Толика созвучности

                Эпизод первый. Неуловимость мысли

        Обратимся к  первому сборнику стихотворений О.Э. Мандельштама носящему название «Камень». Вышел он в 1913 году и состоял всего из 23 стихотворений. Впоследствии был дополнен позднее написанными текстами, поэтому переиздавался в более полновесном составе в 1916 и 1923 годах. Следовательно, пользовался спросом у читателей.
        Включал он  маленький шедевр, состоящий всего из двенадцати строк. Можно сказать, что это три наполненных музыкой строфы.
 
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.

Немного красного вина,
Немного солнечного мая,-
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.

        Учтем, что в год его написания было Осипу Эмильевичу всего восемнадцать лет. Прочитав эти строки, так и хочется спросить автора словами М.И. Цветаевой - "Откуда такая нежность"? Это из стихотворения, посвященного поэтессой самому Мандельштаму, но появившемуся  несколько позднее (1916) и совсем по другому поводу.
        Если сравнивать поэзию Мандельштама  с живописью, то, несомненно, можно почувствовать ее совпадение с импрессионизмом. При этом в воссозданной им картине присутствуют всего два цвета: красный - «немного красного вина» и белый - «тончайших пальцев белизна». Написано стихотворение в жанре натюрморта. Что мы видим? Комната, хрустальная ваза, бисквит, вино… Остальное пространство заполняется нашими ощущениями и домысливаниями.
        Поражает первая строка – «невыразимая печаль», которая сразу задерживает внимание необычностью сочетаемых слов.  Недаром спустя четыре года мы видим «невыразимость»  уже в стихотворении «Вечером» А.А. Ахматовой

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

        Вернемся к Мандельштаму. Образы, созданные поэтом, каждый может трактовать различно исходя из собственного жизненного опыта, восприятия искусства и действительности. Имеется возможность говорить даже о некоторой таинственности стихотворения, недоговоренности автора, что было свойственно модным в то время литературным течениям.
         Например, мне думается, что ранним весенним утром в освещенную солнечными лучами комнату вошел сам поэт и увидел просыпающуюся любимую женщину. Пробуждается природа, пробуждается  молодая женщина… Все пребывает в истоме, ожидании приближающихся летних дней. 

                Эпизод второй. Загадочность

        Откроем четвертый сборник И.А. Бродского «Новые стансы к Августе» (1983).  В его состав входит стихотворение «Загадка ангелу». Оно довольно большое из-за присущей поэту многословности и состоит из восьми строф, каждая из которых опять же содержит восемь строк. Нельзя обойти стороной и не упомянуть возлюбленную поэта - Марину Басманову, поскольку автор именно ей посвятил весь сборник стихов, обозначенный выше.

     Мир одеял разрушен сном.
     Но в чьем-то напряженном взоре
     маячит в сумраке ночном
     окном разрезанное море.
     Две лодки обнажают дно,
     смыкаясь в этом с парой туфель.
     Вздымающееся полотно
     и волны выражают дупель.

     Подушку обхватив, рука
     сползает по столбам отвесным,
     вторгаясь в эти облака
     своим косноязычным жестом.
     О камень порванный чулок,
     изогнутый впотьмах, как лебедь,
     раструбом смотрит в потолок,
     как будто почерневший невод.

     Два моря с помощью стены,
     при помощи неясной мысли,
     здесь как-то так разделены,
     что сети в темноте повисли
     пустыми в этой глубине,
     но все же ожидают всплытья
     от пущенной сквозь крест в окне,
     связующей их обе, нити.

     Звезда желтеет на волне,
     маячат неподвижно лодки.
     Лишь крест вращается в окне
     подобием простой лебедки.
     К поверхности из двух пустот
     два невода ползут отвесно,
     надеясь: крест перенесет
     и опустит в другое место.

     Так тихо, что не слышно слов,
     что кажется окну пустому:
     надежда на большой улов
     сильней, чем неподвижность дома.
     И вот уж в темноте ночной
     окну с его сияньем лунным
     две грядки кажутся волной,
     а куст перед крыльцом -- буруном.

     Но дом недвижен, и забор
     во тьму ныряет поплавками,
     и воткнутый в крыльцо топор
     один следит за топляками.
     Часы стрекочут. Вдалеке
     ворчаньем заглушает катер,
     как давит устрицы в песке
     ногой бесплотный наблюдатель.

     Два глаза источают крик.
     Лишь веки, издавая шорох,
     во мраке защищают их
     собою наподобье створок.
     Как долго эту боль топить,
     захлестывать моторной речью,
     чтоб дать ей оспой проступить
     на теплой белизне предплечья?

     Как долго? До утра? Едва ль.
     И ветер шелестит в попытке
     жасминовую снять вуаль
     с открытого лица калитки.
     Сеть выбрана, в кустах удод
     свистком предупреждает кражу;
     и молча замирает тот,
     кто бродит в темноте по пляжу.

        Внимание останавливается на предпоследней строфе. Возникает чувство узнаваемости  давно прочитанного и запомнившегося.
 
     Два глаза источают крик.
     Лишь веки, издавая шорох,
     во мраке защищают их
     собою наподобье створок.
     Как долго эту боль топить,
     захлестывать моторной речью,
     чтоб дать ей оспой проступить
     на теплой белизне предплечья?

        Не могу отделаться от ощущения, что напоминает оно раннее  приведенное стихотворение Мандельштама.  Бродский написал его, пребывая в возрасте на четыре года старше Мандельштама, еще до эмиграции. Правда была уже иная эпоха.
        Присутствуют глаза, но только «источающие крик», а не печаль;  имеется «белизна» предплечья, а не пальцев. В тоже время есть запах моря и устриц как у Ахматовой.  Все как-то едва уловимо связано воедино. Перекличка?
        Бродский высоко ценил поэзию Мандельштама. Достаточно вспомнить, что он упоминает  имя поэта в своей Нобелевской лекции (1987), отводя ему  первое место из пяти поименованных лиц  (Марина Цветаева, Роберт Фрост, Анна Ахматова, Уистен Оден). Однако год спустя в эссе «Как читать книгу» Бродский расширяет список русских поэтов, с творчеством которых необходимо познакомиться изучающим литературу до семи человек, передвигая Мандельштама на второе место. Теперь первое неуклонно станет занимать  Марина Цветаева.
        Почему об этом пишу? В очередной раз подчеркиваю, что талантливые поэты глубоко знали творчество своих предшественников.
        Поражает удивительное, на мой взгляд, совпадение  выше приведенных стихотворений по тональности звучания. Это не подражание, не заимствование отдельных строк и слов, а уже воспринятые как свое словесные образы, созданные иной рукой.      

Фото поэтов в годы написания указанных стихотворений:
 
О.Э. Мандельштам, 1910 год
И.А. Бродский, 1962 год