного участка. Чисто символически, чтобы Люся узнала этот процесс. 

Про поросёнка

Из пяти, если по школьным меркам, деревень – Головково, Лаптево, Коськово, Мошницы, Козино, а по возобновленной  приходской шкале  побольше,  полностью подавленная деревня – это Козино.  С запада она застроена дачами  товарищества   МХАТ, а с востока, за большим   прудом усадьбы, название которой потеряно,  территорию поглотил интернат для умственно отсталых.  На месте  распущенного гарнизона водоплавающей техники – тоже   интернат для умственно отсталых. Где находилась деревня, от которой осталось  8 домов, не особенно ясно. Но где-то именно здесь находился  свиноводческий питомник для всего  Солнечногорского  района, о котором все тоже забыли. Он целево распространял по заявкам  колхозным  свинофермам  крепких, здоровых молочных поросят.  Послабее можно было купить в личное пользование. Если крестьянин хочет руки приложить, попробовать – пожалуйста.  С риском, но за небольшие деньги. И  сколько этой крестьянке  приходилось руки свои прикладывать в надежде хоть как-то выбиться из нужды -  это же уму непостижимо.

Вот оттуда  мама тети Нади в её детстве и принесла за пазухой  троих малышей после опороса.  Как только мама вошла с ними, сразу бросили телогрейку на пол к печи. Телогрейка тогда по  русскому советскому обычаю была на все случаи жизни. И на такой тоже. И смышленые поросятки  сразу забились в рукава. Поняли, где теплее. Когда они  согрелись и попривыкли к новому домику,  их стали приучать к бутылке с    соской. Поначалу Наде   с  братом  Вовкой  было интересно их кормить, но потом  они    заметили, что еще интереснее включить их  в  свою игру.

Мы  придумали взять коробку из-под обуви, привязать к ней веревку и возить поросенка вокруг печки,  навроде барина или председателя колхоза. Один из поросят был невероятным игрунчиком. Когда проезжали дверь – он выскакивал из коробки и прятался за дверью.  Мы  делали вид, что не замечаем этого и ехали дальше. А он, подождав следующего круга, ловко впрыгивал в коробку.  Мы с  Вовкой были ошеломлены, какие мы   могучие дрессировщики и какой у нас  талантливый оказался ученик. Мы  уже подумывали, не податься ли нам в цирк и не завести ли каких-нибудь зверей покрупнее, раз уж мы  такие опытные, но тут пришла мама и сказала, чтобы посмотрели  в окно, что мы забылись, заигрались у печки, что на улице гуляет весна и место  подросшим поросятам – на скотном дворе. И что она их забирает и туда уносит. Мы кинулись в рев. Как же так? Разрушили нашу игру!

Разрушили наши мечты! Разрушили всё наше лето! Но мама в каких-то вещах была строгая и непримиримая. Могла просто сказать:  «Ну вот еще! О скотине плакать!»
А теперь я вам расскажу, откуда взялся   этот погодок Вовка. Дело в том, что  мой папенька женился на моей маменьке до войны. И успел родить дочку Тоню, а потом ушел в армию, и , не демобилизуясь из нее, пошел прямо на фронт. И отвоевал, как все, четыре года, и вернулся-таки в свою деревню.  Увидев, что дома на том месте, где он стоял, нет - в него попала бомба – поднял его из пепелища, обустроил и только потом, в 1953 году родил второго ребенка, то есть меня, тогда как у первой его дочери, Тони, в это же время родился сын Вовка. И для моей матери это означало одновременное  воспитание  внука и дочери. Его мать Тоня приезжала из города только изредка. Так у меня было одно детство на двоих в нашей  избе с собственным племянником.

Очень мы любили с ним  слушать сказку о Сиротке. Бежим  к матери в огород  и просим её рассказать сказку о Сиротке, но обязательно сегодня, обязательно вечером. Она отказывается, объясняя нам взрослые вещи, которых мы не понимаем, что она, Полюха, ходит в колхоз работать бесплатно, то есть за палочки и возможно, если правильно намекнул председатель,  чтобы не посадили  в тюрьму за саботаж советской власти и не отправили в Сибирь, потому что крестьянин -  социальный изгой. Его надо не только раздавить за мелкобуржуазность, но и  заставить  работать на пролетариат города и дважды, и трижды, и четырежды.

Поэтому, когда Полюха приходит  с работы – одно-единственное  её желание – поскорее  оказаться в своем огороде, чтобы после   рабочего дня  в колхозе, где ничего  толком не заплатят, вырастить хоть что-то, чтобы  семья не умерла с голода.
- Мама! Ну расскажи нам!
-Зачем  вам? Вы всё равно плачете! Это сказка страшная.
-Нет, мы хотим только её, хотим, расскажи!
И вот она начинает:   «Жила одна  девочка, у которой  была то ли нелюбившая её мать, то ли мачеха, которая  за какую-то провинность свела её в глухой лес и там оставила». При этих словах я цепляюсь молча за Вовку и сильно напрягаюсь. Мать выдерживает паузу.
- Мам, дальше!
- И вот, когда не любившая её мать уходит, наступает ночь и большие сильные звери с недружелюбием окружают Сиротку.
Тут мы как по команде  начинаем с Вовкой реветь.
-Ну вот. Я говорила вам, что не нужна такая сказка, - укоризненно замечает мама.
-Нет-нет, доскажи! Мы хотим знать, что будет дальше с  Сироткой! – в один голос кричим мы.
 
