Абсолютное счастье

Тусклый свет лампы, струясь из-под зелёного абажура, едва освещал грязную накуренную кухню. Магнитофон, выплюнув плёнку, перестал хрипеть голосом Володи Высоцкого, и вхолостую суетливо крутил бобину, но никто этого не замечал, за общим гомоном разговора.
- Счастье у каждого своё, - громко доказывал прыщавый пацан, пытаясь перекричать оппонентов, - мне, например, и трёшки хватит, а мамаша моя никогда довольной не бывает, чего ей не дай.
Подогретый дешёвым портвейном, я – отпрыск неврастеничных советских интеллигентов,  чувствовал себя крутым авторитетом в компании детей улицы, от чего время от времени молвил глубокомысленным баритоном что-то типа:
- Счастье это состояние души, и оно не зависит от внешних обстоятельств.
Но подвыпившая компания, похоже, даже не слышала моего высокого пафоса, и наперебой продолжала спорить об обстоятельствах и условиях, при которых всякий поймёт, что он счастлив. После денег, свободы и хороших друзей, за которых полагалось выпить, список стал расти с угрожающей быстротой в направлении бесконечности, и даже самой тупой давалке девятикласснице Веронике, из соседнего подъезда, становилось понятно, что достичь идеального счастья совсем не просто.
- А я была абсолютно счастлива! – веско отрезала Ольга, создав внезапный прецедент тишины. Спорить с ней было бесперспективно, так как на всякое возражение, у неё заготовлен был быстрый надёжный ответ, вплоть до рукоприкладства, отчего авторитет двадцатилетней алкоголички считался непререкаемым.
- Разве такое возможно, -  осторожно озвучил я общее сомнение, пользуясь своим особым положением по отношению к ней на этот период жизни?
- А-то, - смело отозвалась она, - но только один раз и ровно сорок две минуты.
- Как так, – офигел прыщавый пацан, - кошелёк, что ли нашла?
- Вмазалась первым разом, - ехидно хихикнул кто-то.
- Нет, сорок минут - как-то быстро отпустило, - подал голос тощий дёрганный авторитет лет двадцати пяти, в спортивном трико, с тёмными кругами под глазами.
- Не догадаетесь придурки, - довольно сообщила Ольга.
- Да не гони, выкладывай, - заныла Вероника с видом притворного нетерпения.
- Да, в общем, ни чего особенного, - как бы нехотя начала Ольга. - Когда папашу посадили, я на школу забила, с парнями бухала целыми днями. Сначала домой приходила, типа после уроков, чтобы мать не цеплялась, а потом она узнала, и начала меня с утра туда за руку водить…
- И чё? – не выдержал кто-то из парней её затянувшейся, явно провокационной паузы.
- Ни чё, - в очё! Я ни хрена не пертю в том, что они там учат. Просидела день как дебилка, получила три двойки и свалила. В общем, у парней ночевала, а домой менты иногда привозили. Мать орала, а я снова свинчивала. Поем, переоденусь, просплюсь и ****ую по своим. Потом  залетела, пришла к мамаше, а та в менты. В общем, потащили на аборт, а Серёге пришлось жениться, чтобы за малолетку не посадили. Он потом сразу в армию пошёл, а я, типа, доучиваться осталась. Угу, доучилась - попёрли из восьмого класса, а мне пофиг всё это, мне эта школа дебильная ни нахуй не сралась.
Она привычным жестом вытряхнула из пачки папиросу, размяла, дунула, закусила и смачно прикурила в тишине ожидания продолжения рассказа.
- Ну, а дальше? - не выдержал прыщавый.
- А чё дальше, - деловито сказала она, выпустив в потолок струю едкого синего дыма, - мамаша в школе работала, обегала все места, чтобы меня хоть куда-нибудь пристроить. Она с детства таскала меня по всяким кружкам, музыкальным школам, каким-то концертам. Хотела, чтобы из меня человек вырос. А меня спросили? Мне все её школы… - и Ольга показала неприличный жест, помахав ладонью в районе гениталий. Гости одобрительно заулыбались.
- Ты обещала про абсолютное счастье… - осторожно напомнил я.
