Наверху

К сорока годам Ами выполнила свое жизненное предназначение. Школа, институт были окончены. Замуж вышла и развелась. Дочь родила, вырастила и выдала замуж. Внуку было уже три года, но Ами все еще выглядела барышней неопределенных тридцати лет.

Вокруг внука собралась куча народу: зять попался многолюдный. Ами сквозь эту толпу было не пробиться. Дочь из середины окружавших ее людей и забот, только изредка выглядывала, подпрыгивала, и успевала махнуть маме рукой. Дальше ее опять засасывало.

Бывший муж вспоминался, как в тумане. Он оставил по себе только одно яркое воспоминание. Ласкательным, домашним  прозвищем для Ами у него было Ами-шайзе.
Не знавшая немецкого, Ами думала, это что-то вроде «нежная», или там «любимая». Очень удивилась, случайно узнав через несколько лет после развода, что это ужасное ругательство. Муж, наверное, смеялся про себя над Ами, возвышаясь над ней таким образом. Развод их стал логичным продолжением его превосходства. Поднимался над ней, поднимался, и, наконец, совсем улетел.

Перед выполнившей свою человеческую программу до срока, набравшей заметные года, но внешне остававшейся еще такой молоденькой Ами, встал вопрос: что делать? Чем себя занять? В родном городе она чувствовала себя лишней и одинокой.
В ее положении перебывало немало женских существ, но все они как-то незаметно растворялись в потоке жизни  после подобных переломов, куда-то их уносило, к чему-то прибивало, как-то они доживали некстати освободившееся время.

Ами была любопытной и сильной, и потому не хотела «как-то», «где-то» и «кое-как».

Она задумала начать жизнь сначала. Собрала чемоданчик, и уехала туда, куда люди, живущие на шестой территории земной суши, держат путь во всех неясных случаях. Для нас существует только одно такое место. Начинается на М, кончается на а.

Ами сняла комнату в пригороде, разослала резюме, и неожиданно быстро получила ответ из не слишком известного (но это, наверное, и к лучшему!) банка. Ей предложили маленькую должность с маленьким окладом, на который «местные» не зарились, считая такое положение в социуме ниже своего  достоинства.

Но для  Ами и должность, и оклад оказались большой ценностью! В считанные недели она получила в столице и жилье, и неплохую работу. Разве это не успех, не удача?

Самой младшей из младших кассиров, Ами нравилось  находиться в центре денежных потоков. Она обожала пересчитывать деньги. Хотя для этого имелась машинка, она любила перепроверять ее – просто так, для удовольствия. Любила пропустить купюры через собственные пальчики, самой сформировать денежные пачки. Ей тогда казалось, что она и есть обладатель всех этих бумажных  сокровищ.
Повар чувствует себя сытым, надышавшись запахами кухни, Ами пьянела и насыщалась от запаха денег – и валют, и отечественных деревянных. Ей казалось, что деньги разных стран пахнут по-разному. У долларов был грубый запах лошадиного пота, евро излучали ароматы косметического салона, юани пахли бамбуком и хитростью. Белорусские зайчики, думала Ами, настояны на лесной свежести, древесине, иногда - осенних листьях. От гривен несло кухней, наваристым борщом и щедро наверченными бутербродами с колбасой.

Конец рабочего дня заставал Ами врасплох – ей не хотелось уходить, до того интересно было играть с  бумажными и металлическими эквивалентами счастья. Ведь многие, многие именно в деньгах видят счастье, и Ами их понимала. Только ей, в отличие от других, не обязательно было иметь деньги в собственности –  достаточно было дышать ими, перебирать руками, считать, складывать, любоваться картинками «на обложках».

В свободное время Ами общалась с родными по скайпу, электронке, сотовому, и одинокой себя не чувствовала. Только вот столицу все никак не могла собраться как следует рассмотреть, погулять. Времени не было! Выходные она тратила на чистку перышек, стирку, глажку. Отсыпалась.
А с понедельника опять купание «в ванной с деньгами» - так она называла свой, отгороженный тремя картонными стенами, закуток в общей комнате.  В воображении Ами закуток походил на ванну, доверху наполненную живой водой денежных купюр, и она с наслаждением окатывалась этим денежным душем все восемь рабочих часов.

