С днём рождения, Антон Павлович!

Литературная Гостиная - еженедельная рубрика Поэмбука, где отныне у меня есть счастливая возможность (раз в месяц) поделиться с читателями созвучными классиками и книгами, услышать отклик (вне зависимости от согласия с автором или отсутствия такового).

За эту уникальную площадку для выхода к умному читателю неизменная благодарность основателю и душе ЛГ Иванне Дунец.


***


С днём рождения, Антон Павлович!  (эссе от 25 января 2018 года)
 
 
Чехов... Врач из Таганрога, проросший в нашей вечно нераспаханной целине. Интеллектуал, в коем, действительно, всё прекрасно — и душа, и тело. Здоровый циник и мастер миниатюр. Глубоко верующий человек, сам не осознававший этого. И умные, сострадательные глаза, запрятанные под привычное пенсне на чёрно-белых фотокарточках.
 
Я долго размышлял, как рассказать читателям о нём. Потому что над моими искренними эпитетами во вступлении он сам бы по-доброму рассмеялся, хлопнул по плечу, и сказал бы: «Эко ты, брат, хватил!» И я подумал... А давайте прочтём его письма! Признаюсь честно, это одно из моих любимых занятий. Конечно, не без любопытства от подглядывания в замочную скважину (грешен). Но ведь это ещё и динамика живого пути писателя-классика. Иногда — куда в большей степени, нежели произведения.
 

Из письма брату Николаю:
«Ты часто жаловался мне, что тебя «не понимают!». На это даже Гёте и Ньютон не жаловались. Жаловался только Христос, но тот говорил не о своём «я», а о своём учении. Тебя отлично понимают! Если же ты сам себя не понимаешь, то это не вина других…»
 
Нуждался ли Чехов в понимании? Да. Как и всякий живой человек, тем более — литератор. Искал ли его? Думаю, что — нет. Делай, что должен, возделывай свой сад, и ничего не жди. Для меня это единственная «мораль» в его рассказах и письмах. Впрочем, сегодня понимаешь, что не мораль. А мудрость.
 

Из письма М.В. Киселёвой:
«Для химиков на земле нет ничего не чистого. Литератор должен быть так же объективен, как химик. В литературе маленькие чины так же необходимы, как и в армии…»
 
Из письма А.С. Суворину:
«Художник должен быть не судьёй своих персонажей и того, о чем говорят они, а только беспристрастным свидетелем…»
 
В самом деле, Чехов не брезглив в литературном плане! Всякий законченный подлец выходит у него не плосковатым негодяем, а вполне достоверным персонажем, не менее жизненным, чем те, кто вызывают сочувствие читателя: «каждая рожа должна быть характером и говорить своим языком!». Прочувствовать симпатии самого автора, подчас, невозможно. В лучших рассказах он словно фотограф. Снято! Точка поставлена. Но рассматривать этот «снимок» хочется снова и снова, удивляясь ракурсу и качеству проявки.
 

Из письма А.С. Суворину:
«Эти упрямые мужики всегда хватаются за великое, потому что не умеют творить малого, и имеют необыкновенные грандиозные претензии, потому что вовсе не имеют литературного вкуса. Про Сократа легче писать, чем про барышню или кухарку. Исходя из этого, писание одноактных пьес я не считаю легкомыслием…»
 
Антон Павлович Чехов — сам по себе человек очень красивый, «благородной породистости», если хотите, начисто лишен и навязчивого морализаторства, и неумного радикализма, и самонадеянного мессианства. Он точен, сдержан и лаконичен, но, к примеру, не надо углубляться в Бердяева, чтобы понять, почему в России полыхнула революция — достаточно короткого чеховского фельетона «Свистуны»; нет смысла изучать причины непрочности любого, даже внешне счастливого брака — хватит пяти минут на рассказ «Дачники»; не нужно излагать тома повествования о трагизме человека «без лица», вечно живущего чужой судьбой и оттого уничтожившего собственный уникум — прочтите «Душечку».
 
