На память
Никто не знал, откуда появились в нашей деревне эти люди. Женщина с мраморным лицом – таким же белым и таким же неподвижным. Красивая женщина: черные волосы на прямой пробор, чёрные брови вразлёт, темные строгие глаза. И тонко очерченные губы, на которых никогда не бывало улыбки. А с нею - двое детей, девочка и мальчик, дошкольники ещё, очень похожие между собой и абсолютно не похожие на свою мать. Оба русоволосые, сероглазые, и при этом с такими яркими, персиковыми мордашками, с тёмно-розовым румянцем на щеках, будто их только что вывезли с самых южных югов...
- Ишь, хрукты какие! И от кого ж это их Снежная Королева-то рожала? – протянула наша все замечающая соседка баба Наташа. – Мужика ведь при них не видать...
Так и приклеилось к женщине это имя – Снежная Королева, и редко кто вспоминал, что на самом деле ее зовут Ниной. Не зря приклеилось, нужно сказать. Нина оказалась человеком с прохладцей, дружбы ни с кем не завела, общения не искала. Устроилась в одном из свободных домишек. Работать пошла на ферму, там платили лучше всего. Работала хорошо, с товарками не ссорилась, но держалась особняком. Сельчане посмотрели, пошушукались, попробовали разговорить, да и отстали, видимо, решив, что насильно мил не будешь.
Они были невероятно, невозможно бедны, эти трое. Даже по нашим, очень скромным, деревенским меркам. В доме какая-то рухлядь вместо мебели, из одежонки лишь самое необходимое... У детей не оказалось ничего тёплого, и всю бесконечную североказахстанскую зиму они просидели в домишке, не гуляя. Лишь изредка старшая, Танька, закутавшись с головой в старую материнскую кофту, в комнатных тапочках выскакивала во двор, давала по нему жеребячьими скачками торопливый восторженный круг и снова пряталась. И вся прогулка...
Произошло это в один из ярких весенних дней, когда солнце, словно устыдившись своего долгого безделья, уже согнало снег с уставшей от холодов земли. Наша детская ватага, радуясь теплу и воле, спешила на высохшую полянку за деревней: там можно было, никому не мешая, вдоволь набегаться и наораться после застойных зимних времён. В палисаднике у домика Снежной Королевы мирно сидели ее диковинные южные дети. Просто сидели, подставив солнцу слегка побледневшие за зиму личики. Грелись, как котята на завалинке. И нужно было бы позвать их с собой, пусть бы поиграли, повеселились, почувствовали себя своими. Но они были чужие, эти мальчик и девочка, не наши, другие. Кто первым поднял жука-солдатика, кто первым бросил его Таньке на голову? Это неважно. Через секунду уже вся наша толпа, крича и улюлюкая, забрасывала малышей красно-чёрными жучками, не обращая внимания на плач мальчика и на попытки его сестры что-то нам сказать, прокричать сквозь наши крики... И я бросала, внутренне содрогаясь от отвращения, представляя, что солдатики ползают по моей голове и коже, буквально ощущая их мерзкие щекочущие лапки.
Всё это безобразие прервала пара увесистых тумаков, розданных от души и не глядя красной от гнева бабой Наташей.
- А ну пошли, скаженные, шоб вам... Вот я мамкам вашим расскажу да батькАм, пусть всыплют вам, иродам... Обижать безвинных! – басом гудела старуха, пробираясь сквозь нашу толпу к ревущим жертвам террора.
А вечером, уже тихим полушёпотом, доверительно рассказала моей маме:
- Уезжает она. Под Караганду. Ейный там теперь сидит...
Нина исчезла из деревушки так же внезапно, как и появилась в ней. Пустые глазницы окон домика, в котором она жила со своими детьми, бессмысленно таращились на соседние дома, на двери висел ржавый замок. Больше ничего не осталось. Разве что чувство вины. И моя стойкая неприязнь к насекомым, патология с красивым иностранным названием «инсектофобия».
Видимо, на память.
Свидетельство о публикации №218012901981