Однажды мы поехали в Клин покупать поросенка. Привозим домой, кормим, поим, а он не растет. Вызвали ветеринара, а он говорит – это скрещенный с кабаном, вас надули. Он не будет расти. Зарежьте его и не мучайтесь. Ездили в следующем году на другую станцию покупать. Поросятки понравились, были такие шустрые, активные, а привезли домой – они стали вялые. Так вскорости  и умерли. Народ говорит – их  известью растворенной поят, чтобы они были привлекательнее для покупателя на рынке, а что потом  он не выживет – им неважно. И некоторые из деревенских опускали руки, а другие искали противоядие, одно из которых – ехать  на рынок с бутылочкой молока и    соской и прямо там  кормить поросенка. Некоторые таким   образом спасались и вырастали до хорошего хряка осенью.

Муж тети Нади  – дядя Костя,  что любит задавать вопросы, -  из Тульской деревни.  Про поросенка он рассказал следующее: «Свиноматка  родит  11 поросят, а сосков у нее 9.  Два поросенка  обречены».
-Как же? Можно из бутылочки покормить.
-Нет, потому что посевная, ни на что  другое сил нет.
-Но они же умрут!

Он разводит руками. Для него это ничего не значащие городские доводы. В деревне посевная – это всё. Всё ей подчинено. Никто не виноват, говорит он, что она непропорционально  самой себе родила. И как человек словоохотливый, дядя Костя переходит на более миролюбивые разговоры о том, например, как большая свиноматка  летом любит нежиться в большой-пребольшой луже. И как ей там хорошо, приятно и что обмыть её после такой лужи – совершенно невозможно.

Как это так? По улице ходит совершенно  грязная свинья и её невозможно вымыть? Все в поле? Такого не может быть!


Замнуша

На  поле за деревней  встретились  две  дворняжки, обнюхали друг друга и разговорились.  Дворняжки – неприкаянные и перед зимой. Одна – производная от немецкой овчарки, вторая – от таксы. Та, которая от таксы – поразворотистей и первая заговорила о своих нуждах.

-У нас на дачах ( я – дачная) – три девушки –скороспелки блындали всё лето в ожидании парней, ну, знакомства с ними. Но никто не завелся, ни в  прошлый год, ни в  этот. Так они два года  проблындали по улицам. Одна – татарка  Залетдинова. Ах, хороша! Никаких себе приспособлений, чтобы заинтересовать молодого человека, не делала. Портрет налицо: конь-баба да и только, уже сейчас. Вторая – из самого богатого участка с большущей собакой по имени Купидон, с прелестными, уже хорошо взявшимися соснами у  дороги. Та вывернула   такой  предмет для молодых людей  - широкие  подтяжки, вдруг ставшие на тогда в городе М. очень популярными у интеллигенции.  Потому что во МХАТе спектакли  по Гольдони  «Хозяйка трактира» все актеры играют в исторических костюмах ХУ111 века, а хозяйка  играет в эротическом костюме с широкими бретельками на лифчике и постоянно их  оттягивает, становясь перед мужчинами то там, то тут в интересных позах, смущая их таким  неглиже. А третья – может быть, предвкушая одиночество  без молодого человека, завела меня.  Я, конечно, не возражала. Такое милое, юное, щедрое создание. Как мне её не любить? Но собачьим нюхом я предчувствовала, что надо не только с ней миловаться, но и пробивать себе второй запасной путь к пропитанию и крову на зиму. И точно. Два года они ходили, и всё без толку. То дачник в майке – написано на груди  «Я лучший папа», а то идет молодой человек в плавках, сзади написано – «Я люблю   Магадан» . И всё.  Оказывается, в  такой сложный период теперешние молодые люди боятся знакомиться с девушками.  Отберут от  мамы с  папой, заставят работать, а там еще дети пойдут! Нет, мы не согласны на это.

Они  придумали как минимум два, насколько я заметила,  противоядия этому страху: они согласны жить на бюджете папы с мамой,  а чтоб сексуальный вопрос не мучил – объединиться в крутую мужскую компанию.  Либо батальона  автоматчиков, стреляющих резиновыми пулями, либо мотоциклистов, в полной экипировке  гоняющих без устали на мотоциклах.   Да,  и  к  концу второго года, уже  к зиме, когда моя  девочка стала прорежать приезды на дачу своими школьными занятиями в городе М., я повадилась сопровождать на ключик одного пенсионера. Вдруг, думаю, она совсем перестанет ездить в зиму( так и случилось в дальнейшем), начну-ка я раскручивать  пенсионера  хоть на какой-то постой и еду. Преданно бегала с ним на ключик,  и пока он  набирал воду, носилась, лая, и в  ту, и в эту сторону, отпугивая от него  гипотетических врагов. Старалась, в общем.  И когда шли по деревне,  тоже работала со всеми собаками, которые за изгородью. Перебрехивалась, грозя им «порвать пасть» нешуточно, ведь за изгородью же. От одной  бегала к  другой  и всё с  норовом, всё на голос. Так!  Пусть думают, что вельможа идет по дачной улице! И он пусть знает, кого на службу взял! Как ему вольготно да безопасно ходить при мне!