Но... Чехов не глобалит, не миссионерит, не пророчествует, не имперствует, а отображает реальность и вполне себе «по-европейски» с любовью к каждому человеку, правом на доверие к нему, эдакой «презумпцией невиновности» личности; чеховская сдержанность и здоровая умеренность — что в жизни, что в литературе — многим почему-то претит.
 

Из письма А.Н. Плещееву:
«Беллетристика – покойное и святое дело. Повествовательная форма – это законная жена, драматическая – эффектная, шумная, наглая и утомительная любовница...»
 
Антон Павлович совершенно не стеснялся не только беллетристики. Он отказывался браться за масштабные романы — невозможно представить его засевшим за написание «Войны и Мира». Но интересно, что Толстой (по-моему, эгоцентрик во всём) по свидетельствам современников считал Чехова едва ли не единственным равным себе. Однажды к Толстому в Ясную Поляну пожаловал Тургенев и, отобедав, с воодушевлением читал вслух черновики нового романа, не заметив, как граф задремал. Тургенев был глубоко уязвлён. С Чеховым подобное обращение представить едва ли возможно.

Впрочем, это лирика. В цитате из письма Плещееву мы, как мне думается, ближе всего подходим к разгадке уникума Чехова. Ведь его едва ли возможно назвать даже беллетристом в современном понимании. Он не ухватывает читателя нарочитым динамизмом повествования с первых строк, не цепляет изо всех сил внешним драматизмом: «Чем чувствительнее положение, тем холоднее следует писать и тем чувствительнее выйдет. Не следует обсахаривать». Если немного обобщить, то его герои сидят, пьют чай и беседуют. И в это время незаметно, как пожелтение осенних листьев, вершатся их судьбы. Мы не всегда осознаём — как это произошло, но видим результат. То самое «чеховское ружьё» чаще всего стреляет беззвучно. Но... Не это ли и есть сама жизнь?!
 

Из письма И.Л. Леонтьеву (Щеглову):
«У больших, толстых произведений свои цели, требующие исполнения самого тщательного, независимо от общего впечатления. В маленьких же рассказах лучше недосказать, чем пересказать…»
 
Начинающим писателям нередко советуют браться за так называемую «крупную прозу». В этом есть свой резон — в масштабном по объёму и наличию персонажей произведении проще спрятать несовершенства текста и нестыковки сюжета. Короткий рассказ и миниатюра подвластны лишь перу мастера, ведь в них любая фальшь видна как на ладони. В этом смысле, равных Чехову найдётся немного. Быть может, О’Генри. Незнакомые лично люди, общавшиеся на разных языках, оказались наиболее созвучны.
 

Из письма брату Николаю:
«Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды, в которую попал, недостаточно прочесть только Пиквика и вызубрить монолог из «Фауста». Недостаточно сесть на извозчика и поехать на Якиманку, чтобы через неделю удрать оттуда. Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля. Тут дорог каждый час. Иди к нам, разбей графин с водкой и ложись читать… хотя бы Тургенева, которого ты не читал. Самолюбие надо бросить, ибо ты не маленький…»
 

Перечитывая письма, я вновь и вновь думаю о «своём» Чехове. О том, насколько тонко он ощущал хрупкость культуры и безжалостность внешней среды. Был чужд всяким «измам»: «большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, насколько нужно обороняться от неё», а самым большим унижением считал недобровольную аскезу — когда человек вынужденно поставлен в невыносимые условия быта. Он осознавал пагубность отношения к народу как к безграничному ресурсу. И, вероятно, предвидел будущие потрясения начала ХХ века. А мечтал Антон Павлович — о просвещении и устройстве жизни, которая позволит человеку хоть иногда освобождаться от рутины и поднимать глаза к Небу. В этом — акт подлинной веры, но всякие прямые проповеди он почитал за дурновкусие.
 
В 2015 году, когда в России был объявлен Год Литературы, много говорилось о Пушкине, Толстом, Достоевском, Гоголе. Чехов (на их фоне) был почти незаметен. Он даже не номинировался на признание в известном телепроекте «Имя России». И я думаю, что это к счастью! Ибо, если бы сегодня Чехов являлся для нас наиболее бы насущным классиком, но (как последние лет 500) в стране ничего бы глобально не поменялось, это означало бы только одно — его талант ничего не стоит. Что, разумеется, не так. И, подчас, мне видится, что настоящее время осмысления и понимания Чехова ещё не пришло. Что и оставляет надежду, как и всё его творчество...



