Как в России криминальная хроника делается 4

         
           Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"




  Программа же явно начала умирать и творчески  - и тому был верный признак – в редакцию перестали звонить сумасшедшие.
Но – не все.
И даже реже стали приходить.
Но это тоже - как сказать…
 В дверь робко заглянули и по-хамски быстро вошли.  Вошедший человек был упитан,  небрежно одет и плохо  воспитан.  Плохое воспитание выдавала клетчатая кепка, натянутая на уши,  грязные ботинки и уверенный,   изучающий взгляд. Мужчина чем-то поразительно напоминал известного политика Е. Гайдара. Если без кепки.
- Это у вас тут хроника?
- Хроника-хроника.
-  Вот  вам… Стихи.  Это у себя напечатайте…
Расквасов абсолютно не удивился.
- Стихи мы не печатаем. У нас криминальная хроника.  И потом - у нас негде печатать. Мы – телевидение.
- Я знаю. Но у вас там внизу  слова бегут. Вот в них.  Это будет очень ритмично.
-У нас  убийства, кражи, алкоголизм. Пропажа  детей.  Различные жареные факты…
- Тут есть жареные, видите – фамилия олигарха. Который  миллионер. И малютка – он же бедный, пропащий, ему помочь надо…
- Ну что ж с вами делать… Хорошо. Давайте. Попробуем. Но не обещаем.
Герасим взял  заламинированный лист  формата  А4.
 - Это  чтоб не пачкалось. Для вечности. У меня таких много, – успокоил его упитанный поэт:  - Почитать?
- Ну почему  бы и нет? Почитайте. Только быстро.
- Понял, – сказал поэт и,  сняв капку, начал быстро и с выражением:



РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА-ПЕСНЯ


 Шел по улице пожилой малютка
Без работы, денег и друзей
Под пальтишком – краденная утка
Чтобы в доме было веселей

Новый год! – шептали его губы
Новый год!- катилася слеза
А за спиною – сломанные крылья
И помнил он наветы за глаза

Под моршью лба – умейшие же мысли!
Под дрябью тела – пламенный мотор!
Вот только нету счастья в этой жизни
И все прошло под пошлый разговор!

Малютка шел – ведь дома ждали дети
Сынок, дочурка и старушечка жена
Сыночку – лапки, крылышки – вот эти!
Отдам я дочке – их с мамой погрызет она!

Все остальное – тушку, пуп, печенку
В духовке утлой я поджарю сам
И ночью тихой, очень одинокий
Все съем один – забудя стыд и срам…

Но вдруг под пальтисраком  крякнуло сурово
Ударило конкретно – прямо в пах
Малютка охнул,  а на душе – хрен-о-о-в-о!
Мечтам своим  почувствовал он крах…

А у трусов щипалось  не по-детски
Кричало и сипело как в кино
Там  утка оживала, спящая мертвецки
Которой  было – нет! Не все равно!

И   вероломно, очень беспринципно
Крича обидные, неверные слова
С объятий вырвалась, ну - словно проститутка!
 И улетела, крыльями маша

Глядел малютка вслед проказнице беспечной
Глазами полными прощенья и мольбы
Ведь усыпил же дуру – вот пузырек аптечный….
А тут - накрылись тазом лапы и пупы…

И для страховки ощипал ее, заразу
Готовя к сладострастию еды
Она же, сука, скрылась – как Мордасов
К тому - же порваты штаны…

«Вот так проходят  жизни годы
Заполненных победой и борьбой
А верх всегда берет дитя природы!»
- Малютка пукнул и пошел домой…

 - Ну что ж, -  дослушав, воспрял духом Расквасов. – Конец неплохой. Совсем неплохой. Оптимистический. А вы сейчас тоже – домой?
- Спасибо, - твердо сказал невоспитанный.  – Вот такие  журналисты нам нужны! Могу спокойно идти домой.
- Абсолютно с вами согласен. Итак, поэму - мне,  и с вами я прощаюсь… прощаюсь… прощаюсь… прямо до дверей.
 В дверях «малютка» замешкался и вновь навалился  с бумагами на криминальщика.
- Вот тут у меня еще очень коротко… С фотографией… Про яблоки. И любовь. И первородный грех. Трехстишие:

  «Вот какие яблочки вырастил Алмаз
И за них ему любая,
Всяка баба даст!»

- Великолепно! – похвалил Герасим, выталкивая поэта.
- Я вот это – с фото, про яблоки, я тут оставлю. Можете на восьмое марта  у себя напечатать…
Расквасов бережно  и с поклоном принял произведения, очень плотно закрыл дверь и, вернувшись к столу,  сунул   сказку-песню, а также трехстишие с фотографией сидящего на мешках с яблоками некоего Алмаза в специальную папку   с надписью – «стихи и проза ру.»)

 Телефон. Звонил Аркадий Калдырин. И явно не в себе.
- Расквасов, слышь, Расквасов,  я опять влетел…
-   У тебя почему голос дрожит?
- Да твои снимали..  мы вчера   на машине врубились в столб…
- Беды-то… Все живые?
- Да беды-то нет, только это я за рулем был…
- Штраф заплатишь.
- Я голый был… И Лелик – тоже голый был… И ваши снимали…
- Вы что там,  вообще крышей подвинулись… Тебе ж, Аркаша – 50 лет! Ты что думаешь – ты красивый? Голый-то?
- Да мы  в бане были… позавчера еще начали –  Стеллка Леликова, Лешка, еще там пара-тройка народа всякого…  Пиво пили… И все такое… Потом в карты на желания играли. И я проиграл…
- Начало хорошее.
-  И вот такое у Стеллки желание и появилось – чтобы я голый всех по домам развез…
  - В карты на желания… То-то я смотрю - голых на улицах развелось…
- И Лелик тоже голый…
- И сейчас ты…
- И сейчас я сижу с разбитой мордой и без прав, и без машины… И без…  Одежду обещали привести…
- А кто из наших снимал-то?
- Рыжая такая, борзая. Галина Юрьевна. Хохотала как дура… «Ну и друзья, говорит, у нашего шефа…»
«Савкова» - подумал с тоской Герасим. - «Теперь  рыжая проходу не даст»
- Выход у тебя один, братуха. Значит, ты эфира на всю страну не хочешь?
- Нет! – твердо ответил дрожащим голосом Калдырин.
- И нездоровой популярности?
- Кончай издеваться.
-  Тогда  звони вечером этой рыжей – Савкова ее фамилия, дочка моего старого друга. И приглашай ее и всю эту  ее псюрню: оператора – водителя - звукача в хороший ресторан. Чтобы они наелись, напились и заткнулись. И сюжет оплати.
- Есть.
- Только помни, Аркаша – жрут они много. А пьют – как кони. Особенно  эта рыжая кобыла.
- Сделаю…
- Удачи, родной. Только в ресторан их поведешь – оденься, не забудь. И в карты  потом с ними не играй…