-Да, и  что? – спросила вторая дворняжка, которая  была изначально немецкой овчаркой, но при каких-то  темных  обстоятельствах порода выветрилась.
-  Доходили мы до его калитки, и он говорил: «Извини, дорогая Памела , или как там тебя зовут. Мне очень  много нужно написать. Ну куда я тебя возьму? Я в доме сижу и пишу, пишу и сижу. И тебе со  мной будет несладко. Ты уж как-нибудь в другом  месте  себе жизнь устрой. Я тебе помочь ничем не могу. Карьеры я в свое время не сделал, а теперь я  должен успеть написать исключительно для самого себя. Для самоуважения. Тебе понятно?

- Клянусь вам своей бабушкой Майкой из другого дачного поселка, который находится в пяти остановках железнодорожного поезда,  что я ничего не поняла.
- Ну тогда иди так, поняла ты, не поняла. Иди так. И закрыл калитку.
-И что? - говорит вторая.
-В один год пострадала я от любви человеческой. От молодой девушки и от пенсионера.
-А  у меня всё не так было.

История Замнуши

Дедушка и бабушка уехали  в город,  выставив подросшего щенка за калитку и закрыв её на замок.  Мир провалился в тартарары. Сначала она скулила, не соглашалась, искала хозяев. Потом начала искать, что съесть, а потом опыт жизни вдруг  навалился на нее своей неотвратимостью настоящего и  неизвестным будущим, так что она и действовала и пугалась в одно и то же время. Бегала по соседям в дачном поселке в поисках еды и отклика и прошла всю динамику опустошения дачного поселка. Сначала через дом или через два никого, потом целым проулком никого и ,  наконец ,   вся улица пуста. Просишь-просишь – едва какая-нибудь старушонка трясущейся рукой вынесет кусок  черствого хлеба. Наконец и этот источник иссяк.

Остались лишь евангелические  дедушки с рюкзаком за плечами и маленькой книжкой в руках, строго приезжавшие раз в три-четыре дня проведывать свою дачу, специальной узкой лопаточкой пробивая в снегу тропку. Такую узкую, что, если погонят, трудно развернуться и вовремя убежать – пинка получишь.
И некуда ей было деться, кроме как пойти к продовольственному ларьку в поле, где хозяйничала деспот-сторожиха со своей собачьей камарильей, тщательно подобранной  еще летом, задолго до службы в зимний период. Её правило: внешний вид не  имеет значения, он мог быть разным, но летом требовалось быть лояльным почти ко всем, кто подходит  к ларьку, и даже к детям. Давать себя гладить даже и маленьким, которые не умеют гладить, а делают больно. Уметь не презирать пьющих, то есть не отпугивать клиентов, уметь поддавливать подгулявшую молодежь, но не рычать. Уметь быть ручными со старушками, которые на бумажечке приносят никому не нужную  еду.

Летом их и продавщица  кормила от пуза.  И перед тетками с хозяйственными сумками не растягиваться на дороге. Незнакомых и случайных строго пропускать по одному. Подозрительных отшивать, не огрызаясь. Набрасываться на человека нужно, хватая за штаны, а не за ногу, призывать всех, а не молчать. Ждать деспота-сторожиху и её указаний  для дальнейших действий. И в конце – уметь оказывать эскортные  услуги осенью, зимой и весной, когда магазин почти пуст, когда  сторожиха и все они ходят как  на плац-парадной площади, для назидания, а  она  каждый  день ранжирует, кто за кем должен стоять, кто за кем идти, и это напоминает  солдатскую лямку. Всё как у людей: ты в  группе, ты должен соответствовать.
   
Сторожиха дач  была не очень высокая, зато чрезвычайно полная женщина с царственной осанкой. Она  всегда высылала  глашатаев перед прогулкой, наконец выходила сама и в окружении камарильи делала в зиму   утренний и вечерний круг почета. Профилактически, назидательно. Магазин закрыт, там ничего  нет, а сторожить надо.  Но Замнуша не чувствовала в себе сил и желания вступать в эту гвардию. И волей-неволей  ей пришлось увязываться, чтоб не остаться совершенно одной, за евангелическими дедушками на железнодорожную станцию в надежде там что-то найти для себя.

Сначала  с евангелистами было идти просто – до конца дачного посёлка, а дальше надо было идти рядом с железнодорожным полотном, по которому постоянно набегали со страшным шумом и грохотом поезда. Всё время казалось, что тебя сейчас  растерзают, что они  бегут именно за тобой. И она никак не могла к этому привыкнуть  и всё время возвращалась, но голод и  одиночество толкали её  вперед. И она малу-помалу смогла всё-таки преодолеть это расстояние  до станции. Хотя всё равно ей казалось, что поезда хотят её съесть.

А там,  на станции,  её ждал новый удар: евангелические дедушки  влезали в электричку и пропадали. А она оставалась одна  и сколько бы  ни кружила по станции,  не могла их найти.  Куда они деваются, она не знала. Правда,  она увидела  дорогу в деревню. Совсем  другую дорогу. Дорогу, по которой  ходили люди сейчас, зимой, так же, как на даче ходили летом. Хотя она и не сразу осмелилась пойти по ней.

