Стимулятор совести

1
У доктора биологических наук профессора института генетики и почетного члена многих мировых академий Михаила Ивановича Скурихина украли в универсаме кошелек с деньгами, на что его мать, нисколько не удивившись, сказала:
- А что ты, Мишка, хочешь: народу развелось много, совести на всех не хватает, вот и крадут кто миллиардами, а кто и по мелочи.
-  Как-как ты сказала? – Вдруг оживился Скурихин.
-  А так и сказала: погрязли люди в грехах…
-  Нет- нет, ты не так сказала, пожалуйста, вспомни, мама!
-  Народу, говорю, развелось много, а совести-то уж на всех и не хватает.
-  Вот-вот! – Обрадовался Скурихин и стал что-то черкать в блокноте.
«Надо в милицию заявить, а он радуется чему-то – укоризненно глянула на него мать. - Видно совсем шарики за ролики начали закатываться с этой ученостью». Но вслух ничего не сказала.
А Скурихин прошел в свой кабинет, лег на диван и задумался.
«В самом деле, - размышлял он, - мы вырастили человека из пробирки, расплели и пересчитали его хромосомы, расщепили на молекулы и атомы, на протоны и электроны, мы даже душу сумели взвесить, а где у него совесть и сколько ее до сих пор не знаем»
На другой же день он закрылся в своей лаборатории и принялся искать ген совести в длинной генетической цепи.
Через полгода ген был обнаружен. Причем у детей он был совершенно полноценным, нетронутым, но чем старше становился человек, тем ген все более сокращался в размерах. А у многих людей были обнаружены лишь следы гена. Из чего Скурихин, как человек верующий, сделал вывод: с возрастом по мере накопления грехов, совесть человека уменьшается. Впрочем, у людей верующих ген совести был тоже полноценным, как и у детей.
Еще полгода потребовалось Скурихину, чтобы произвести препарат из гипофиза и стволовых клеток, в которых ген совести был идеальным.
Как и всякий уважающий себя ученый, сначала Михаил Иванович решил испытать вакцину на себе. И пожалел. Всю ночь он просыпался от страшных угрызений совести то в холодном, то в горячем поту.
Вот он видит свою бабушку, которая щупает кур в курятнике и говорит:
- Эта курица, Мишка, с яйцом.
Мишка долго следит за ней, но курица спокойно бродит по двору и нестись не собирается. Тогда он ловит ее и силком вытаскивает яйцо. Курица дохнет, но Мишка в содеянном не сознается.
А вот он решает выучить бабушку грамоте и арифметике. Но из всей азбуки она запоминает только две буквы: П – ворота и О – блин. Зато считать учится быстро. Мишка не сразу понимает свою оплошность. Если раньше, бегая в магазин, он запросто утаивал 30-50 копеек на халву, то теперь бабушка, зажмурив глаза и беззвучно шевеля губами, быстро складывает в уме цифры и наконец, пригрозив Мишке пальцем, говорит:
- А ведь ты, мнучек, изунетовал у меня целых сорок восемь копеек. Гляди, ежели будешь омманывать баушку, то тебя боженька-то палкой…
Боженьки висели у бабушки в углу избы. Мишка решает проверить, где у них хранятся палки и большие ли они. Он ставит на стол колченогий табурет, взбирается на него, но, не удержавшись, грохается на пол, обрушивая весь иконостас. Сколько потом бабушка не добивается от него признания, виноватой остается кошка Ласка.
А сколько раз за ночь он исправляет в дневнике тройки на пятерки, сколько раз «шпаргалит» в институте на экзаменах, а потом, уже будучи профессором, волочится за хорошенькими студентками, и одна, кажется, даже беременеет от него.
Едва дождавшись утра, Скурихин исповедовался перед женой. Та молча выслушала его, поджав губки и, не поднимая красных от обильных слез глаз, ушла в спальню, закрыв за собой дверь на замок.
В полном нервном расстройстве, он подумал, было, вечером и ей предложить опробовать стимулятор, но, вспомнив кошмарную ночь, сразу передумал. И то ведь: баба есть баба, хоть и кандидат наук, мало ли чего за ней откроется. Так и до развода дело может дойти.
