Анахорет

Свой жизненный путь Лу Фан начинал как зажиточный крестьянин. Жена умерла рано, не успев оставить ему потомства, и все хозяйство легло на плечи вдовца. Лу Фан не роптал на судьбу, а трудился в поте лица как подобает настоящему китайцу. Соседом его был молодой Чжи, успевший в свои юные лета повидать мир по ту сторону Великой стены, не единожды сразиться в степи с северными варварами, которые оставили на его теле несколько сизых рубцов. Но зато он отличился в битвах, положив немало врагов империи.

Однажды в их деревню прискакал алчный сборщик податей Люй Фэй. Главный мытарь уезда не только пополнял императорскую казну, но и свою мошну никогда не забывал. Явившись в общину, он потребовал немедленной выплаты налога вместе с накопившимися недоимками. Из пятерых соседей только Лу Фан да молодой Чжи были людьми, по местным меркам состоятельными. Из трех прочих один тянул на своем горбу многодетную семью и немощных родителей, двое других же оказались заурядными бездельниками и пьяницами. Их долг сборщик податей и переложил на плечи соседей, как то велят законы Поднебесной. Вскипел тут Лу Фан: «Не буду я за двух лодырей расплачиваться, хоть казни меня!» Долю многодетного соседа, однако, внес вместе со своей - помогать бедствующим  учили великие мудрецы. «Лучше отдай свой дом и сад, - изрек Люй Фэй, - лишишься имущества, зато сохранишь башку»,  Так и сделал Лу Фан: отписал имущество свое в казну, собрал в котомку немногие пожитки да и ушел в горы.

А Чжи по молодости и горячности стал дерзить, за что и был высечен прилюдно на рыночной площади. Сроку, чтоб расплатиться, ему дали всего день. «Иначе, - сказал жестокосердный мытарь, - голова твоя будет торчать на той же площади на бамбуковом шесту». Ночью Чжи подпалил свой дом и сад, взял трофейную тангутскую саблю, копье – и тоже ушел в горы, только по другую сторону хребта, где хозяйничали мятежники. Там сколотил он отряд повстанцев, которых чиновники в своих реляциях именовали «разбойниками» и «отребьем». Не проходило месяца, чтобы не совершил отряд Чжи набега. Отряд его рос, и вскоре превратился в небольшую армию. Сборщики налогов отныне ездили по дорогам провинции под усиленной охраной. Но и это не всегда помогало. Потрепал Чжи и пограничные гарнизоны, в которых, между прочим, служили и его бывшие товарищи по оружию. Теперь они стали врагами вождя мятежников.

Лу Фан поселился в пещере на склоне горы. С широкого уступа открывался прекрасный вид на бамбуковые рощи, золотистые пагоды с добрыми драконами на коньках крыш и рассветное солнце, встающее из-за дальних рисовых полей. Отшельник часто спускался к подножию гор, собирал дикие плоды, выкапывал съедобные коренья, ловил рыбу. Ярко изукрашенные утки-мандаринки прилетали на озеро, и журавли бродили в тростниках.

Крестьяне помнили Лу Фана, приносили ему рис, чай и все, в чем он нуждался. Особенно же требовалась ему бумага. Он жадно слушал рассказы односельчан и путников, проходивших мимо, и, будучи грамотным, записывал все, что рассказывали ему о делах, творящихся во внешнем мире. Так изо дня в день вел Лу Фан свои хроники. В его обиталище, в небольшой скальной нише стояла фарфоровая фигурка Будды, и вечерами он вел долгие разговоры-монологи с божеством. И собственные мысли тоже записывал.

Однажды, чисто случайно, явился к нему Чжи. Он был рад нежданной встрече с бывшим соседом. За чашкой чая и рисового вина гость сказал отшельнику:

- Ты еще не стар, и рука твоя не слабее моей. Я дам тебе меч, и мы вместе пойдем завоевывать право на достойное существование. Присоединись к моему войску!