Когда  Замнуша пришла в деревню, её приняли невестой Пирата.  Перед забором, но с   миской и стабильно. А потом даже за изгородь, но иногда. Хозяйка Зоя боялась, что люди ославят. Муж Леонид говорил: «А кто чего скажет?», а она ему: «Да вроде неудобно. В деревне собака и с  невестой. Жена собаке не положена» - «А в городе положена! Чего нам на деревню-то смотреть? Там прямо говорят: «Иду на вязку – и всё»

Сам он к Зое пришел во второй половине своей жизни и никогда не унывал. Если не сошлось в первом браке – что ж, бывает! А она унывала:   «Давай я  теткину квартиру  твоим деткам от первого  брака отдам? В счет твоего  отсутствия?» - «Ну, отдай, если не жалко»

Леонид не унывал, но для первой жены это было  унизительно и  оскорбительно и неправдоподобно до такой степени, что она гордо отказалась. Мол, я детей на квартиру не  меняю. Но Леонида это не поколебало. Он кратенько резюмировал положение:  «Сначала не живут с мужиком, а потом обижаются. Не хочет – не надо. Сама уходи с работы да живи на ренту с этой квартиры. Не кланяться же им в ножки!»

Сначала Зоя, как  советский  человек, не могла взять в толк. Как это? Как это – не работать? А потом подумала:  «А действительно, это в советское время мы обязаны  были работать. А теперь – то   здоровье не ахти, а тут  ночная смена, то поздние билетные пассажиры с разговорцами». Она была билетным кассиром на  железнодорожной станции при деревне, Нет, не очень далеко от деревни, но в леске. Не раз одна в  кассе-то тряслась ночью.   У  женщины в годах, если ничего и не болит, то  побаливает. Ну и согласилась. И за мужиком  уход нужен, раз он у нее первый-то во второй половине жизни оказался. Так что   верно сказал Леонид, подумала она,  хотя и  чудно.

Да,  каждый,  как может,  теперь живет. Советское  - все, как на парад, бегут на работу, - ушло.  А  сделала так - будто и угадала. Через полгода что ли, максимум через год, их кассу сократили. Всё по бревнышку растащили, рабочего места не стало.

Во! Где бы я была, если бы на ренту не перешла? И чего бы я кушала? Как умно и вовремя он мне подсказал. Правда, была еще одна проблема: Леонид пришел во второй половине жизни, брак поздний,  и общими детьми Леонид её дразнить не стал, а принял предложение лаптевского друга.   Лаптево – это  следующая деревня,   ездили с ним по утрам на одной электричке в город на работу, хотя работали в разных местах, но разговорами дружны были.  Этот друг как  раз в это время усиленно уговаривал его взять последнего щенка от его собаки. Собаки уже не было в живых, остальных щенков он раздал. А этот  -  то ли много их было, то ли кто подвел из  спрашивающих – остался.
-Возьми! 
- Ну зачем  мне? – говорил Леонид. -   У меня нормальная жизнь.
- Возьми, я скоро  уезжаю, собака хорошая. Ну,  хоть заместо сына возьми, раз у вас детей нет. Сейчас Зоя  тебя  объединяет с   собой, а со временем собака будет объединять. Возьми, собака хорошая, злая.
- Как это? Хорошая и злая?
- Да, хорошая – это злая собака, - непреклонно говорил друг из Лаптева. – Она – защитник  от страхов человеческих. Это первое. А второе – сторож от шальных людей. И обязательно хорошую собаку надо  брать только  щенком, самому вырастить. А он у меня перехаживает. Ему хозяин сейчас срочно нужен. Бери, я уезжаю.
- Насовсем?
-Нет, но я буду один раз в неделю в деревне. А так собак не кормят. Тебе, как другу, даю.

Так   появился у Зои с Леонидом Пират. А на то время, когда прибежала Замнуша, ему  уже  жениться надо было. Попривыкли они  к нему и что-то  вроде  сына он у них был. Супруги в годах уже многому научились: партнерскому разговору, когда каждый друг друга слышит, пить кофе дома и особенно на улице летом, вальяжно рассевшись на стульях и глядя на деревенскую улицу. Вместе  они провернули на её участке личный колодец, которого не было, выстроили  светлую терраску наперекор неприятному дележу дома после матери – на троих детей. Просили   продать одну часть,  но родственники  не согласились. А как  выстроили терраску – стали предлагать свою треть. Но пожилые  супруги сказали – а куда ж нам теперь? Мы просили до, а теперь у нас комната, кухня, терраса.

Для партнеров  в годах оказалось, что им кстати небольшие собачьи радости,  дополнительно объединившие  их в родительских чувствах к сыну – не к сыну, но вроде того. Как все родители  они   кормили маленького Пиру   из блюдечка, протирали за ним, учили слушаться, выгуливали. В общем, делали всё то, что положено родителям. И продолжалось это счастливое благоухание как раз до момента взросления Пирата, что поставило хозяйку в тупик. Вроде невеста нужна, вроде она сама объявилась, а как-то всё  неудобно перед деревней. И решила она после  леонидовых советов по-женски: немного больше варить и выносить за изгородь, иногда давать на участке и сдруживать их.  А когда выводила гулять  Пирата  – это  уж его дело брачное.   Хотя внимательно следила, кто как в деревне, проходя мимо, реагирует.  В целом  получилось удовлетворительно. Никому же не  объяснишь, что эта собака им как бы за сына, а не сама по себе.  Нам он сын, хотя и собака, и мы это знаем, а деревне  Пират -  собака, ну и ладно.
Но тут пришла одинокая соседка из дома напротив. Как  на грех всё и случилось.

