Вата

Редактор популярного в регионе общественно-политического сайта и его печатной версии робко косился на чиновника Роскомнадзора, который, в свою очередь, пристально-испытующим взглядом глядел из-под очков на нарушителя закона о СМИ. Редактор тоже носил очки, но теперь он нервно теребил их мелко подрагивающими пальцами, грозя сломать пластиковую дужку или выдавить линзу из оправы.

- Что ж вы так прокололись? – укоризненно и вроде бы сочувственно, но с едва заметной ноткой злорадного торжества произнес чиновник. – Если бы не эта вата…

- Не эта злосчастная вата. Каюсь, просмотрели. Корректора в штате нашей редакции не предусмотрено, вот и проскальзывают порой досадные отпечатки. Нанял бы профессионала, который в этом деле руку набил, если б финансы позволяли… Сам частенько правлю, да вот в этот раз…

- Да не опечатка у вас, - все тем же тоном отвечал чиновник, надзирающий за прессой, – а самая натуральная политическая ошибка.

- Понимаю, - упавшим голосом отвечал редактор. – Политическая…

- «Несколько миллионов выделила исполнительная власть региона на ремонт памятников ватной славы российского воинства», - прочитал чиновник, раскинув перед собой газету. – Вот именно что «ватной», а не «ратной», как должно было быть, - и он внушительно воздел указательный палец к потолку. – Получается, наши бойцы, за Отечество головы сложившие – «ватники», их ведь так на Украине последыши Бандеры называют? Я ведь вашим делом занялся после того, как нам позвонили восемнадцать читателей в течение рабочего дня – и все требовали принять самые строгие меры, вплоть до закрытия СМИ, допустившего такое кощунство, - он снова нацелил кончик ногтя в потолок.

- Мы сами обнаружили оплошность в тот же день и внесли исправление, - попробовал оправдаться редактор, все ниже клоня голову.

- Ну, на сайте вы, допустим, поправили, а в газете-то не вырубишь топором, - и он потряс листком в воздухе. – «Ватной», а не «ратной». Так что, извините, ничем помочь не могу. Это второе предупреждение в течение года. Второе! Помните, три месяца назад в редакционной статье вы заявили, что сайт публикует только «голую правду»? Голую! А где же в таком случае циферка с плюсом, призванная оградить несовершеннолетних от вашей «голизны»?

- Так это же в переносном значении «голая», - редактор вяло пытался парировать обвинения чиновника. – И мы все исправили.

- Только после нашего вмешательства. А наше вмешательство было следствием жалобы. В тот раз мы ограничились предупреждением. Но сегодня все куда серьезнее. Политика, знаете ли. Я-то прекрасно понимаю, что никакой вы не единомышленник украинских националистов и, более того, честный патриот, поддерживающий все начинания власти. Ошибка? Да. Сапер ошибается один раз, СМИ может ошибиться не более двух в год.

…Из кабинета редактор вышел нетвердой походкой, с трудом переставляя ноги. Они казались распухшими, словно слоновыми… ватными, черт бы побрал эту вату!

Дома он едва притронулся к обеду, отхлебнул щей, поклевал, как курица, второе, принял сто граммов для храбрости. Рассказал все, как было, супруге. Та охала и вздыхала, выражая сочувствие, как умеет; сын, вертевшийся в комнате, только раздражал – он прицепил две георгиевские ленточки к тапкам, а третьей украсил гульфик. Отец заорал:

- Идиот! Мало того, что меня всякие чинуши винят в недостатке патриотизма, так еще ты, сопляк, хочешь, чтобы нашу семью окончательно записали в неблагонадежные! Немедленно сними символы воинской славы с неподобающих им мест.

- У меня этих символов как собак нерезаных, - оправдывался ребенок. – Каждый праздник их раздают на улицах. Не знаю, куда деть… Лучше б марки дарили и машинки для коллекции!

- Сними, кому сказал! Ты патриот своей страны или где?

Дуясь, строя гримасу обиды, сын снял ленты с неподобающих мест, демонстративно разгладил их на ладони пред суровым взором отца, положил на столик.

- Знаешь, папа, а у нас сегодня географа перед самым уроком забрали, - неожиданно выпалил он. – Пришли и увели.

- То есть как это, «пришли и забрали»? - опешил отец.

