Вот моя деревня глава седьмая

    Вечером состоялась настоящая «творческая встреча» двух Шурок На встрече присутствовали: мама Катя, Евдокия Ивановна, Шурка - Родя, Шурка - Толстый и кандидат в мастера спорта по шахматам Юрий Леонидович. Опять было шикарное деревенское застолье, Ели, разговаривали и помаленьку пили. Юрию Леонидовичу в этот раз не наливали. Да он и не требовал. Ему было интересно наблюдать за дядьями, слушать их болтовню.

    Я смотрел на Евдокию Ивановну и дивился, как это она, такая маленькая, пошла за такого верзилу Лёньчу, не выдержал и спросил:
---- Евдокия Ивановна, как ты осмелилась выйти замуж за такого огромного мужчину?

--- А я и не выходила.
--- Как так?
   Евдокия переглянулась с тетушкой Катей. Обе рассмеялись.
---- А вот так! – За невестку ответила тетушка. – Мы её украли…
---- Разве у русских бывает такое? Такой обычай был у хакасов, воровать невест.

---- Всё бывает, если очень захотеть!
---- Да всё просто, - начала прояснять ситуацию Евдокия Ивановна, но свекровь перебила.

---- Лёньча же не умеет с женщинами обращаться. Зовут его и зовут девки поиграть на танцах, и он ходит то в клуб, то на «тырло» и возвращается с баяном. А ему уже далеко за двадцать. Спрашиваю: «Ты когда приведешь мне невестку? Осчастливишь внуками?» А он - погоди да погоди. «А есть, спрашиваю, которая тебе нравится?» «Есть!» говорит. «Ну так тащи её сюда!» - советую. Вот и притащил… На всё село прославился. Неделю село бурлило: «Лёньча-Симон, Дуську Третьякову украл!»

---- Да я не очень-то и сопротивлялась, - продолжила рассказ Евдокия Ивановна, - Самой было уже далеко за двадцать, а замуж никто не звал. Видимо из-за малого роста. А тут тоском потащили! Бросил он баян, сгрёб меня в охапку и понес, ни слова не говоря. Я для виду посопротивлялась, по морде ему надавала под хохот подружек. «Любить буду, дурочка!» - только и сумел выдавить из себя.  Никто не заступился, приняли за игру. А когда скрылись за углом клуба и остались одни, я сказала: «Отпусти, сама пойду» .

---- Где есть любовь, там слов не надо! – резюмировал Толстый.
---- Какая уж тут любовь!? – Дуся махнула рукой! – Но прожили вот жизнь…
---- Живут вот уже 25 лет душа в душу.  Невестка – лучше не надо! Трое внуков: Таньча, Генча. Юрка вот только подкачал, но он у нас – голова!
--- Пил бы Леня поменьше – было бы вообще хорошо.

---- Мышь копны не боится! – вставил Толстый.
---- Дядя Шулра, Вы же обещали сходить со мной на Плролрву искупаться? – Юра и не ел и не пил. Он успел покушать до «творческой встречи».
---- Да, Юра, завтра сходим. Я хозяин своему слову.
     А Толстый опять прокомментировал:

---- Слову хозяин: слово дал – слово взял…
---- Ну, ты, Шура, не ёрничай, пожалуйста, - попытался успокоить я брата. - Говорят, ты стихи пишешь? Когда это ты стал таким интеллектуалом? Ты же в первом классе два года сидел. В школу пошли вместе, а ты сразу же и отстал, каракули рисовал в тетради по чистописанию…

---- В городе жить – интеллектуалом быть!
---- Ну, ну! А гармошку-то не забыл?
---- Я даже учителем игры на гармони в Красноярске был. В свободное от бревен и досок время, в городском хоре пел!

---- Тебя Альбина, наверное, за гармонь и полюбила?
--- Ну да! Летом ухожу играть на улицу, зимой в кухне двери плотно закрываю…
---- Мне повезло больше – терпят…
---- Ты тоже играешь?! Да, ты же на нашей русской тоже что-то пиликал.
---- У меня как у Лёньчи и гармонь и баян

---- О,о!!!
---- А что о-о? Я хоть в селе живу, но тоже что-то соображаю…
---- Да ты у нас с первого класса интеллектуал, на одни пятёрки учился.
---- А ты на второй год остался.
---- Зато я институт окончил, а ты только техникум…

---- У меня под боком института не было. А будь под боком даже пять, я бы их все позаканчивал…  У меня зато диплом красный...
---- А у меня в дипломе русские тройки, на которых я и доскакал до инженера.
---- Поди, на экзаменах с учебника ответы списывал?