Как черт под руку её толкнул. Вошла привычно, ибо она часто входила к ним на участок. Большая, высокая. И Зоя с Леонидом сидят напротив,  и Пират сидит, все давно привыкли  к этой ситуации. Но здесь же  в  это время оказалась Замнуша. Она по-уличному, по-нищенски, поползла к соседке, скуля, видимо, прося внимания. А та, инстинктивно,  как бездомной собаке сделала рукой – отстань от меня. Такого унижения своей невесты Пират не стерпел и тут же, вскочив, кинулся на соседку. Что тут было! Вцепился в руку, она выдергивает руку с мясом, Зоя  бежит отдернуть Пирата,  Пират вцепляется во вторую руку. Леонид тянет с другого конца, кричит «Пират, на место!» Не знают, что делать, обезумели, кружатся на месте, хорошо, что соседкин  сын - милиционер был дома, выскочил, узнал, в чем дело и быстро повез её в поликлинику.

Только ночью Зоя поняла, что всё,  брак закончен. Что бы соседка   ни говорила – придется выгнать Замнушу со двора и миску убрать за забор. Не простит мне деревня  Замнуши. Скажут – Зойка приблудных собирает, а те порядочных людей кусают. Ты свое сострадание на поводке держи, скажут.

После  инцидента все разошлись,  и  Замнуша не обнаружила на куче песка свою обычную миску. Покружила для порядка – не завалилась  ли куда, но миски нигде не было, и она поняла – судьба опять бултыхнула её в прострацию случайных заработков хлеба насущного – то пристать к  кому, то тумака получить. Не каждому человеку любезничанье бездомной собаки нравится. А всё-таки к  каждому подходить надо  без разбора. Голод – не тетка. И она упрямо не уходила с деревенской улицы, потому что осень, потому что некуда. Вокруг глухие поля и кроме редких лис, подбегающих по вечерам к деревне сзади к сараям,  – никого. Редкие машины на дачные участки.

С закрытой калиткой и убранным в кухню Пиратом Леонид и Зоя сидели на стульях, упрямо молчали и собирали взгляды деревенских – кто что скажет. А покусанная соседка Зои  вышла с забинтованными руками после больницы,  демонстративно положила их на забор Зои и стала дружески, как ни в чем не бывало,  разговаривать с Зоей, доказывая, что  никаким приблудным собакам  не разрушить их дружбу, кто бы что ни говорил.

Замнуша не ушла никуда,  потому что надеялась, что миска каким-нибудь образом опять появится. Она стала топтаться за милостыней у соседского дома, но не дальше песчаной  кучи.  Дальше  дома уже были  заняты двумя собаками. С одной стороны было хозяйство  Бима, а с другой – Жульки, и она не хотела нарушать  без причины их пространство. Следующий дом, как  и многие  дома в деревне в эти годы, был поделен на два. Это  был дом Пузыревых. Замнуше повезло, что ближайшая половина дома была сейчас нежилая. Когда-то  там жил рабочий ЛЕПСа, а в душе поэт. И надо же такому случиться, что поэтическая стезя повела его на старости лет на крышу, а с крыши он слетел, попал печенкой на кол. В больнице пытались зашить мечтателя, но он умер.  Жена, живущая в городе, в  ужасе пыталась продать полдома, но у нее ничего не получилось. Деревенский дом бесценен, а ей назначали конкретную цену.
Деревенский человек с этим не мог совладать.
 
Пожалеть Замнушу было некому, сейчас там никто не жил, но это был её шанс осмотреться. На  её счастье  младший Пузырев с женой находился в межеумочном состоянии насчет собак. У них сложилось, что они всю супружескую жизнь держали собак  и кошку в доме. Жена, как  увидела Замнушу в окошко, что она трется  у   их изгороди и  никуда  не отходит, сказала мужу:   «Давай возьмем. Что мы всё одни да одни? Дети выросли, внуков мы им помогли поднять. Ни те, ни другие к нам не ездят. По дому я всё сама делаю, я дважды мать, уже привыкла за кем-то наблюдать, кого-то кормить, кого-то воспитывать. Почему это  не может быть бездомная собачка?»

А муж сказал: «Нет». Был он человек очень серьезный и прагматичный,  в  свое время кончивший городской техникум холодильных установок в  Москве. Работал после техникума у самого Курчатова в  институте на Соколе, о чем по понятным причинам помалкивал. Была у него форма   секретности. В перестройку  перешел в Подсол в канализацию. Те же трубы, что холодильные у Курчатова, специалист огромный. Высшее достижение – посылал начальника на три буквы и тот оставлял его дальше работать. Работает и сейчас.  Его график работы:  первые сутки – работа, сутки отдыхает, спит, третьи – пьет, четвертые – отдыхает от пьянства, пятые-  выходит  как стеклышко  на работу. В перестройку был по совместительству  старостой деревни и присяжным  в  суде пять лет. Потом отказался и от одного, и от другого поста.

-Нет, - сказал он, - наших времян никто из людей счесть не может. Ежу понятно, что их осталось немного.  И мы заводили  собак,   когда были уверены  в своих временах, что их хватит на собачий   срок жизни  и держали их. А теперь мы не имеем на это право. Мы заведем и умрем, а она будет приблудной. На нас грех  падет за неосмотрительность.
-Это  я понимаю, - сказала жена.-  Но эта-то уже бездомная. Почему нам её не пожалеть и не поддерживать  как-нибудь? Скоро зима. По телевизору обещали на следующей неделе.
- А как? Как  поддерживать,  чтоб без греха на душу?  - был он  человек начитанный и в  газетном варианте, и в книжном, и больше всего любил читать с включенным телевизором, почти Цезарь.  - Я не знаю, Катя, как?
-А может быть,   я за изгородку буду кастрюлю ставить и всё? Ведь живая душа помрет – тоже плохо. Частично и по нашей вине окажется?
-Катя, я тебя знаю сорок   пять лет. Если ты что надумала, то, я думаю, это будет хорошо. Сделай, как ты хочешь. Так можно.
   