- Ну, арестовали. Потом нам старшие ребята рассказали, что кто-то настучал на него: на карте России в кабинете Крым украинским цветом раскрашен. А Крым уже второй год наш. Он все оправдывался, что карта еще десятого года, до всех этих майданов, еще старым учебником тряс, там тоже Крым был хохлацкий. А ему в ответ: «Почему вы сами лично полуостров на карте не перекрасили? Почему не воспитываете патриотов?» Так и увели его, - в голосе мальчика прозвучали радостные нотки. – Зато не было у нас урока и контрольной работы!

- Вот оно как?! Значит, на карте Крым не перекрашен – уже состав преступления? – опешил редактор. И вновь накинулся на сына: – Чему ты радуешься, лоботряс? В тридцатые годы вот так же радовались, а потом за ними ночью приходили. Марш в свою комнату, уроки делать!

Недовольный мальчик ушел, что-то бормоча под нос.

Отец вспомнил недавнюю сцену, когда вернувшийся из школы отпрыск огорошил родителей.

- Вова, почему ты пришел так поздно? У вас уроки кончаются в два часа! – упрекала мать.

- Так у нас лекция была. Приходил дядя из «органов» и рассказывал об экстремизме.

- А не рано детям про политику?

- Нет, самое время, мама.

- И что интересного он вам рассказал?

- Я узнал, что мой прадедушка был экстремист.

- Вова, побойся Бога! Он же герой был, воевал, ранен, у него награды. Какой же он «экстремист»? И не вздумай больше говорить такие глупости!

- Как же не экстремист! Ты сама посуди: он создал партизанский отряд, то есть незаконное вооруженное формирование. Это – раз. Подстрекал односельчан к массовым беспорядкам и неподчинению властям – это два. А еще он… как это сказать? Ага, пропагандировал вражду и ненависть к национально-социальной группе «немецко-фашистские оккупанты». Это – три.

Как же я завидую Саше! У него прадед во время войны боролся с экстремизмом.

- Это как?

- В полиции служил!

Слышавший этот разговор отец вышел из своей комнаты и хлестанул подтяжками отрока, Вова ойкнул и пригрозил папе ювенальной юстицией, которую, дескать, скоро введут и в России, и тогда родителям, пускающим в ход подтяжки и подзатыльники, несдобровать.

- Ага, будет тебе юстиция, – папа отвесил неразумному дитяти крепкий подзатыльник. – Мой руки – и за стол! – А потом призадумался:

- «Вдруг действительно: возьмут и введут? Только не ту, что в Европах, а нашу собственную, чисто российскую. Когда простого гражданина будут лишать отцовских прав за легкий шлепок, а высокопоставленному чиновнику все сойдет с рук, хоть вожжами своего отпрыска секи. У оппозиционера же детей станут изымать за то, что посмел не купить капризному чаду мороженое в вафельном стаканчике, а тот возьми, да и настучи. А насчет экстремизма Вова лихо загнул, я бы ни за что не додумался. Хотя, что тут удивляться: скоро перепишут учебники для молодого поколения в духе борьбы с этим окаянным экстремизмом: про то, как князь Дмитрий Иванович поскакал на Куликово поле сеять межнациональную вражду».   

Мрачные мысли вновь навалились на редактора.

…Вечером по всем новостным программам, как водится, показывали сюжеты с Украины. В одном городке улицу Гоголя, жившего в Петербурге и писавшего на москальской мове, переименовали в честь петлюровского атамана, некогда прославившегося погромом именно в этом самом городке. Табличка с именем русского гения валялась в «миргородской» луже, которую самостийная власть не удосужилась ликвидировать, занятая сменой табличек. В другом опрокинули наземь памятник рабочим местного завода – то ли расчищали место под статую Бандеры, то ли потому, что вместо классического запорожского чуба голову трудяги венчает каска, то ли оттого что скульптор – великоросс. Еще в каком-то местечке у лозунга «Героям слава!» отвалились две центральные буквы, и вместо слогана националистов получилась здравица сексуальным меньшинствам. Российские журналисты от души потешались над идиотизмом майдановой власти.