---- Списывал! А что?! Мы же свои, там много нас было, лесокомбинатовских, да и институт, можно сказать, свой. Производственники! Все уже знаем!
---- Ой-ли! Ну-ка скажи, что такое абапл?
---- Ну, ты и шутник! Да это же горбыль!
---- А вот и нет! Я проверял, знаешь ли ты… Оказывается, не знаешь!
---- Знаю. Я проверял, знаешь ли ты.

----Ладно, замнем для ясности! – попятился я. Я сам не знал, что это за абапл, но cчитал, что это не горбыль.
---- Нечего заминать! – взъерошился Толстый, - Вовсе не абапл, а обапол. Только он бывает разный, его и складируют отдельно. Обапол пропиленный с двух сторон, с одной стороны не полностью, и обапол пропиленный только с одной стороны. Всё это и есть горбыль. Им  и цена разная. И складируют их в разные штабели.

    Разговор между нами превращался в некие переговорки. В детстве мы играли в такую игру. Сходятся два говорка и начинают уедать друг дружку.  В ход идет и нецензурщина, и аморальщина. Пацаны специально заучивали задиристые и занозистые вопросы и ответы. В перекличке побеждал тот, у кого запас  таких «знаний» был богаче. Никто не обижался, потому что это считалось игрой воображения.  Уедать друг друга сейчас мы, конечно же, не собирались, но поиграть в дружеские поддёвки и поддавки были не против.
 
    В споре про обапол я проиграл. Брат торжествовал, а я перевёл наш «диспут» в более интеллектуальное русло:
---- Да!? – делано удивился я. – Мудрый ты человек!
---- Книги читаю! А ты, поди, газеты? Запомни: книги делают человека умным, газеты - нервным.
   
----- Умница! – снова похвалил я Толстого. - Всесторонне развит! Без недостатков!
---- У меня только один недостаток – недостаток денег!
---- Ну, этот недостаток испытываешь не ты один! Этот недостаток испытывают даже те, у кого их мешок!

---- Я не старался стать богатым, я старался стать разумным!
---- Вижу, насколько это получилось!
---- Да! А что не получилось? Я понимаю даже то, почему только в России заборы делают из досок, а мебель из опилок!

   Я был повержен! Если братан понимает даже это, значит он действительно умный человек!
---- Если ты такой умный, прочти мне что-нибудь из своих «умных» стихов.
----- Не верь тому, кто говорит красиво. В его словах всегда игра. Поверь тому, кто молчаливо. Творит красивые дела.

    Но я тут же его разоблачил:
---- Да это же Омар Хайям!
---- Ха, ха, ха! – расхохотался Толстый. – Ты, оказывается, стреляный воробей! На мякине не проведёшь!
---- А то! Я не только газеты читаю, но и книжек прихватываю…

---- Чудачек помешанный. Всё во мне намешано. Я всю жизнь в смятении. В творческом мучении. Раскрасавец, как павлин. В мире я такой один. На поверку я прохвост. Распушил павлиний хвост. Рассмешил я всю Европу. Оголив павлинью попу. Я творец своей удачи. Не могу я жить иначе.

       Продекламировав, Толстый торжествующе посмотрел на меня, но я заметил в его прищуре некоторую долю смущения.
---- Самокритично! Молодец!
---- И брат, вдохновлённый моей похвалой, продолжил:

---- Где же муза ты моя? По тебе тоскую я. Я искал тебя, искал. Средь лесов, полей и скал. Ты сама явилась вдруг. И ввела меня в испуг. Я не ждал тебя такую. Озорную, заводную. Ты смеялась надо мной: «Ха, ха, ха, товарищ мой! Не тебе меня любить, Не тебе любимым быть!» Видя эту красоту. Я проснулся весь в поту. Не загнал я шарик в лузу. Упустил я свою музу. Помахала мне платочком. Жирную, поставив точку. Где же муза, ты моя? По тебе тоскую я.

----  А ко мне явилась муза. Нету попы – одно пузо! И отбиться я не смог. Даже бог мне не помог! – в унисон брату, продекламировал я одну из своих частушек про поэта.
---- Ну, распелись два соловья…. – прокомментировала тётушка.

    Юра смеялся  широко раскрытым ртом. А Евдокия Ивановна восхищенно смотрела на деверей. Ей была в диковинку такая творческая перепалка.
---- Муза – одно пузо! – раскачиваясь в подушках, хохотал Юра. – Ну, дядя Шурла! И отбиться не смог!

