Первая любовь

 Татьяна жила в небольшом селе. Вокруг были знакомые все лица. Любящие и родные. Мечтательная умница, старательная ученица и красавица, свежая, румяная, русокосая Танечка не могла не вызывать ласковую улыбку и поощрительные взгляды всех, с кем она встречалась. Мир вокруг был прекрасен.


 Татьяна училась в девятом классе, когда в их забытую Богом глухомань из столицы приехал новый учитель литературы - молодой, высокий, стройный, интересный. И имя у него было очень красивое - Евгений Александрович.

 Все девочки из школы потеряли голову. Литература стала любимым предметом. Русский язык перестал быть пыткой. Евгений Александрович с удовольствием вел уроки. Шутил. Затевал квесты, викторины, игры со словами и текстами. Мальчишки тоже стали относиться к нему с уважением. В школе появился литературный кружок. Все ученики и учителя школы начали писать стихи и прозу.

В январе при школе создали театральную студию.

 Татьяна поняла, что это знак свыше. Она записалась в театральную студию одной из первых. И ходила на все репетиции. И выполняла все требования наставника с послушанием хорошего солдата или инока - без рассуждений, сомнений и попыток облегчить свою задачу. А задача у нее была непростая.  Евгений Александрович решил поставить ко Дню Защитника Отечества поэму Маргариты Алигер "Зоя" и роль Зои Космодемьянской доверил ей, Татьяне.

 Это было страшно. Ответственно и страшно до озноба. Но Евгений Александрович верил в неё. Она делала всё для того, чтобы проникнуться чувствами Зои, её ощущениями. Татьяна воспринимала теперь строки Маргариты Алигер, как о себе:
"Как морозно!
Как светла дорога,
Утренняя, как твоя судьба!
Поскорей бы!
Нет, еще немного!
От порога…
По тропинке…
До того столба…
Надо ведь еще дойти туда,
Этот длинный путь еще прожить…
Может ведь еще случиться чудо.
Где-то я читала…
Может быть!.."

 И она доводила себя до полуобморочных состояний, отказывая себе в еде по пять дней в неделю. Она и совсем бы ничего не ела до дня премьеры, но, избегая нотаций родителей, когда у них были выходные, была вынуждена делать вид, что с её аппетитом всё в порядке. Она часами простаивала босыми ногами на холодном крыльце и колола себя в ногу ножом до крови. Физическая боль за Зою делала её сильнее. Увереннее в своих возможностях. Стоя перед зеркалом утром, она с дрожью в звенящем голосе цитировала:"Я живая, — голос мой звучит".
 
 И с каждым днем она все глубже проникалась чувством любви к учителю. Каждый день она начинала с мечты о том, что Евгений Александрович заметит ее любовь и ответит ей взаимностью. Она придумывала диалоги с ним, в которых Он сам подойдет к ней и скажет, что никогда не встречал такой красивой, умной и талантливой девушки. И что он никогда никого не любил до встречи с ней. Она решила, что станет его женой.

 Но Он почему-то не спешил с признаниями.

 Тогда Татьяна начала писать ему письмо. Она писала его долго, стараясь точно и выразительно передать свое чувство к нему. Несколько дней она писала, переписывала, перечеркивала, рвала бумагу, снова писала, прятала в укромном уголке недописанное письмо.

 И тут они стали проходить "Евгения Онегина". Как зачарованная Татьяна слушала голос учителя, читавшего стихи Пушкина. Письмо Татьяны она запомнила наизусть сразу, с первого прочтения, как своё. Совпадение имен она восприняла, как новое подтверждение своему чувству. Да, это и есть ее истинная любовь.

Но она не позволит Евгению Александровичу поступить с собой так, как поступил с Татьяной Лариной Евгений Онегин.

 Воодушевляясь  смелостью Татьяны Лариной, она переписала свое письмо на едином дыхании. Более того, она написала его в стихах, как Татьяна. Ей даже и в голову не пришло, что письмо Татьяны Лариной написал Пушкин. В святой своей простоте она решила, что именно так, в стихах, надо писать письма о любви. Более того, она была убеждена, что и смысл письма должен быть тот же: сначала надо покаяться, потом объясниться, потом попросить о снисхождении. А так как словарный запас нашей Татьяны значительно уступал пушкинскому лексикону, то и получилось у нее то, что получилось:
"Я Вам пишу –
И мне не стыдно.
Я Вашим именем дышу.
Я перед Вами беззащитна,
Как перед лжи детектором,
Как в кабинете у директора.
И мне не стыдно.
 
Бежать от Вас? мне некуда.
Поверьте, иногда
Мне больно слышать Вас,
Но и отрадно каждый раз,
Сказать Вам слово на уроке -
Я просто в шоке.

Письмо моё к Вам долго зрело.
Сначала я молчать хотела,
Но видя на уроках Вас
В неделю десять, двадцать раз,
Я поняла, что Вас любя,
Я выдам всё равно себя. 
Не знали Вы всего скорей
Любви и нежности моей.
Но есть надежда у меня.
 