Полночи редактор не спал. Крамольные мысли терзали его. «Вот мы смеемся над хохлами, и часто по делу смеемся, а сами-то разве умней поступаем? У них власть дурацкая, а наша намного ли умней? Пишешь «голую правду» – караул, порнография, разлагаешь малолеток; допустили нелепую ошибку в тексте – политическая провокация! Карту надо, видите ли, вовремя перекрашивать… И чем наш идиотизм лучше, патриотичней, прогрессивней и так далее идиотизма соседского?» Он ворочался с боку на бок, в голову вползала еще более страшная мысль, которая не должна была посещать мозг члена правящей партии: «Отчего это в такой великой стране с таким умным народом установилось такое идиотское государственное правление? Летят годы, меняются режимы – а как была дурья тирания, так и остается? И нечего на Украину пенять, посмотрите в зеркало. Как, впрочем, и хохлам на москалей пенять не след. Что их кретинский национализм, равняющийся почему-то на потерявшие национальное лицо страны Запада, что наш идиотствующий казенный патриотизм, суетливо пытающийся соединить несоединимое, сочетать несочетаемое, скрестить ежа с ужом: Ленина с Деникиным, Столыпина с комбедом, петровскую ассамблею с «Домостроем», комиссаров с олигархами, православие со сталинским наследием, «совок» с рынком, выдавая сей чудовищный коктейль за универсальную государственническую идею».

«Нет, не идиоты они, - приходила новая мысль, - это нас они считают идиотами, вынуждая ставить плюсики, ограждая умы несовершеннолетних, которые над этими табу только смеются и все равно читают все, что попадется им в виртуальной паутине; приписывать в скобках, что какой-нибудь долбаный «союз воинов джихада» - запрещенная экстремистская организация, как будто читатель глуп и не ведает о том; замазывать свастики на карикатурах времен Великой Отечественной; делать еще много тупых, пустых, ненужных формальностей, ходить, писать, говорить с оглядкой, рискуя споткнуться об очередной их нелепый запрет».

- Тебе не холодно? – спросила жена, когда он в очередной раз перевалился с боку на бок – Может, принести ватное одеяло?

- Вата?! Нет, никакой ваты не надо! – возопил редактор.

«Это он спросонья, кошмары, видно, мучают», – подумала она.

На следующее утро ему позвонил директор коммерческой структуры, финансировавший сайт и газету, и уведомил, что отныне прекращает спонсорскую поддержку. Это означало скорую кончину СМИ, независимо от того, примет ли надзорное ведомство решение о ее закрытии.

Вечером явился в партийный штаб, где расстался с партбилетом. Некогда вот так же дед его, тоже редактор газеты, где слово «Сталинград» по недосмотру корректора напечатали без буквы «р», лишился и редакторства, и партбилета, а потом и свободы. В нынешние травоядные времена лагерь проштрафившемуся редактору не грозил.

- Я вас понимаю, промашка вышла, - печально произнес секретарь регионального политсовета. – Всякое в жизни бывает. Вот у нас депутат недавно совершил ДТП, пешехода сбил, покалечил. Тоже ведь не по злому умыслу, а пришлось его из партии того, - и он сделал характерный щелчок пальцами, означающий изгнание из рядов. – Вот и у вас история неприятная, сочувствую вполне. С кем досадных казусов не случалось? Спасибо вам за все, что сделали для нашей организации, за статьи, за принципиальную позицию на выборах.

Редактор хотел, было, возразить, что покалеченный пешеход и перепутанная буква – вещи несовместные, несоразмерные и ответственность за них совершенно разная, но промолчал. С портрета на незадачливого редактора взирал Сам – то ли укоряя, то ли сочувствуя пострадавшему из-за пустяка. Взгляд нашего героя скользнул по плакату с изображением медведя, равнодушно бредущего куда-то, не обращая внимания на печали и заботы людей.

Он сдал билет, попрощался, не пожимая протянутой руки, и побрел домой. Когда-то, лет пять назад, новорожденные электронное и печатное издания были нищими, но независимыми, дерзкими и кусачими; три года назад, перед выборами, он продал детища близким к власти структурам – и стали СМИ небогатыми и зависимыми. Редактор вступил в партию, не знающую поражений, стал обслуживать интересы господствующего клана – и вот такой неожиданный досадный срыв, прокол, провал. Нет, это не было подставой, автор материала про памятники «ватной славы» был давним другом, проверенным и надежным человеком.

«А если это расплата за мой прогиб под власть имущих? – терзала его разум мысль. – Бог есть и все видит, он изысканно и изощренно наказывает тех, кто продает и продается…» От тягостных размышлений его оторвала бросившаяся в глаза реклама сладкой ваты на витрине кафе. «Черт, и тут вата, будь ты проклята», – редактор яростно сплюнул под ноги.

Дома он восстанавливал в памяти события недавних дней. Перед глазами предстал форум сайта, исписанный десятками негодующих постов: «Продался хохлам, паскуда!», «Наймит бандеровский!», «Сосал у российской власти, теперь сосешь у киевской – слаще, наверное?», «Переметнулся за тридцать гривен», «Да ему все равно, кого и что охаять, лишь бы бабки платили», «Не трожь русскую армию, гнида!», «А ведь патриотом прикидывался, урод» и т.д.