- А я о чём? В общем, пристроила она меня за взятку в вечёрку. Я захожу в класс, а там все свои пацаны! Мы по ходу после каждого урока в туалет, и бутылку по кругу. Под конец дня уже никакущие, ржём сидим, пока препод перед нами распинается. Они там оценки не ставили, и вообще не напрягали, можно было просто тупо отсидеться пару лет, и получить свой аттестат, но я же не такая. Мне же, ****ь, правды хочется, не сидится моей жопе на месте ровно.
- Какая же там правда? – удивился я, - вы ни фига не учились, вас терпели, что ещё нужно?
- Какая? – Что препод мудак! Он меня к директору отправил, я и тому правду сказала, что препод мудак.
Ольга явно заводилась, и хрипловатым хмельным голосом акцентировала своё отношение тому бедняге учителю, которому выпала роль стать объектом её категоричного подросткового негодования.
- А он мне, типа, - хотите ли вы у нас учиться? И знаете, меня это так взбесило! В башке мелькнуло: «А чё это я всю жизнь делаю, что хотят другие?» В общем, взрослой себя почувствовала, и говорю: «Да пошли вы со своей школой, не хочу я учиться!» Он мне, типа: «Но вы подумайте недельку…», а я: «А чё думать, всё понятно. Давай документы, я пошла».
- И отдал?
- А куда он денется? Отдал, конечно. Я из школы вышла, и поняла, что всё, это свобода! Больше никогда учится не буду. А тут весна, солнышко светит, пионеры в белых рубашках маршируют – хорошо! Воздух такой чистый-чистый был, свежестью пахло, листики зелёные появились, травка… В общем, все сорок две минуты от школы до дома я была абсолютно счастлива. Наконец-то это закончилось, наконец-то я сделала что-то значимое в жизни сама! Так легко на душе, свободно, словно из плена подземного освободилась. Такого не было ни до, ни после. Твой герыч, по сравнению с этим – говно.
Ольга откинулась на спинку стула, взгляд её устремился вдаль, а лицо просветлело и смягчилось.
- А дома что, мать от****ила? – догадался тощий авторитет в трениках.
- Если бы… мать меня просто убила. Если бы от****ила, я бы, наверное, сбежала, потом снова менты вернули и в школу сдали. А тут я довольная такая пришла, положила документы и радостно сообщила, что больше не учусь. Она уже не орала, села на стул, опустили руки, как-то состарилась и очень спокойно спросила: «Ну, а дальше что?». И тут весь кайф пропал. Я поняла, что дальше ничего. Облом…
Снова повисла пауза, её взгляд погас и уткнулся в пустоту, на кухне стало как-то раздражающе неуютно. Кто-то, наконец, выключил впустую крутящий катушку магнитофон.
- Так что ж ты делала? – не понял я.
- Ничего, - тон рассказа стал обыденно-скучным. - Сначала туалеты мыла на вокзале, потом квасом из бочки торговала, потом в приёме стеклотары на кассе сидела…  в стеклотаре, кстати, можно было хорошо нагреться.
- Это как, там же касса? – опешил я, чем вызвал общее веселье.
- Если много народу идёт, - принялась объяснять она мне как идиоту, - то просто закрываешь кассу табличкой «тары нет». Не все же бутылки домой потащат. Рубля на три точно оставляют прямо в зале. Только мужики наши всё сразу пробухивали. Мы под конец дня всем коллективом дружно раком стояли, некоторые до дому дойти не могли, прямо там, на ящиках дрыхил. Это уж сто пудов, хоть вымпел победителя соцсоревнования выдавай! А потом Серёга из армии вернулся и меня забрал, а то точно посадили бы нахрен в один прекрасный день.
Она обречённо опрокинула в рот содержимое стакана и деловито налила себе ещё.
- Но всё это ***ня, - веско подытожила Ольга, - счастья больше не было. Те сорок минут, которые я шла тогда от школы до дома, были лучшим моментом в жизни. Остальное всё мусор.
Какое-то время я ждал продолжения истории, но разговор перешёл в другую плоскость. Каждый принялся вспоминать свои моменты: кто выход из колонии, кто первый секс, кто первую драку, а я сидел и думал: как-то странно, что вся огромная жизнь может сжаться до сорока двух минут и этим закончиться.


20.12.2017                Андрей Попов