В полночь Скурихин отправился в тот самый универсам, где у него украли кошелек, и незаметно распылил препарат у кассовых стоек. Спустя несколько минут в универсаме стало твориться что-то невообразимое. Вдруг исчезли куда-то охранники-мордовороты, а с полок грузчики и продавцы начали убирать просроченные продукты. Мало того, тут же вдруг стали появляться новые цены на товары ниже прежних в полтора-два раза, а по громкоговорителю взволнованный голос несколько раз повторил объявление о массовом подписании торговыми работниками чистосердечных признаний и срочном прекращении полномочий всей универсамовской администрации.
У входа к Скурихину подошел интеллигентного вида человек средних лет в костюме и галстуке. Робко протянув украденный кошелек, он сдавленным голосом произнес: «Простите меня!» и, закрыв пылающее лицо ладонями, бросился бежать прочь.

2
Всю ночь Скурихин провел в лаборатории. Он тщательно переписал в небольшой блокнот нужные расчеты, а главную формулу зашифровал сложными символами и спрятал в один из томиков Сталина, хранившихся в личной библиотеке.
В большом герметичном стеклянном шкафу с избыточным давлением, окруженном разноцветными проводами, многочисленными серебряными трубками, прозрачными колбами, ретортами, пробирками и мензурками тем временем шел медленный процесс рождения волшебного препарата. Капля за каплей стимулятор совести скатывался в сосуд Дьюара. Михаил Иванович устало откинулся в кресле, заложив руки за голову, и закрыл глаза. В мыслях его стал постепенно складываться план действий.
Первым делом, конечно, он угостит им Чубайса. И вот, надышавшись, тот мчится в следственный комитет где, разорвав на груди рубаху, требует для себя пожизненного заключения, а на суде просит прощения у народа. Однако народ не прощает ему чубаизации страны и требует на веки веков поминать недобрым словом, как Гришку Отрепьева…
Перед тем, как распылить препарат в Высшей школе экономики, Скурихин пытается объяснить кому-то в кабинете ректора, что реформы были бы совершенно безболезненны, если бы ежегодно сокращать планы на 10-15%, а всю сверхплановую продукцию реализовывать по рыночным ценам. «И так в течение пятнадцати-двадцати лет, бережно сохраняя все лучшее, что было при Советской власти и «проклятом» царском самодержавии, и безжалостно отвергая все негодное! – Неистово убеждает он присутствующих. - Так нет же, вам надо было грабануть все. И сразу!».
Не проходит минуты, как из здания Высшей школы экономики вываливается толпа бывших либералов и безжалостно крушит памятник Егору Гайдару, дедушка которого  - великий «русский» писатель - будучи командиром продотряда, также безжалостно зарубал шашкой по несколько крестьян в каждом селе перед тем, как начинать отбирать хлеб.
На память Скурихину приходят времена, когда его семья годами жила без зарплаты. Тогда он торговал на Арбате сначала сувенирами, полученными на международных симпозиумах, потом матрешками, носками и сигаретами.
Он решительно устремляется на Рублевку. Спустя каких-нибудь три-пять минут, ее «небожители» наперегонки бегут к мэру Москвы и устраивают у входа в мэрию митинг, предлагая за бесценок свои дворцы под детские сады, ясли и жилье для ветеранов.
На митинге Михаил Иванович решает навестить бывшего мэра Москвы Гавриила Попова, который в самом начале 90-х остановил перед Москвой все эшелоны с товарами и продуктами. Глядите, мол, люди добрые: у коммуняк ничего не осталось. Даже собаку выманить нечем…
Скурихин вспоминает, как на станции Ожерелье, куда он ездил за картошкой, стояли десятки эшелонов, из которых народ тащил все, что попадало под руку: сахар, крупу, обувь, консервы. Как один мужик нес сразу три велосипеда: один на шее, а два другие в руках. Как на перроне три бомжа пили коньяк «Наполеон» из консервных банок и закусывали черной икрой. Как они поясняли ему, что в Москве, якобы, некому разгружать вагоны, поэтому они «тут помогают».