---- Юра, и не отобьёшься! Писательство – это такая болезнь, которая поражает думающий орган, и лишает все остальные жизненных удовольствий. Не мною сказано, но верно.
---- Вы, дядя Шурла, однако, хитрлый, как дядя Миша!?
---- Никто не знает столько, сколько не знаю я! Я, Юра, не хитрый. Я умный, как твой родной дядя Шура.

---- Хитрлый, хитрлый!!!
---- Однако, хватит нам болтать! Дайте мне точку опоры, и я произнесу тост! – Толстый наполнил стопки. – Эх, - произнес он, высоко подняв стопку, - Сахар и соль – белая смерть, лес и водка – зелёные друзья! - И опрокинул водку в рот, не глотая.

---- Вот видите, товарищи! Даже в самом плохом человеке можно найти что-то хорошее, если его хорошо обыскать… - резюмировал я, кивая в сторону Толстого.
---- Ну да! – согласился со мной брат, зажевывая водку малосольным огурцом, - Дураки – не таланты. Они не вымрут…

---- Зачем же «дураки»? Я серьёзно.
---- Угу… - неопределённо откликнулся Толстый. - Никто, никогда, ничем не довольствуется.
---- Согласен: Жизнь даётся один раз, а удается ещё реже.

---- Ну, вот и в философию ударились, – тетушке нравилась наша «перебранка». – Не философствуйте, а просто живите…
---- Ну да! - воспротивился Толстый. – Диван, телевизор и – нет человека!
---- Альбина жалуется, ты так дома и делаешь.

----- Дома я отдыхаю! Сколько раз вам объяснять! А голова-то работает! Меняю труд физический на умственный. Так и медицина рекомендует…
---- Философы! Вы бы взяли гармошки да пошли бы на улицу,  поиграли,  пусть деревня послушает…

---- Моя Альбина говорит: «Пусть музыка будет в каждом доме, но не в моем. Она любит телевизор. Я его ненавижу.
---- Ладно, пошли. Пусть улица потанцует…
---- Пошли! Ударим музыкой по деревенскому затишью!

---- Дядя Шурла,  я хочу с вами, - запросился на улицу Юрий Леонидович.
---- Пойдём, Юра, - обрадовал я племянника, выгреб его из кресла, унес на веранду, усадил в коляску, укрыл бабушкиным платком от комаров и выкатил за калитку.

       Брат вынес баян и гармонь.
---- Располным-полна моя коробочка, есть и ситец и парча! – запел Толстый, растянув меха гармони.
----- Пожалей душа-зазнобушка молодецкого плеча! – продолжил я, подстраиваясь баяном под тональность гармони.

    После первых строк «Коробейников» брат выдал такую гамму переборов, что мне осталось только поддакивать ему аккордами.

    Улица притаилась! Она была пуста, слушала молча. Вечерняя прохлада не выманила сельчан посидеть на лавочках у ворот. Пришло время окучивания картошки, и хоть давненько не было дождя, они не предвиделись и по прогнозу, все ринулись в огороды. Перерастёт картошка – потом к ней не подберёшься.

    Да нам особо и не нужна была аудитория. Мы выпендривались друг перед другом, кто красивее сыграет. Ни я, ни брат не оканчивали музыкальных учебных заведений. Не было у нас такой возможности, но среди неучей мы (как мы считали) были не последними. Музыка звучала то громко, то тихо. Вечернее затишье не мешало ей распространяться в оба конца Белятии. Хоть и не нужна нам была аудитория, однако мы нет-нет да взглядывали вдоль улицы – всё-таки слушатели и зрители нам не помешали бы. 
       
   И вот, наконец, открылась калитка в доме напротив. Вышел красивый молодой человек при галстуке, в соломенной шляпе, из-под которой выглядывали завитки рыжих кудрей. Лёгкая рубашка безукоризненного белого цвета, туфли безукоризненно черного, джинсы, потёртые по ковбойской моде. Ну, прямо Сергей Александрович Есенин! Не хватало только тросточки. Он вышел словно из прошлого века, и направился к нам.

--- Рлыжый идёт! – предупредил нас Юрий Леонидович.
     Он знал этого красавца. Красавец приходил в их дом поиграть на Лёньчином баяне, когда приезжал погостить у бабушки в деревне. Толстый, хоть и частенько бывал в Алтате, с ним не встречался. Красавец был моложе нас лет на двадцать. Мы даже играть перестали, любуясь им. Это был настоящий городской пижон! Я даже подумал, что он специально приоделся, чтобы сбить с нас деревенскую спесь. Так, наверное, оно и было. Красавец медленно, вразвалочку, приблизился.