И жена пошла, присмотрела большую обливную  кастрюлю, чтоб   хватило на три больших подхода в сутки, и стала выставлять её за забор.
   
Замнуша   быстро  перешла с первой половины дома на вторую, освоила кастрюлю, которую ей выставляла рука Всевышнего. И долго она не знала, какой женской рукой руководит рука Всевышнего. И надо сказать, она начала поправляться от регулярности тучного питания, приобрела некий лоск, упитанность.  Оказалось, что она не такая уж забитая собака, и ушки у нее полусогнутыми варежками симпатично так постаивают и даже взяла манеру охранять свою  кастрюлю и  дом Пузыревых - облаивать всех идущих  по деревенской улице. Многие от неожиданности даже терялись. Привыкнув к её просительным движениям,  вдруг увидеть  дерзкую особу, провожающую их строгим лаем.  На  равных правах она познакомилась с  Бимом Любы Сидоровой и с  Жулькой.  И часто    они бегали за подозрительными  по вечерам и усиленно  их облаивали. Так относительно сытно для нее  прошло ползимы. И она даже  вписалась в коллектив. Но тут пришел еще один претендент  на милостыню на деревенской дороге и разбалансировал всю  их компанию.
Пришел Самурай. История его была такова.

Самурай

Моложавая, еще работающая пенсионерка Люба Суворова( по мужу Лучко) хотела  выйти с утра на крыльцо, но наткнулась на большую, явно приблудную овчарку. Испугалась и вернулась в дом. Разбудила мужа, благо это было воскресенье,  и он был дома, и попросила его что-нибудь сделать с приблудной, увести её с участка. Муж, газосварщик в городе и потому аккуратный и  тихий человек ( искать свищи в трубах – какое терпение надо!) молча встал, оделся, прошел к холодильнику, отрезал кусок буженины, вышел во двор и, поманив собаку, открыл калитку и бросил кусок за нее. И когда собака выбежала, быстро  закрыл калитку, вернулся в дом и лег опять досыпать.
 
Когда Люба еще раз вышла на крыльцо, собака опять лежала там же на ступенях, а её следы по снегу указывали, где она перепрыгнула через изгородь, сильно понизившуюся из-за сугробов. Тогда она, как медсестра, взяла себя в руки, оделась потеплее,  заставила себя протиснуться мимо собаки и, не оглядываясь, вышла на деревенскую улицу, догадываясь, что  собака побежит за ней. Вышла на деревенскую улицу, еще не имея четкого плана, но надеясь, что ей может быть удастся довести собаку через поле до железнодорожной платформы, а там она  или отвлечется на что-нибудь или  сунется к  урнам в поисках пищи, раз голодная. А возможно, удастся кого-нибудь из деревенских, кто по своим надобностям уезжает на электричке в город, упросить забрать  с   собой собаку в электричку. Пусть там пару станций проедет,  да вытолкнут её где-нибудь. Прости, Боже, мои прегрешения, подумала Люба.  Пошла улицей, повернула на Крохин прогон ( по нему утром гнали стадо коров), но тут с угла увидела Антипову, которая строилась на задах деревни, и уже пробовала  въехать в дом.

-Здравствуй,  может быть тебе сторож нужен? – кликнула она  Антипову.- Возьми, хорошая собака.
-Не знаю, но подумаю, может быть,  возьму.

Так Самурай  попал на службу к Антиповым, к новому дому, который  вытянул из семьи, как водится, все жилы, не оставив никаких сил. Так, если по уму-то? Вместе с домом надо брать  и щенка, будущего сторожа, но сил не хватило, не взяли.  Антиповы недавно потеряли свою собаку Дару. Почему-то она попала под поезд. Наверно, что-то из вагона выбросили, что её привлекло, а встречная электричка  сбила.
 
Теперь  Самурай исправно за миску еды стал служить им, облаивая всех, кто идет на электричку, и грозно рыча на тех, кто идет с электрички. Но хватило его только на  три дня. После них, улучив момент, когда муж открывал ворота для машины, он удрал.

Володька, муж таможенницы Антиповой, подумал, что это ошибка. И ходил по деревенской улице и вновь привел, и вновь она служила ему исправно три дня. А потом опять убежала. Но никто уже не пошел искать. Все поняли, что с  собакой что-то товось. И  деревня согласилась оставить её на своей дороге и стала думать, откуда она и почему такая бестолковая? И все поначалу сошлись  во мнении, что она из соседней  деревни Коськово, пострадавшая от жестокого дачника, который её бросил под зиму на участке да уехал в город, не  заботясь о ней, не кормя и не перепоручив никому. И что она  несколько дней страдала на цепи, голодная и холодная, но потом как-то  оторвалась, много нищенствовала и побиралась и наконец, притащилась сюда, изверившись в людях и вдрызг испортив себе живот и  характер.  И толку от нее теперь не будет никому никакого. Хотя с другой стороны - она не бешеная,  не бросается  ни на кого, так что не страшно, если остаток  её дней пройдет на деревенской улице. Кто сжалится, подкормит, а где найдет что-нибудь сама.  Так, может, зиму и переживет, а летом легче будет. А дальше как получится. У каждого свой срок жизни и свой завод сопротивления. Пусть он исполнится.