Но не случайно,
(Меня не покидает страх)
Когда душа моя отчаянно
Ждала любви, как в сериалах,
"В глуши забытого селенья",
Мы с Вами встретились однажды.
Увидев Вас, я замерла от восхищенья.
Такого чувства не бывает дважды.
 
Моя любовь меня погубит.
Вы здесь учитель, Вас все любят,
Для Вас гранит наук грызя.
Но их любовь с моей сравнить нельзя.

Едва увидев Вас, я поняла: "Вот он!".
Не надо мне другого друга.
Не надо мне других имён -
Носить я Ваше имя буду гордо,
Не надо принца или лорда.
Я буду "верная супруга
И добродетельная мать".

Мне страшно Вам письмо писать.
Ещё страшнее Вам его отдать.
Но знаю твёрдо, Вы меня поймёте
И от себя не оттолкнёте".

 Подписала письмо только росчерком  и подкинула его в портфель учителя на перемене в такой момент, когда никто не мог увидеть этого.

 С нетерпением ждала она выхода Евгения Александровича из школы после уроков. До сих пор она не поджидала его ни разу. Ей казалось стыдным быть застигнутой одноклассниками, пока она еще не объяснилась с ним. Но теперь совсем другое дело! Она все сказала и теперь он обязан ей ответить.

 Татьяна переминалась на снегу, нетерпеливо постукивая валенками друг об друга. Мороз был не слишком сильный, но ветер добавлял в ощущения холода. Евгений Александрович все не выходил из здания школы. Татьяна замерзла ужасно. И теперь ей казалось, что покрасневший нос и слезящиеся глаза могут оттолкнуть его от нее. Но и уйти теперь она не могла тоже. Дрожащими губами она шептала: "Если мимо виселицы прямо все идти к востоку — там Москва..." Реальная Москва была от нее на западе, но она думала не о столице нашей Родины. Она, сотрясаемая ознобом, думала о том, что ей теперь нет пути для отступления.

 Зайти в школу, чтобы согреться, не получалось - она никак не могла придумать повода. Иначе тетя Клава, школьная вахтер и уборщица по совместительству, впустив ее, задаст какой-нибудь наводящий вопрос, на какой она не сможет ответить без робости и смущения. И тогда тётя Клава обязательно догадается. 
 
 Татьяна утаптывала снег у школьного порога, терла замерзшие щеки, хлопала окоченевшими ладонями по предплечьям и тихо закипала обидой: "Почему он не идет? Ведь он должен, обязан догадаться, что я жду его и что мне холодно на морозном ветру". Время шло. "Вот оно! Морозно, снежно, мглисто. Розовые дымы… Блеск дорог…" - в глазах Татьяны блестели слёзы. Зимний день короток. Сгустились тени. На сугробах зазмеились длинные широкие полосы желтого света из школьных окон. Кусты и деревья слились в одну густую тень.
 
 Наконец, из школы стали выходить учителя по одному, по двое или втроем. Учителя что-то громко обсуждали. Кто-то сердился. Кто-то смеялся. Евгения Александровича все не было. Кажется, вышли уже все, а его всё нет. Татьяна набрала воздух в грудь и шагнула к школьному порогу. Будь, что будет! Она скажет тете Клаве, что забыла в классе дневник. Это страшно. Очень страшно. "Что Он скажет? Что сказать Ему?" И как в омут головой, как Зоя, громко произнося строки Алигер:
"Лучше бы скорей,
Пускай уж сразу,
Чтобы больше не коснулся враг.
И уже без всякого приказа
Делает она последний шаг.
Смело подымаешься сама ты.
Шаг на ящик,
К смерти
И вперед.
Вкруг тебя немецкие солдаты,
Русская деревня,
Твой народ", - Татьяна подошла к ступеням школьного крыльца.

 В это же мгновение дверь открылась и из школы вышел Евгений Александрович.

 Он был не один.

 Евгений Александрович шел с учительницей физкультуры. Они весело смеялись, когда он придерживал дверь для нее. Татьяна Сергеевна первая вышла и увидела на крыльце замерзшую Таню. "А ты что здесь делаешь? Совсем замерзла. Быстрее заходи внутрь" - проговорила Татьяна Сергеевна. Евгений Александрович пропустил девочку в здание и вышел вслед за Татьяной Сергеевной.

 Кровь отхлынула от сердца Татьяны, ударила в лицо. "Евгений Александрович! Подождите!" - всхлипнула девочка. Он удивленно обернулся: "Что такое? У тебя вопрос ко мне, Таня? Татьяна Сергеевна, умоляю, подождите меня две минуты, не убегайте, как всегда! Вам все равно не избежать своей судьбы!" - он улыбался.
 
 И Татьяна вдруг поняла, что он тоже верит в судьбу. Он верит, что его судьба Татьяна. Сергеевна.
 