---- Почему музыка смолкла? – вопросил он, сделав удивленные глаза. – Привет, гармонисты!
     Мы сразу прочувствовались к нему уважением. Франт! Нам не чета!
---- Здрасти… - пролепетал я, а Толстый вообще промолчал, чуть наклонив голову.

---- Вижу в окно, тут концерт идёт! Ну как не поприсутствовать! Бабушка говорит: сходи, познакомься со своими тёзками. Будем знакомы: Александр Георгиевич Тихонов, – представился красавец и протянул холёную руку.
    Нам пришлось сделать то же самое:

---- Александр Николаевич Тихонов!
---- Александр Ильич Тихонов!
    Получилось несколько театрально. Юра с интересом наблюдал за процедурой знакомства. На его лице, прямо крупными буквами, было написано: «Сейчас что-то будет!» Он-то знал, что красавец окончил в Минусинске музыкальное училище и работает в том же городе музыкантом в городском Доме Культуры.

---- Молодцы-отцы! Здорово играете! – похвалил нас Александр Георгиевич. Он хоть и годился нам в сыновья, но мы же, стреляные, чувствовали за ним интеллектуальную силу. – Жаль, я инструмента с собой не прихватил, я бы вам помог.

---- А Вы кто, молодой человек? – первым пришел в себя Александр Ильич, то бишь, Толстый.
---- Вы, что, мою бабушку не знаете?
---- Бабушку Лену мы знаем, Вас не знаем, молодой человек.
----  И моего папу вы  должны помнить.

---- Это кого? Гошку-Лютика? Помним, помним! Он раньше нас в город сбежал.
---- Я его сын, и я музыкант, окончил минусинское музыкальное училище, работаю в городском ДК.
---- Ага, понятно.

    Мне стало интересно. Третий музыкант, притом профессиональный, и предложил ему баян:
---- Ну-ка тёзка, покажи, как следует играть профессионально, по-настоящему?
---- А что вам сыграть?
---- Ну, например, вальс «Берёзку»

    Я когда-то сам разучил этот вальс по нотам, но за массой бытовых дел и забот утратил навык, и стал играть его по наитию, но помнил, как красиво он играется по нотам!

    Александр Георгиевич взял из моих рук баян и, не садясь на лавочку, так заиграл, что у меня слёзы навернулись на глаза. Почему же я не закрепил навык этой игры по нотам?!  Но самоучитель это, всё-таки, не музыкальное училище, да и времени я уделить учебе много не мог. Эх!

---- Сразу видно профессионала! – не удержался от восклицания Александр Ильич. – Тебе что?! Ты доски с брусьями не таскаешь! Работаешь на сцене. Вон, какой лощёный!
    А я прокомментировал:

---- А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь! Это про нас с тобой.
   Из той же противоположной калитки вышла бабушка Лена. Она подошла к компании музыкантов:
---- Как у вас тут весело! Трое, все Шурки, и все Тихоновы! Оглушили, поди уж Юру-то!

---- Нас трое, и все в тельняшках! – выдал Толстый расхожий каламбур из детства.
---- А ты меня помнишь? – обратилась тетушка Елена ко мне.
---- Помню, конечно, - подтвердил я, и,  не подумав, брякнул: - Как не помнить Гошку-Лютика, знаменитого комбайнера?! И Вас помню, как Лену-Лютичиху.

     Тётушка Елена покраснела. Она обиделась:
---- Я не Лютичиха, я Елена Михайловна, и Гоша не Лютик, а Георгий Николаевич.
   Я прикусил язык, я забыл, что Лютики обижались, когда их так называли. Мы с Лютиками не были роднёй, хоть и жили на одной улице, общались мало, потому-то я и забыл. Елена Михайловна сразу потускнела и на лавочку к нам не присела.

---- Ладно, играйте, однофамильцы. Здоровья вам и всех благ, - Елена Михайловна демонстративно развернулась. – Музыканты! – Ей, видимо, хотелось поговорить со мной, но я, вот, неуч необразованный…
---- Зачем вы так с бабушкой? – обиделся и Александр Георгиевич. – Выходит, что и я Лютик?

      Я виновато молчал. Александр Ильич молчал из солидарности со мной.
    Когда бабушка ушла, Александру Георгиевичу стало скучно с нами. Сыграв попутно с «Берёзкой» еще и «Амурские волны» он тоже ушел. Совсем стемнело, и стало даже холодно. Пришлось Юрия Леонидовича занести в дом. Да и концерт продолжать после игры профессионала стало не интересно.


Рецензии