За Мелькартовы столбы

                Финикийские мореплаватели могли достигать берегов Америки    

                Научная гипотеза

Когда впереди показались массивные скалы, стоящие на границе известного древним мореходам мира, впередсмотрящий радостно возопил: «Столбы бога Мелькарта!», а затем схватил трубу, сделанную из бараньего рога, и протяжно затрубил, будя команду.

Матросы вглядывались вдаль сквозь дымку утреннего тумана, стараясь различить силуэты каменных стражей. Вот он, долгожданный предел! Дальше – океанский простор до самого края Вселенной. Капитан корабля Баал-Шамир прохаживался по палубе, довольно потирая руки. Давно ли вышли они из гавани Сидона, а вот уже и грань обитаемого мира.

Впрочем, не совсем грань. Дальше будет Тингисский мыс, к югу от которого идут мавританские берега. Правитель города повелел основать колонию в устье одной из речек, сбегающих с отрогов Атласа в Западное море. Но нет, правитель ошибся в нем. Баал-Шамир не выполнит его приказа, а поведет свое судно прямо на запад, к Земле Блаженных, которая лежит еще дальше, посреди моря. Вот там и есть настоящий предел!

Капитан поглаживал курчавую черную бороду, почесывал длинным ногтем кончик хищного носа, оглядывал оба берега пролива глубокими и пронзительными черными глазами сына переднеазиатской расы. Гребцы налегали на весла. Матросы-надсмотрщики погоняли бичами заспанных рабов. Передовой корабль далеко обогнал флотилию, и скоро должен был навсегда оторваться от нее. Баал-Шамир, свирепый гроза средиземноморских пиратов и сам некогда пират, обратился к морякам с торжественной речью:

- Граждане почтенного Сидона! Не спешите откупоривать амфоры с густым угаритским вином, чтобы отметить переход границы обитаемого мира. Ведь мир людей простирается гораздо дальше на запад, чем наивно полагаете вы,  вино же, а в особенности вода, еще понадобятся нам. Ибо предстоит кораблю пересечь великое море, дабы достичь далеких Блаженных островов. Там люди не знают старости и, умирая, сохраняют свежесть юности. Но и сама смерть для них – лишь добровольный уход из опостылевшего мира в еще более светлые и безмятежные небесные чертоги, которые висят в облаках над самыми островами. Люди там становятся равными богам, а боги добры и неизменно благосклонны к обитателям островов, не требуя себе кровавых жертв в обмен на покровительство. И люди отвечают богам взаимной любовью. Там тепло, но нет зноя, там бывают дожди, но нет ливней, там веет ласковый бриз, но не случается ураганов. Там нет болезней, нет страданий, никто никого не тиранит, все живут в мире и благополучии. Бог морей будет споспешествовать нам – на тартесском берегу я поймал шестерых пленников и принес их в жертву - утопил в море, дабы насытить владыку пучины. Небесные боги также не станут мешать нам в долгом плавании через неведомое море – на мавританском берегу я схватил и сжег еще девять пленников, боги с наслаждением вдыхали аромат пылающих тел.

Ошарашенные матросы не знали, что и думать. Кто-то попробовал роптать, но его быстро приструнили товарищи. Все знали взрывной характер капитана и старались не перечить ему. Плыть - так плыть! Гребцы еще крепче навалились на весла, потом откинулись назад, по спинам нерасторопных заиграла плетка. Рабы надрывались из последних сил. Лишь трое молча и угрюмо сидели в дальнем углу. Египтянин Хемшет, захваченный в море критскими пиратами и купленный у них  сидонянами; иудей Бен Иосия, проданный в чужеземное рабство своим братцем, пожелавшим в одиночку владеть наследством отца; горец Арам, схваченный разбойниками в долине Арарата и тоже проданный на рынке в Сидоне. Капитан пуще глаза берег их: всех троих предполагалось принести в жертву, едва моряки ступят на берег первого из Блаженных островов – в благодарность богам за счастливый исход путешествия. Обреченных в жертву хорошо кормили и не обижали.