На корпоратив устроители пригласили сотрудников целых трех банков, составлявших единую систему. Там к ней и подошел Одик. Ровесник. Пока болтали, выяснилось, что он тоже выполнил свою жизненную программу. Женился,нажился, развелся,подросшего сына забирал к себе на каникулы, получал неплохую зарплату, и тоже не знал, на что истратить оставшийся отрезок жизни.
Жениться еще раз Одику не хотелось. Да и Ами  не собиралась второй раз замуж. Но потерять друг друга после случайного,но такого приятного для обоих знакомства,они не захотели. И не потеряли.

По пятницам, после работы, Ами приезжала к Одику, и они на целых два с половиной дня устраивали «семью». Утром в понедельник она уезжала на работу, и оттуда уже возвращалась  к себе. В течение недели общались по всем, так удачно пришедшимся на период их жизни, средствам связи. Ами предпочитала эсэмески – их можно было перечитывать. Одик – скайп. Так можно было увидеть Ами, ее улыбку, и пошутить с ней.
Названия для своих отношений они не искали. Просто отношались, как оно само собой складывалось. Столицей пользовались не так уж часто, но все же и в кафе иногда посиживали, и в театры ходили. Еще оба любили бродить по огромным супермаркетам, и баловать себя мелкими покупками: настольная лампа, полотенечко, подушка на диван.
Ничего необычного не было в их жизни. Если бы их попросили описать ее, они не знали бы, что сказать. Твердили бы только с улыбками, от которых не могли удержаться, что им хорошо.

Как-то Ами не спалось, и она с открытыми глазами тихонько лежала на краю дивана – там было ее постоянное место. Одик вроде уже заснул в любимой позе - прижавшись всем собой к ее спине, просунув ногу углом между ее ног, составив вместе с ней единый блок из двух равновеликих деталей.

Ами вспоминалась прошлая жизнь. Очень смутно – первый муж, и ее домашнее прозвище – Ами-шайзе.
Она мысленно окинула взглядом свое теперешнее бытье, заново почувствовала легкую руку Одика на плече, знакомое тепло его ноги, без всяких сомнений ввинтившуюся между ее колен, будто пришедшую к себе домой. Прерывисто вздохнула, вдыхая запах домашнего счастья, и уплыла в знакомую страну  легких снов.

Сегодня Ами приехала к Одику не совсем здоровой. Наверное, начинался грипп.
Уже были кашель, насморк, но температура еще не поднялась. Она боялась, что Одик из-за этого отправит ее спать в другую комнату, или вообще отошлет домой, лечиться. Тот, кто придумал называть ее Ами-шайзе, именно так и поступил бы.
Но Одику такое даже в голову не пришло. Когда оба устали после хлопотливого вечера, и легли, он, как обычно, выстроил привычную фигуру засыпания, и отключился.

Ами спросила себя, какие ощущения сейчас испытывает? Несмотря на простуду, основное чувство, владевшее ею, можно было назвать покоем. Никогда раньше у нее не было столь глубокого состояния покоя.
Она подумала, что в предыдущей половине жизни, все-таки не до конца выполнила свое предназначение. Оставалось, оказывается, еще вот это:  дать почувствовать бездонный покой другому человеку, и погрузиться в него с головой самой.

Не всем выпадает счастье испытать это драгоценное  чувство беспредельного покоя. Оно приходит, когда  знаешь, зачем живешь, знаешь, что живешь правильно, и готов к тому, чтобы твоя жизнь оборвалась хотя бы даже в эту минуту – настолько она гармонична, и в этой своей гармонии – законченная. 
Теперь  вся программа была выполнена, она испытала все, что может достаться самому счастливому человеку. Всякое сверх, всякий новый день Ами воспринимала как дополнительный подарок, доставшийся в награду за любопытство, доверие и любовь к жизни. Ей не сиделось на месте, не загнивалось, не умиралось до срока, и вот, оказывается, в этом и был весь смысл. Выйти в путь, и идти, не зная, дойдешь ли до вершины, но главное - все равно идти, несмотря ни на что.

Одик, приникавший к ней так, что они составляли одно целое – это и было  вершиной, на которую они поднялись вместе. Одновременно, это было вершиной для всех людей, в разное время, несмотря на трудности и препятствия, тоже добравшихся до нее. Пик жизни.
 
Чувство покоя – лакмусовая бумажка, заверяющая нас в том, что мы все сделали правильно, пришли туда, куда нам и предназначено было прийти.
Все остальное – шайзе.