Лиза. Часть 22

Софья выбежала из зала, обняла едва успевшую раздеться Лизу за талию и закружила на ходу посреди прихожей, покачивая головой в озорном танце.

-- Бэтси! Ты уж слыхала? Гонец два письма привёз! Митя приезжает! С ним Илья Дмитриевич и господа офицеры! А Люба вскорости генеральшей станет! Как тётка Варвара и наша Варенька! Приедет завтра, а мы ей "Добро пожаловать, Ваше превосходительство"!

Лиза с той же весёлостью попыталась вырваться из бесцеремонных объятий сестры.

-- Софи, довольно озорничать! Рассказывай толком...
-- Люба в Петербург едет. Павел Антиохович уж там, ждёт высочайшего указа. А Митя здесь, в городе, нынче в полку, второго дня прибудут с Ильёй Дмитриевичем всей прежней кампанией. Может статься, Илья Дмитриевич полковую музЫку ангажирует!
-- Софи, у тебя в голове лишь Муханов да музЫка.
-- Да, -- Софья игриво надула губки, -- Не забудь, ma cherie Elisabeth, мазурка и катильон Ильёй Дмитриевичем мне обещаны.
-- Хорошо, коль господин Муханов вновь забудет о своём обещании, я непременно напомню ему.

Софья, изображая полушутливую обиду, отпустила сестру и, продолжая пританцовывать, молча убежала в зал. Лиза снисходительно покачала ей вслед головой, обернулась ко мне, очевидно желая что-то сказать о сестре, но к нам уже спешила по коридору сильно озабоченная Екатерина Дмитриевна. Деликатно извиняясь на ходу важными и не терпящими отлагательства делами, она принялась расспрашивать Лизу о каких-то вещах, которые надобно срочно найти, чтобы успеть привести их в порядок и перенести в комнату Любы. Лиза начала подробно рассказывать, где что лежит, но Екатерина Дмитриевна взяла её под руку и решительно повлекла за собой в коридор. Мы успели лишь весело переглянуться, понимая, что попали в самый разгар суеты, и сговорились встретиться за обедом, для которого, как сообщила Екатерина Дмитриевна, уж приготовлены бокалы, а бутылка шампанского заранее вынесена из кладовой на уличный холод.

***

Внезапный стук в дверь ударил в барабанные перепонки, вырвав сознание из неожиданного забытья. Я вскочил с кровати, совершенно не помня, как прилёг на неё и заснул раньше, чем опьяневшая от поцелуев и долгого гулянья голова коснулась мягкой пуховой подушки.

Яков Иванович был чем-то озабочен, взволнован и неестественно робок. Войдя в комнату, он тут же присел на стул и опустил взгляд в пол, то разводя руки, то нервно ударяя пальцами в пальцы.

-- Прошу простить меня, любезный Георгий Яковлевич, -- он замолчал на секунду, словно собираясь с духом, но никак не решаясь начать разговор, -- Всё разрешилось так скоро, должным образом не подумав... Я не счёл важным озаботиться ранее и теперь никакого снисхождения мне быть не может...

Сердце, обуреваемое сотнями мыслей, забухало волнением, не понимая спросонья, о чём никак не решится сказать мне старый помещик? Наконец он успокоился и поднял взгляд.

-- Второго дня гости к обеду назначены, а платье Ваше... Вы понимаете...-- он красноречиво оглядел мои брюки и рубашку с расстёгнутой у воротника пуговкой, -- Покуда Лизонька в болезни лежала, все мысли мои иным были заняты... Портной нынче же будет, мерки с Вас снимет, да в назначенный срок ему никак не управиться. Я мог бы из своего предложить, коль не побрезгуете, да на плечи ваши ни один мой фрак не наденется и ростом Вы поболее будете...

Он замолчал, разводя руками, словно советуясь, как теперь быть и что делать? Сердце неожиданно успокоилось, отдохнувший мозг заработал предельно ясно, раскладывая по полочкам все "за" и "против", чтобы окончательно убедить себя в правильности принятого решения.  Оно пришло на ум сразу, едва стало ясным, о чём пойдёт речь, и я принял его, как очередное веление судьбы.

-- Не беспокойтесь, Яков Иванович. Я думаю, мне не стоит пока встречаться с гостями... Я ещё мало знаю о вашей жизни и вряд ли смогу так свободно общаться, не выдав себя. А говорить всем правду о том, что случилось, я думаю, вовсе не нужно.

Он согласно кивнул седой головой.

-- Что ж, на то Ваша воля... Вы правы во всём и слова Ваши мудрые лишь всяческого уважения достойны. Ещё раз прошу покорнейше простить меня ...

Он вытащил из кармана небольшую продолговатую коробочку тёмно-синего бархата и круглый бумажный свёрток поменьше.

-- Прошу Вас принять и великодушно простить. В суете да волнениях не озаботился вовремя о нуждах Ваших... Болезнь её вовсе рассудок мой замутила.

В свёртке оказался помазок с маленькой перламутровой ручкой, а в коробке - плоский точильный брусок и бритва, отделанная тем же изящным перламутром.

-- Благодарю Вас, Яков Иванович, -- я слегка надавил ногтем большого пальца на упругое, идеально заточенное лезвие, -- Признаться, я уж и сам хотел просить Вас о подобном одолжении...