PS:

Поскольку, глубина отзывов читателей на чеховское эссе превзошла все мои ожидания, с удовольствием приведу лучшие из них.


Свойство всякой ограниченной критики (хоть советской, хоть после...) непременно гения припахать на службу! А с Достоевским что выделывали, с Лесковым!? Мне кажется, биография Д.Рейфилда потому у нас имела такой успех с первого издания, что он, привлекая огромный личный архив Чехова, был скуп на обобщения и далеко идущие выводы, Чехов собственной персоной и ничего кроме Чехова!

Для самого Чехова стало важным простое человеческое одобрение, которое ему высказал маститый в ту пору Григорович "Вы большой талант, относитесь к себе с должным уважением" (на память цитирую, но по смыслу - то самое).

- Перцевая Людмила


Антон Павлович Чехов не просто писатель. Он тонкий диагност и лекарь человеческой души. Я не знаю другого такого случая в литературе, когда доктор остался практикующим после своего ухода, и остался, думаю, навсегда.

- Доминика


Читал Чехова несколько лет и несколько книг о нём, как о человеке и творце. Талант огромен, но по утверждению самого писателя, творчество его должно быть забыто через год после смерти, что поясняет его "скромное" отношение к собственному труду литератора. Весь путь писателя - это истории о человеке, не великом, а "повседневном" и в этой задаче ему нет равных.

Но эти истории только фотоснимки (как правдиво было отмечено в эссе) реальной жизни того времени и не более того. Многие, возможно огромная часть читающих Чехова, найдут для себя то, что и искали - историю о себе, дорогом и любимом, насладятся ей на сон и с спокойным сердцем примут день грядущий. Читая Чехова отдыхаешь, даже и от дум тяжёлых, которые развивают и совершенствуют.

- remeslo


А какие вообще задачи ставит перед собой истинный художник? Изображение жизни, исследование ее социальных и философских аспектов, исследование глубин человеческой души и т.д. - в зависимости от того, к чему он сам больше тяготеет.

В этом смысле Чехов, конечно же, очень крупное явление в литературе, и вряд ли корректно сравнивать писателей несколько разных направлений. Достоевский мучился "проклятыми вопросами" бытия, Чехова это интересовало меньше, но это не значит, что Чехов "мельче" и "уже". Каждому свое, как говорится.

- Пестряков Станислав


Хочу "заступиться" за пьесы АП. Они очень сложны, поскольку вся жизнь героев идёт внутри них, а не вовне. Поэтому кажется, что на сцене происходит какая-то ерунда, а то и ничего не происходит - ну, пьют чай, обращаются к "многоуважаемому шкапу", и бесконечно разговаривают разговоры. А между тем души их переживают целую жизнь! Грешен, балуясь самодеятельным театром, играл Фирса. Братцы мои, сыграть героя Чехова - это как понять квантовую механику! Но если поймешь (или хотя бы чуть-чуть почувствуешь) - это такой кайф!

- Скабичевский Александр


Я в детстве, после сказочек, больше всего читал и любил Чехова...он мне казался таким добреньким, нежным, душевным...таким весёлым и, в тоже время, спокойным, миролюбивым, деликатным... Таким он, конечно, по моему и был, но... это, наверное, внешнее впечатление... а вот этого самоотверженного трудолюбия во имя собственного достоинства, этого глубокого проникновения в психологию обывателя, в среду его обитания, во всю подоплёку этой реальной текущей жизни...я не видел, потому что ... это он хорошо знал почему и подсказывал...

- lovepoetic


Ок! Закончим на ТАКИХ, КАК Я - любящих Чехова , легко поддающихся непонятно чьему влиянию - наверное, влиянию Чехова - женщин, которым ничего в жизни не надо кроме простого женского счастья)

- Этель Солнышко