«Нельзя упустить Борового, - размышляет Скурихин, - создавшего партию «Экономическая свобода» и взвинтившего на своей бирже в те годы все цены в сто и более раз.
А разве можно обойти русофобское «Эхо Москвы»? - Скурихин с улыбкой представляет, как эхосотрудники бегут в Храм Христа Спасителя креститься и исповедоваться. После чего Ксюша Собчак, ее мамаша и балаболка Альбац, принимают на себя обет молчания, а Шендерович одевает косоворотку, уходит пешком в Соловецкий монастырь и подстригается в монахи. 
Хорошо бы еще добраться до Абрамовича, чтобы тот пригнал из Лондона свою знаменитую яхту и поставил рядом с «Авророй», как памятник «демократии и либерализму».
Затем стимулятор обязательно нужно распылить в Думе, в Совете Федерации и в правительстве. А дальше перед Скурихиным открывались уже и вовсе умопомрачительные перспективы: он строит завод по промышленному производству стимулятора совести. Сотни и тысячи отважных волонтеров развозят и распыляют его по земному шару, и все люди начинают жить по совести и заниматься полезным трудом».

3
Очнулся Скурихин от удушливого цветочного запаха и резкой боли в плечевых и локтевых суставах. Сознание почти сразу же отключилось. Но ему запомнились огромные силуэты человеческих фигур в белых скафандрах, мелькающий свет красных фонарей и полная разруха в лаборатории…
- Как же ты попал сюда, чудак-человек? – уже в который раз спрашивал его, широко улыбаясь, здоровенный детина, лихо заваливающий баранку стотонного тягача.
Память к Михаилу Ивановичу возвращалась с огромным трудом. Он почти не чувствовал своего тела, а происходящее воспринимал, как продолжение давнего детского сна, когда его, заблудившего в лесу, на четвертый день случайно нашли лесорубы и везли в лесхоз в холодной кабине «Захара». Наконец он набрался сил и, едва шевеля обмерзшими губами, тихо произнес:
- У меня совесть украли!
- Нашел о чем печалиться! – разлился смехом водила. – Вот если б ты ее нашел, тогда тебе точно жизни б не было. Радуйся, чудак-человек, что живым остался!
Спустя часа четыре, Михаил Иванович, подкормленный и приодетый добрым малым-дальнобойщиком, стоял у того самого супермаркета, с которого все началось. С рекламных плакатов на него смотрели кофейные лица счастливых артистов, предлагающие купить все те же просроченные продукты «по ценам производителя», а с широких стеклянных входных дверей – фотороботы разыскиваемого террориста.
Фотороботы до боли напомнили Михаилу Ивановичу самого себя, хотя и походили больше на Мичурина. Из информации, размещенной под фотороботом, он узнал, что неизвестный террорист готовился отравить посетителей супермаркета, но не рассчитал дозу, поэтому на некоторое время привел всех присутствовавших в тот день в состояние невменяемости.
Скурихин зашел в открывшуюся перед ним дверь, и дыханье его замерло: число охранников увеличилось, наверное, раза в три. Они уже никого не выпускали из магазина, предварительно не ощупав с ног до головы. По проходам друг за дружкой непрерывно бегали азиатки-уборщицы, распыляя из канистр, прикрепленных к спинам какую-то суспензию, по запаху напоминающую мощный детергент. Вдруг откуда-то сверху громкий мужской бас сообщил, что на территории торгового предприятия  усилено и ведется круглосуточное видеонаблюдение.
Как ошпаренный он выбежал наружу, едва не задохнувшись от приступа кашля. Опершись рукой о фонарный столб, Михаил Иванович глубоко вздохнул. В этот момент из его правой штанины выпала на снег бурая книжица с тисненым профилем Сталина на обложке. Бросив опасливые взгляды по сторонам, он быстро поднял ее и сунул за пазуху. На лице его появилась страдальческая улыбка. 

Николай Смирнов
Март, 2017