И потекли долгие, однообразные дни пути. Миновали Тингис, где волны накатывались на берег, покрытый толстым слоем грязно-белой пены, точно губы одержимого падучей. Когда смолк вдали рокот прибойных волн, странная тревога охватила и моряков, и привычных ко всему галерных рабов. Но никто не подавал виду, чтобы не рассердить капитана. Течение понесло корабль на запад, попутный ветер надувал парус. Кто-то робко осмелился предложить: не свернуть ли нам с прямого курса, чтобы зайти на Канары и запастись провиантом, пополнить сосуды с пресной водой? Но Баал-Шамир замахнулся на дерзкого, и моряк тотчас же отказался от своей идеи. «До островов не так далеко, - был уверен капитан, - еще дней пять ходу – и окончится наше путешествие».

Но ни через пять, ни через пятнадцать дней на горизонте не показалось признаков суши. Течение по-прежнему несло корабль в закатную сторону. Бог Мелькарт был благодарен за жертвоприношение и старался помогать сидонянам. А вот хозяин ветров Хадад что-то стих. Тогда отобрали двоих гребцов - совсем выбившихся из сил доходяг, готовых околеть уже к завтрашнему утру - и заклали их на походном алтаре бога. Но Хадад, видимо, оскорбился столь скромною жертвой - двумя полумертвыми рабами - и на море наступил уже полный штиль. Тогда пришел черед Хемшета, который отчаянно кричал и бился в руках матросов, пока жрец не пронзил ему сердце, которое сожгли на том же алтаре. Ветра все не было! Пропали последние облачка. Матросы изнывали под палящим солнцем. Скоро стало ясно: воду придется беречь. Капитан утвердил норму отпуска воды, которая с каждым днем становилась все меньше. Ссорились из-за любой ненароком пролитой капли. Капитан сурово пресекал ссоры. Он приказал организовать выдачу воды дважды в день, при этом единая для всех  порция распределялась посредством специально выбранной мерной кружки. Баал-Шамир разделял с командой все тяготы пути и повелел, чтобы ему выделялась доля, равная прочим. Угодливых «водолеев», пытающихся подлить капитану чуть больше остальных, он награждал пинками и подзатыльниками – так, что вода выплескивалась из кружки на палубу. «Ты лишил меня моей воды», - шипел капитан и с размаху ударял в лицо холую. Вместе с  водой стали таять и запасы пищи. Голодные моряки пересчитывали сухие финики как скряга - золотые монеты. Приходилось часами жевать один сухарь, чтобы убить чувство голода. Ловили рыбу, сбивали стрелами морских птиц. Мясо их было противно на вкус, отдавало рыбой. Но приходилось есть. 

Вино долго оставалось неприкосновенным запасом. Но, в конце концов, амфоры пришлось открыть. Изголодавшиеся и усталые люди пьянели быстро. Один из самых опытных членов команды, эллин Полифор, выпив всего-то полкубка, зашатался и упал за борт. Его пытались спасти, но бывалый пловец почти сразу же захлебнулся и утонул.

Однажды внезапно разразился шторм. Его матросы встретили криками радости. Еще бы: с небес хлынули потоки воды. Моряки подставляли под струи горящие от жажды рты, наполняли горшки, кружки, кубки – любую посуду, что имелась на корабле. Они отныне были с водой! Но пища почти закончилась. В шторм двух моряков смыло за борт – и их товарищи были необычайно рады: двух лишних едоков как не бывало! Рабы, получавшие меньше половины матросского рациона, умирали один за другим. Однажды, когда очередного гребца-мертвеца выбросили за борт на съедение рыбам, рулевой посетовал: зачем отдавать пищу рыбам, когда можно самим уподобиться морским обитателям? Иначе помрем с голоду. Матросы уже тайком поглядывали на гребцов алчными взорами.