 "Евгений Александрович! простите, пожалуйста, у Вас в портфеле лежит конверт с письмом, которое адресовано не Вам. Пожалуйста, отдайте его мне. Это мое письмо. Оно к Вам случайно попало" - проговорила Татьяна дрожащим голосом.
- О! да ты совсем закоченела! Сейчас посмотрю твое письмо... Да, вот. Оно?
- Да!
- Держи и беги домой! А то заболеешь. Кто будет меня тогда на уроках поддерживать? Я только на тебя и надеюсь. У нас в школе больше нет такой красивой, умной и талантливой девочки! Ты должна и дальше быть лучше всех! Быстро домой! Завтра жду на репетиции! Татьяна Сергеевна, спасибо, что подождали. Мы можем идти.

 Татьяна Сергеевна внимательно посмотрела на Татьяну и молча взяла Евгения Александровича под руку, спускаясь по ступеням в школьный двор. Он не оглянулся.

 "Родина!
Тупой сапог фашиста
выбивает ящик из-под ног"... 

 "Он ушёл? Ушёл вот так? Просто? А как же теперь жить?" - Татьяна молча сжимала конверт, - "Если очень громко крикнуть:"Мама!..." Мама! надо сжечь позорное письмо. Уничтожить его! Немедленно. Здесь и сейчас". И она стала с остервенением рвать непослушную бумагу.

 Тётя Клава укоризненно покачала головой и махнула рукой в сторону школьной бойлерной: "Не сори тут. Иди, в топку забрось, вернешься, чайку вместе попьём. Согреешься, тогда домой отпущу".

 Этот день и этот морозный вечер не прошли Татьяне, что называется, даром. Она заболела. Озноб сменился жаром. Насморк, воспаление на губах от герпеса, кашель, высокая температура -  всё, что бывает при сильной простуде - не дали Татьяне возможности репетировать. Две недели она провалялась в постели, пропуская занятия не только в театральном кружке, но и школьные уроки.

 Первые дни к ней прибегали после уроков почти все одноклассники, но ей было не до их рассказов о школьных событиях, да и домашние задания она поначалу не могла выполнять. У неё очень болела голова и была такая слабость во всем теле, что она не имела сил даже сидеть в кровати. Постепенно гурьба проведывающих редела и к концу второй недели узнать о самочувствии больной и занести домашнее задание заходили только двое, лучшая подруга Татьяны Зойка и сосед по парте Павлуша. Павлуша послушно сидел у кровати Татьяны и молчал. Зойка рассказывала новости, передавала приветы от учителей и одноклассников. Как выяснилось позднее, приветов она передавала значительно больше, чем их посылали, а новости рассказывала не все.

 Двадцать первого февраля в поселковом клубе школьный театральный кружок давал свой первый спектакль. В зале был полный аншлаг. Зрители даже стояли в проходах. Они бурно аплодировали выступавшим и даже шумно поддержали реплику Зои "Всех не перевешать,. много нас! Миллионы нас!" криками: "Точно сказано. Молодец! Это факт, что всех не перевешать". А кто-то даже неожиданно вспомнил Блока и прокричал: "Мильоны вас. Нас тьмы и тьмы, и тьмы", - чем вызвал хохот в зале и едва не сорвал представление, но его зашикали и спектакль закончился на торжественной ноте. Роль Зои Космодемьянской по причине Татьяниной болезни исполняла Зойка. И об этом Татьяна узнала только спустя пару недель, когда, едва оправившись от затянувшейся болезни, пришла на второе представление школьного спектакля, на этот раз приуроченное ко Дню Восьмое марта.

 Второе представление вызвало в поселке не меньший интерес. Зал снова был переполнен. Зрители снова бурно реагировали и шумно рукоплескали новоявленным артистам и их режиссеру. Евгений Александрович важно стоял на сцене и кланялся зрителям. У всех было приподнято-торжественное настроение. И никто не заметил слез Татьяны. А если и заметил кто, то подумал, что девочка распереживалась за погибшую героиню.

 А Татьяна плакала, прощаясь с лучшей подругой, оказавшейся предательницей, с первой любовью (уж больно напыщенно выглядел Евгений Александрович на сцене, просто стыдно смотреть на него), с мечтой о театральной карьере и упущенной ролью. Артистам на сцене председатель сельсовета вручил коробки конфет, поздравляя с наступающим праздником и благодаря за "высокое искусство". Все вокруг этому тоже радовались. Настроение Татьяны окончательно испортилось. Ей тоже захотелось конфет. И её жизнь утратила смысл.

 И тут вдруг Павлуша разыскал Татьяну в шумной сутолоке и преподнес ей открытку с неловкими словами: "С праздником! Будь всегда такая же самая лучшая девушка на свете, такая же прекрасная, как эти цветы". В открытку был вложен очень маленький букет первых в этом году пролесок.

И тогда Татьяна поняла, что "Может ведь еще случиться чудо.
Где-то я читала…
Может быть!.."