Но в реальности в деревне она сразу сцепилась драться  с Пиратом, ведь ему единственному из больших собак было разрешено гулять без поводка. Всё это происходило зимней ночью. Никто не видел, но слышно было, как визжали, рычали, скулили, лаяли друг на друга две крупные  собаки. И Леониду стоило больших трудов их разделить и увести Пирата. И некоторое время Пирата вообще не отпускали с участка.
 
Самурай покрутился и, не найдя  ничего интересного для себя, куда-то исчез. И  вдруг через месяц  опять появился в деревне как ни  в  чем ни бывало, и деревня опять взялась гадать – откуда он, выдвигая новые версии и что с ним произошло, если он на цепи  не хочет сидеть весь день, как положено  собаке, а хочет сбегать, предаваться вольным путешествиям. Потом, истаскавшись и похудев и вроде бы как опомнившись, он, придя в  деревню, играет преданность и безупречное служение людям. И опять его берут на службу. Теперь уже священнослужитель. И тот же результат: три дня отъедался, потом, как народ  говорит, моча в голову вступила, сорвался и убежал.

Не знаю, какие  ценности у попов, но такая  собака попу не подошла. Он опять с месячишко гулял вольным художником, Полюбилось ему смотреть на разных людей, на разных собак.  По-разному негодовать на проезжающие машины. Богатой души было существо его. И в  третий раз пришел он в деревню. И  взяли его за безупречный экстерьер овчарки, преданность и расторопность молодые супруги  с  ребенком. Он спровоцировал даже мужские  качества в мужчине, и тот торжественно привел его  домой и  накормил. И они весь вечер играли: Самурай и ребенок.
 
А в  конце молодой человек с повысившейся  от такой  собаки сомооценкой  вынес ему миску и посадил на цепь. И очень удивился, что через три дня он обнаружил его  случайно у продовольственного магазина с другими людьми,  и в память  о радостях ребенка в тот вечер еще раз взял его к  себе. Но также безрезультатно.
   
Теперь лето,  и  Самурая  в деревне  нет. В лето  везде сытно: и в лесу, и на даче. А зимой, может быть,  и вернется. Тогда, может,   ещё о нем поговорим. А если   вернулся его хозяин на свою дачу – задать бы этому хозяину большую трепку. До скорого! Ведь в наших широтах  лето такое маленькое!
Смерть  Гоши и юбилей

В деревне – как  всегда. У соседа – смерть собаки, а у Щербаковых – юбилей - 70 лет.  Тут и за здравие, тут и местный детектив-милиционер в раздумьях, кто бы это  мог собаку Гошу, кавказскую овчарку, прикончить? 

По поводу заздравных песен было такое мнение – пригласить городского баяниста. А тот как сел за праздничный стол, сразу всем гостям раздал ксероксы с текстами наших старых песен, если кто подзабыл. Гости даже обиделись. У нас таможенница живет ( это её по работе  так  зовут) она все старые песни от начала до конца помнит. Нам ваши ксероксы не нужны. Поэтому  к застолью был приглашен трижды инфарктник,  последний гармонист деревни Петр. «Молодой агроном выходил  на поля…» - начал  Петя свою особенную.

-А вы из какого дома? – спросила свою соседку, коренную  деревенскую Надю хозяйка 59 дома, актриса МХАТа, теперешняя вдова, здесь похоронившая мужа.
Когда-то Надя была из этого дома, где они встретились сейчас на юбилее. Но в девушках она была отдана в 61 дом замуж, а потому  по-деревенски сказала скромно, не поднимая всей истории:  «Я из 61 дома»
- А мне   Миша Дубинин сказал, что  он хозяин этого дома.
-Нет,  я хозяйка.

На что актриса сказала – «Ну пожалуйста, пожалуйста, я ничего не хотела особенного. Мне так сказали» А  Надя повторила:   «Нет, я  хозяйка»  На том разговор и кончился. И все нетерпеливо затянули  «Уж ты, сад, ты мой сад, сад зеле-о-ненький, ты  зачем рано цветешь, осыпа-а-а-ешься!»
 
А по поводу внезапной смерти Гоши самодеятельный детектив  в  лице местного милиционера думал так: сначала узнай, кому собака   мешала. А это прежде всего соседи. Потом профессиональная деятельность пострадавшего. Хозяин  Гоши,   в прошлом, правда, - директор магазина, его интересы могли дотягиваться и до этого  времени. Из привходящих причин: там идет дорога на дачные посёлки. Кавказская овчарка могла рычать, как тигр, на каждого. А может,   это догхантеры? В послевоенное время мальчишки всё искали гранаты в дотах. На этой местности два дота стояло, охранявших Ленинградку. Боялись танкового прорыва к Москве. В Брежневское время – было слышно – перезахоронениями занимались. В Горбачевское и перестроечное немецкие кресты уже искали, а в новейшее с металлоискателями все поля перерыли, ища кресты да старые деньги. А вот теперь вдруг объявились в селе догхантеры. Такое рыцарство наизнанку. Подойти безоружным к собаке и отравить её. От этого  драйв. Эх, молодежь, молодежь. И самодеятельный милиционер-следователь(сейчас  милиционеры – люди обеспеченные, получают свои деньги и никуда не суются) пришел к такому выводу: «Прожил 9 лет, двигался мало,  вес 122 килограмма. Собака породистая, возможно, сама умерла, своей смертью». Хотя все девять лет дачники терпели его, проходя мимо тигриных рыков. Сейчас дачников нет, так,  упертые одиночки-ипохондрики    пройдут. А врачи определили: отравление. Быть  может, для того, чтобы поднять рейтинг? Что  криминал имел место?  В общем, нормально всё,  как всегда в русской деревне. Поговорили  да забыли.
Но не забыли деревенские собаки. Они сговорились и устроили митинг на всю деревенскую  улицу, неся плакаты:   «Долой таких хозяев, которые  допускают принудительную смерть своих питомцев!»
 