Взбешенный капитан так ударил парня, что тот едва не испустил дух. Баал-Шамир велел расковать двух пленников и посадить их на весла. Бен Иосия продержался недолго. Его товарищ по несчастью, сильный и выносливый житель далеких гор, протянул на два дня дольше. Гребцов катастрофически не хватало. Тогда капитан велел матросам самим садиться на весла. По спинам непонятливых заиграла плетка. Отныне все незанятые на вахте моряки обязаны были грести. Матросы-надсмотрщики яростно хлестали товарищей.

«Боги испытывают нас небывалыми страданиями, проверяют на прочность: не возропщем ли? И если мы с честью вынесем все испытания, то непременной наградой станут острова Блаженных»,- раздумывал вечерами Баал-Шамир, ворочаясь на койке. Он глотал голодные слюни, в отчаянии кусал руку. Сегодня днем матросы побросали в котел свои кожаные сандалии, и жадно хлебали сомнительное варево из выделанной кожи и мелких морских рыбешек. Потом они  бродили, шатаясь, по палубе, занозы впивались им в босые ноги. Другие корчились на полу и скамьях от колик в животе. Некоторые уже открыто говорят о бунте. Но против чего бунтовать? Против бесконечного моря? Против
голода, который все равно ничем не утолишь? Против капитана, страдающего наравне с остальными? Или против воли богов? Себе дороже! 

И вот, наконец, появились первые признаки близкой земли. Однажды на мачту села ярко окрашенная птица, похожая на цаплю. Матросы хотели подстрелить ее, но голод обессилил руки и замутил взоры. Ни одна стрела не достигла цели. Вскричав, птица сорвалась с мачты и полетела. На запад! Откуда могут появиться цапли в открытом море? Земля близко?! Конечно, это мог быть мираж или помрачение голодного рассудка? Но миражи видят в пустыне. Это горы, города, пальмовые сады, но никак не отдельная птица, вдобавок кричащая. Да и не могут полтора десятка оставшихся в живых людей бредить одинаково. А птицу увидели все и сразу. Через день один из моряков, сидевший у левого борта, заметил проплывающую мимо ветку. Ее зацепили багром. То была ветвь пальмы. «Это вестники богов, - объяснил капитан матросам, - Блаженные острова совсем рядом».

И наступил день, когда едва державшийся на ногах впередсмотрящий слабеющим голосом прокричал: «Земля-а-а!»  Берег быстро приближался. Матросы гребли отчаянно.

Вот и Земля Блаженных! Длинная полоса пляжа, вдали – пальмы и еще какие-то незнакомые деревья. Шум волн, пена прибоя – не грязно-желтая, как на Тингисе, а нежно-белая – будто облака упали в море, и течение прибило их к берегу. Ликующие моряки из последних сил спрыгивали с борта корабля прямо в воду, и бежали по щиколотку в воде к песчаному берегу, где долгожданный отдых, пресная вода, плоды – блаженство! У одного из сидонян от радости не выдержало сердце, и он, бездыханный, пал на теплый песок.

… Вождь Якамара носил на голове сооружение из перьев попугая и котинги. Его одежду составлял мешочек, куда были «упакованы» гениталии. Другие воины племени, мужчины и женщины, всегда ходили нагими. Отряд вооруженных копьями и дубинами дикарей обнаружил у кромки воды десяток безмятежно спящих людей. В желудках сладко заурчало. «Наш ужин, вождь», - произнес кто-то. «Погляди на них, - отвечал Якамара, - они худы и костлявы. Мы об эти ребра только зубы поломаем». Вождь захохотал, и прибавил: «Лучше скормим их собакам. Будет хоть какая-то польза от пришельцев».

Тощие дикарские псы с удовольствием обгладывали с костей незнакомых мореходов остатки плоти. Из черепов были сделаны светильники, в костях высверлены дырки – получились дудочки. Огромную пирогу пришельцев разобрали на множество досок, которыми укрепили стены тростниковой хижины вождя, покрыли ими крышу вместо пальмовых листьев – от дождя. Кровью смазали губы идолов. Боги будут довольны!