Но ответствовал Лу Фан, ласково улыбаясь и щекоча редкую бородку:

- Не моя стезя – путь воина. Я сочувствую тебе, и душою мы будем заодно. Но святые мудрецы, бесстрашно восседающие на спинах тигров, учат нас: «Не спеши вершить земные дела, ибо, действуя сгоряча, ты не избавишь мир от старых бед, но лишь наполнишь его новыми. Ты должен мыслить и созерцать, записывать все, что видишь и слышишь: от напевов горного дрозда до тревожных вестей о надвигающейся войне. Вникай во все. Однажды, быть может нескоро, узришь ты врагов своих поверженными во прах. Не спеши, ибо торопливость твоя способна умножить страдания». О том читал я в старых, тронутых жуком, свитках, о том гласит «Дао дэцзин», о том часами беседую я с Буддой. Я не зову тебя уподобиться мне. Иди стезею воина, я же – путем отшельника.

Разочарованный Чжи покинул анахорета. И два года не имел он нем вестей. Тем временем в провинцию прибыл новый наместник. Первым делом узнал он о злоупотреблениях Люй Фэя, призвал его к себе, и бил по щекам. А потом приказал изрубить бесчестного чиновника в мелкие клочья, что тут же и проделали солдаты. После он велел разыскать банду Чжи. Его схватили ночью, когда лагерь мирно спал. В цепях и путах привели предводителя мятежников к наместнику. И тот сказал: «Ты был храбрым воином, и остаешься им, хотя и который год бьешься против законной власти. Я верну тебе все, что ты потерял. И обещаю не трогать никого из друзей твоих, а иных вознаградить за все, что претерпели они». И он сделал Чжи тысяченачальником, и под главенством вчерашнего главаря разбойников поставил и солдат, с которыми в прошлые времена смелый Чжи ходил в походы, и тех разбойников, с которыми Чжи вчера еще грабил воров-чиновников. Он дал Чжи новый дом и участок земли. Опять посетил Чжи Лу Фана:

- Новый наместник готов возвратить тебе жилище и прочее имущество, которое бесчестный Люй Фэй не передал в казну, а переписал на себя. Вернись в деревню.

Но отвечал анахорет: «Зачем мне дом в селе, коли полюбил я уединение в горах?»

И снова обескураженным ушел Чжи. Он десять лет сражался с северными варварами, пока те не пленили воина. «Иди, храбрец, служить нам», - обратился к нему хан кочевой орды. В ответ Чжи попросил саблю. Ему вручили оружие, и воин тотчас пал грудью на лезвие. «Хочу, чтоб каждый мой багатур был таким», -  изрек хан, склоняясь над мертвым Чжи.

Лу Фан часто поднимался на макушку горы и наблюдал за караванами, идущими в далекий Дунхуан. Однажды караваны исчезли, а вскоре их сменили неистовые всадники.

Спешившись, варвары взобрались на гору. «Иди к нам, - сказал Лу Фану тот самый хан, - ты мудр и много знаешь. Будь нашим сказочником. Зимой, когда в степи воет буран, ты станешь рассказывать у очага моим багатурам предания своей страны». «Прости меня, чужеземный владыка, - скромно отвечал Лу Фан, - но я более привык слушать и записывать, нежели говорить речи». Они сошли в пещеру, и отшельник показал им груду исписанных свитков. Хан оставил в покое Лу Фана, видимо, сочтя его полоумным.

Закончились войны, и порядок вновь воцарился в Поднебесной. В ту пору Лу Фан, проживший четверть века в горах, тихо умер. В пещеру его явились монахи. Они собрали бесценные свитки, и сотни каллиграфов тщательно переписывали их. Особенно нравились читателям описания славных подвигов Чжи. Седые учителя назидали отрокам: «У каждого свой путь. Кто-то выберет стезю Чжи, кто-то – тропку Лу Фана. Была бы только по силам ему однажды избранная дорога. И да пройдет ее достойно до смертного конца».