«Мы, коллектив сторожей деревенской улицы, возмущены попустительством властей, которые не  обеспечивают безопасность своих работников!»
 «Мы призываем найти и строго наказать виновных!»

Плакаты, петиции  и воззвания  несли    Майка и Бим, как  старые  и заслуженные члены сообщества собак. Первой поставили Майку,  как внучку знаменитой собаки, настоящей лайки,  которую в свое время настоящий охотник Витя-сыроед взял в  настоящем питомнике.

После смерти первой жены в городе Витя-сыроед с тоски уехал в лесхоз близ деревни и сидел там под ёлочкой. А Барсукова-религиозница и главная кастелянша церкви на то время шла за  грибами.  И спросила его, не может ли он починить ей  прохудившуюся крышу в сарае?

Ну,  он, конечно, не отказал. Так  и попал на житье в 71 дом. Принял её детей, взялся за её хозяйство. Они держали коз. Стал пастухом для этих коз и деревенским балагуром. Но не забывал и свои пристрастия: постоянно ездил на рыбалку на Истру, местную речку, выучился скорняжному делу. Ко двору, словом, пришелся. И сейчас жив, 79 лет ему, что ли.

Вторым шел Бим – главный сторож улицы. Из вневедомственной охраны. Ведомственная – это Пират и Гарри. Их  не отпускают за участок. Но невзирая на это, они всегда помогают   облаивать поздних ночных прохожих. Что зимой? Вокруг одни поля, а дальше – лес с пустыми дачами. Бдить – архиважно для благоденствия деревни.
 
Бим всегда держал вид неподкупного волка и бегал трусцой. В меру ленивый, в меру дисциплинированный. Его хозяйка – главная сваха деревни – Любинька Сидорова (по мужу), сама-то украинка. Муж её хорошо пел деревенские песни в  свое время, но полез за самогоном в подпол, да не мог оттуда выбраться, там и умер.  Любинька и себя не обделила собственным сватовством: пустила  на постой женатого курянина, который работает в Москве, зарабатывает деньги на семью, отвозит на своей машине эти деньги в Курск выросшим детям и жене, а потом возвращается сюда и живет со с
свахой Любинькой.  Бог знает, на каких началах! Но мы им не судьи.
 
Третьей шла  Замнуша, уже справная,  упитанная собака. Со спокойными манерами, приверженностью к ценностям деревни. Она так и осталась у двух хозяев. То Катя Пузырева ей вынесет, то Зоя подкормит. Чего скажешь? Повезло собаке. Не умерла, выправилась, новых хозяев до лета обрела.

Четвертым, конечно, должен был идти Самурай. Но раз уж втемяшилась мужику идея свободы,  то трудно из его головы её выбить. В самый момент нужды в нем, когда все должны были показать свое единение, он где-то  гулял.
Пирата и Гарри, конечно, не отпустили, как и сумасшедшую, бросающуюся на всех кавказскую овчарку у коттеджа в  мавританском стиле, которая дважды вырывалась из рук и покусала за мягкие места Люсю Романову из 28 дома.
 
С других улиц - овчарку  гастарбайтеров   даже не спрашивали. Четырех такс,  Белочку и Алоцветика с нашего конца не приглашали. А к ротвейлеру киллеров и подойти не решились – он их не подпустил. Алабая дочери  активистки (она же социальный работник) побоялись взять за неукротимый нрав. Полкан миссионера в этот день, так как выпало на рабочий день, сидел  взаперти в сарае. Двух собак, которые приходят на прокорм  к магазину со своей хозяйкой,  забыли пригласить. А собаку с Рубежа (там  делают дома на продажу от лесхоза) не пустили на демонстрацию, сказали – это не  наше  дело – ваша демократия. Так что отдуваться пришлось четырем собакам.

А позади процессии шли безутешные хозяева Гоши. Директор продмага в прошлом, теперь заядлый рыбак и охотник с корейской иномаркой у дома с  двумя сараями (один   для мясных кур, а другой – для несушек) и его жена – скромная работница какого-то офиса, который ворочает крупными финансовыми потоками. На их транспаранте стояло:  «Прости, друг, и прощай»

А юбилей закончился  у соседа как всегда далеко за полночь,   наиприятнейшими  пожеланиями  гостям. В конце всех поразила  новость, прибежавшая ногами одной старушки:  «В связи с ремонтом магазина алкоголь продается по сниженным ценам».  Потом пришла вторая новость, что деревенский магазин закроют на ремонт, пристроят еще один торговый зал и откроют  филиал городской  «Пятерочки». Все бурно осуждали это. Одни говорили, что это будет нерентабельно, а другие говорили – а нам-то что?  Нам бы цены приемлемые. Пусть городской магазин ставят. Но недаром в народе  есть поговорка  «Тех же щей пожиже влей». Что пришло на смену деревенскому магазину с четырьмя пенсионерками с огромным стажем – это уму непостижимо. Но  хозяин-барин. Он сказал:  «Магазин есть, товары есть, а выхлопа нет». Работайте с 9 до  10, а не хотите – увольняйтесь, я других найду».