Мы улыбнулись, обменявшись понимающими взглядами.

-- Пользуйтесь на доброе здравие, Георгий Яковлевич, не беспокойтесь. Слугу расторопного подыщем Вам вскорости и одежду пошьём самую лучшую...

Он опять многозначительно улыбнулся, словно без всякой хитрости намекая, для чего в недалёком будущем мне нужна будет самая лучшая одежда. Я понимал, что откладывать разговор не стоит, что появился удобный случай и надо окончательно решить всё именно здесь и сейчас, в этот солнечный зимний полдень, когда Лиза благополучно выздоровела и у всех нас прекрасное, праздничное настроение. К тому же на завтра ожидалось ещё больше хлопот с приездом дочери и маленьких внуков, а потом соберутся гости и вряд ли в ближайшие дни нам удастся спокойно поговорить с глазу на глаз о том, что мучило меня, не давая покоя с того самого момента, как мы расстались с Лизой после прогулки.

Не было времени собираться с мыслями и думать, с чего лучше начать?

-- Я люблю её... -- слетело с уст главное, -- На то была Божья воля, но у меня ничего здесь нет, ни одежды, ни дома.  Два дня назад я готов был взять предложенные Вами деньги и устроить свою жизнь самостоятельно, но теперь... Без Вас я здесь никто и ничто, а без Лизы вся моя дальнейшая жизнь абсолютно бессмысленна...

Яков Иванович посерьёзнел с явной неохотой и, потерев мочку уха, нагнул голову.

-- О том, что сие рано или поздно случится, душа моя ведала... Едва Вы в дом вошли да заплутавшим представились...

Он замолчал, глядя себе под ноги, и я не торопился прерывать наступившую паузу, пытаясь унять волнение, сосредоточиться и собраться с мыслями, чтобы не упустить в разговоре самое важное. За окном вовсю сияло зимнее солнышко, искрился снег, звонко чирикали воробьи. Всё это наполняло комнату самой беспечной радостью, не давая погрузиться в серьёзность, как того требовала исключительная важность начатого мной разговора.

Я не стал долго готовиться, начав говорить о том, что мне нужны в первую очередь документы, без разницы - настоящие или фальшивые, лишь бы не вызывали подозрения у властей, но без чьей-либо законной или незаконной помощи мне не получить их никаким способом. Я говорил, тут же представляя в голове множество вполне реальных планов, что знаю и умею очень многое, и мне под силу сотворить то, что покажется невероятным техническим чудом, с которого можно иметь хороший доход, не раскрывая никому никаких тайн, и этих средств хватит, чтобы обеспечить нам с Лизой самую безбедную жизнь, но...

Я замолчал на секунду, подойдя к самому важному и мучительно страшному, всё ещё не решаясь сказать об этом Якову Ивановичу Полонскому, человеку, от которого всецело зависело наше счастье и дальнейшая жизнь, владельцу пятисот человеческих душ, помещику, отставному подпоручику, дворянину и отцу моей Лизоньки, дворянки по рождению, Елизаветы Яковлевны Полонской.

-- Дело в том, что я - не дворянин и, если быть до конца честным, не имею никакого права им называться...

Яков Иванович вскинул на меня удивлённый взгляд, но я отвернул голову к окну, продолжая без перерыва рассказывать, что все мои предки - крепостные крестьяне, а трижды прадеды и прабабки живут сейчас где-то здесь, совсем рядом, быть может в деревне, по которой мы недавно прошли с ним, или в этом доме, прислуживая своим благородным господам, стирая бельё, запрягая лошадей, готовя обед и растапливая многочисленные печи. Хотя я закончил университет и чин отставного поручика имею совершенно заслуженно, если это может иметь хоть какое-то значение хотя бы для самого Якова Ивановича.

Он молча выслушал мои размышления о том, что я готов быть кем угодно и, если прямой или подложный путь в дворянство мне категорически заказан, приму всё, что он сочтёт возможным или достойным для своего будущего зятя.

-- Я понимаю, говорить о любви в моём возрасте и теперешнем положении глупо, тем более просить её руки, не имея здесь абсолютно ничего, к тому же находясь в полной зависимости от Вас, но, всё равно, рано или поздно Лиза станет моей женой, -- я решительно покачал головой, расставляя все точки над самыми главными буквами, -- В этом нам не сможет помешать уже никто и ничто...

Яков Иванович, вопреки ожиданиям, ответил тут же, не раздумывая ни секунды, давая понять, что всё это им давно уж обдуманно и решено.

-- Не я от Лизоньки верную смерть отвёл, не мне и судьбу её отныне решать. Коль Господь Бог, услыхав молитвы мои, Вам повелел с пути верного сбиться, знать на то неспроста была Господня воля... Как видите, я не перечил вам до сего разговора и далее перечить не стану, лишь помогать во всём, ни сил, ни средств на то не жалея. А касаемо остального...

Он замолчал в раздумье, но так и не успел ничего сказать. В дверь постучали и этот лёгкий, радостный стук заставил сердце заколотиться совершенно иным волнением.

====================================================
Часть 23: http://www.proza.ru/2018/02/15/882