Часть выпадов были адресованы автору, но большинство ему – редактору, записному патриоту, защитнику традиционных устоев… Таких комментариев набралось с полсотни.

Вечером зазвонил мобильный телефон.

- Здравствуйте! – вещал бодрый голос. – Мы всецело на вашей стороне, господин редактор, и хотели бы предложить вам сотрудничество. Я бы даже сказал - соратничество…

- Кто «вы»? – опешил от неожиданности наш герой.

- Мы – те, кто не поддался оболванивающей официальной пропаганде! – так же бодро продолжал незнакомый голос. – Нас немного, по России, может быть, несколько миллионов, в нашем городе – и сотни не наберется. Мы рады, что вы наконец-то прозрели и не побоялись опубликовать материал вашего корреспондента, который популярно объяснил зарвавшимся ватникам, кто они на самом деле – стадо двуногих баранов, ведомых кремлевско-лубянскими пастухами на убой и на убийство украинских патриотов. Поверьте, мы искренне рады получить в вашем лице еще одного единомышленника. Зная, как трудно вам дался этот шаг…

- Позвольте! – решительно перебил редактор. - Я не желаю становиться единомышленником!

- Вы им уже стали! – уверенно воскликнул голос. – О вашей истории сегодня рассказали уже восемь российских информационных ресурсов и девятнадцать украинских сайтов. Вы смело бросили обвинение в морду правящему режиму. Страна нуждается в решительной встряске, и вы – один из тех, кто готовит политический шторм, способный преобразовать Рашку-Безображку в подлинно демократическое, правовое, свободное государство. Таким образом…

- Происходящее сейчас на Украине вас не смущает? – снова прервал поток слов редактор.

- Напротив, радует, как и всех честных граждан многострадальной России. Древо свободы должно регулярно орошаться кровью патриотов. Да, и в России будет небесная сотня, быть может, небесная тысяча или даже небесная тьма. Две-три тьмы, двадцать-тридцать тысяч бесстрашных борцов на алтарь свободы – вот достойная жертва. В пламени украинской народной революции сгорела коррумпированная тирания, и пусть этот огонь станет факелом, освещающим России путь…

- «В пламени» – это вы про Одессу?! Ну и идиоты! – рявкнул редактор и выключил телефон.   

«А Россия-то между двух огней – между двух идиотизмов, – размышлял он. – Страшно даже представить, что будет с Родиной и с нами, если вот такие любители свободы однажды придут к власти на волне народного протеста. История ничему не научила их. Официальный идиотизм толкает меня и еще, наверное, многих в объятия оппозиционного. Ну, уж нет!».

Телефон вновь стал назойливо трезвонить, и редактор яростно швырнул его об стену; детище «Самсунга» разлетелось вдребезги. 

В ночном полусне-полубреду привиделась ему злополучная географическая карта с неправильно окрашенным Крымом, ехидная и злобная гримаса отечественного ура-патриотизма; рядом злорадно и хищно ухмылялась физиономия свидомого укра; а дальше, на Западе, корчили рожицы-смайлики назойливой, как навозная муха, политкорректности. Если же взглянуть на юг, то есть геополитический Восток, то там улыбались свои монстры-драконы, готовые за любое неверное слово разорвать в клочья, побить каменьями, повесить.

«Все эти чудовища далеко не так глупы, какими кажутся, - лихорадочно думал он. – Это нас они считают идиотами и насмехаются над нами. Вата… Они рвут и топчут нас как ту вату».

Он проснулся, вскочил с кровати, полный безумной отваги и решимости. Выбежал в трусах на кухню, извлек из аптечного шкафчика рулон ваты и поджег ее, дьявольски хохоча.

… Доктор держал в протянутой руке пинцет с зажатым в нем ватным тампоном. «Вата?! Нет, нет! – истошно заорал больной. – Только не это, не вата!» «Хорошо. Вам не нравится вата, будет вам корпия, как в старину», - хитро улыбнулся врач и вышел. «Вот и нету ваты», – подумал редактор, и лицо его расплылось в блаженной улыбке. Он сделал радостный выдох – и вместе с отработанным воздухом последние остатки разума покинули его, устремившись в неведомый нам, более счастливый мир, скрывающийся за мягкими, пухлыми, как будто из ваты слепленными облаками. В мир, неподвластный никаким земным надзорам.