Чудовище

Нет, кошек я любила всегда, чуть ли не с пелёнок, чему способствовало их неизменное и постоянное пребывание в нашей квартире.

У нас жили разные кошки — чёрные, белые, палевые, чёрно-белые, серые, трёхцветные… Они отличались не только расцветкой, но и особенностями характера. Но в основной своей массе были спокойны и терпеливы к детским шалостям и взрослым рукам.

На моём веку задатками стервы отличалась лишь одна из них. Это была превосходных степеней чёрная с небольшим белым пятном на груди, кошка. Звали её Казимира.
В основном, Казимира занималась в миру тем, что возлежала на своём персональном огромном кресле( которое действительно считала исключительно своим и ничьим больше) и сквозь мнимую дрёму наблюдала за происходящим вокруг.

В принципе, вокруг происходило мало чего интересного. Так, сновали домочадцы, периодически появлялась вражина-швабра, на которую Казимира нападала смело и с упоением, вонзая в неё когти и зубы, рыча и воя, как полицейский буксир.

Людей она не любила, но терпела исключительно корысти ради, от них перепадали разного рода лакомые кусочки - то мяска, то куриных желудочков, то печёночки. Когда кошка чуяла запах лакомств, она становилась совсем другой - ласковой, податливой домашней кисой, вьюном вьющейся о ноги своих обожаемых богов, то бишь хозяев… В эти моменты им позволялось почти всё - гладить, чесать за ушком и ДАЖЕ брать на руки!

Но стоило покормить Казимиру или, наоборот, не покормить, как она превращалась в когтистую, своенравную и злую стервозу, готовую вцепиться в проходящие мимо ноги в шаркающих, мешающих отдыхать тапках, проплывающие юбки и края брюк, — просто так, чтоб народ не расслаблялся и понимал, кто в доме на самом деле и голова, и шея.

Особенно доставалось маме, у которой кошка любила спать в ногах. Стоило маме сделать хотя бы одно движение, как Казимира запускала свои железные когти в одеяло и добавляла к ним острые зубы. Маму спасала лишь достаточная толщина одеяла, которую было не так-то просто прокусить или продрать когтями.
Но спала мама плохо, забившись в угол дивана и стараясь лишний раз не травмировать нежную кошачью психику...

Несмотря на отвратительный характер и диктаторские замашки, кошку свою мы очень любили. За что? Наверное, всё же вопреки... В доме не было маленьких детей, и она была для нас тем самым ребёнком, несносным, злым, но родным и любимым. Нашим,  и только нашим.

Нас не пугали ни постоянные царапины на руках и ногах, которые иногда напоминали ножевые порезы, настолько глубокими они были. Ни невозможность изливать свою любовь к этой кошке в виде поглаживаний и высадки на колени, ни то, что кошкой она "числилась" лишь номинально - на словах, и была достаточной угрозой для человеческого здоровья.
 
Мы любовались ею, как красивой и недоступной музейной диковинкой и жили, как жили.

Как-то в дом в гости привели ребёнка, девочку лет пяти. Казимира лежала в кресле,  была спокойна, и благодушно настроена, во всяком случае так нам казалось. Она щурила свои большие миндалевидные зелёные глаза и тихонечко мурлыкала, словно незадолго до этого умяла кило сосисок. Девочке строго-настрого наказали держаться от кошки подальше, но детские ручки тянулись и гладили красивую живую игрушку то и дело.

Та не выказывала ни недовольства, ни страха. В какой-то момент, двое остались наедине. Девочка решила сыграть в игру, для которой понадобился стул. Она вытащила стул на середину комнаты  и повернулась к лежащей в двух  метрах от неё кошке. Казимира молнией метнулась с кресла, и когда ребёнок неожиданно повернулся лицом к ней, вонзила со всей силы когти в детскую ногу.

Раздался крик, сравнимый разве что с ором хора имени Пятницкого. Взрослые мгновенно примчались на место трагедии, мысленно грозя усатой бандитке карами земными и небесными, и увидели "картину маслом".
 
Посредине комнаты стояла, задохнувшись в вот-вот готовом разразиться заново приступе громогласного плача девочка, и возле неё Казимира, то и дело бьющая лапами по обутым в толстокожие сандалики детским ногам.
Удары были такой силы, что из сандалей потом мы извлекли несколько кошачьих когтей. Слава Богу, ноги не пострадали.

Кошку шуганули свёрнутым в трубочку толстым журналом, ребёнка успокоили конфетами. Но больше мы так никогда не рисковали.

Казимира прожила у нас восемнадцать лет. Незадолго до смерти, она "отмочила" одну вещь, которая при более неудачном стечении обстоятельств, могла бы очень дорого мне обойтись.

Кошка уже плохо себя чувствовала, ела мало, сильно похудела и ослабла. Всё время хотелось как-то приласкать её лишний раз, она и сама стала как будто ласковей и добрее, словно в нашей ласке черпала силы для угасающей жизни.
Иногда я склонялась над ней, гладила её, целовала мордашку, нашёптывала всякие милые словечки.

Что произошло? До сих пор вспоминая об этом, я зябко повожу плечами.
В какой-то момент, абсолютно спокойное, я бы даже сказала, благодушно настроенное животное вцепилось мне когтем в глаз. Коготь пришёлся аккурат в нижнее веко правого глаза, и застрял там...

В минуты опасности мой организм превращается в холодный расчётливый компьютер, который диктует мне как поступать. Я не испытываю ни паники, ни страха, просто подчиняюсь внутренним командам.

В этот же момент в комнату вошла мама, которая застала душераздирающую картину - я с насмерть зажатой кошачьей лапой в руке, фонтаном брызжущая кровь из глаза. Нет, я не кричала, хотя было больно и страшно, в тот момент я ещё не знала, куда вошёл коготь, и "выжил" ли мой глаз, внутренний голос говорил мне - аккуратно поверни лапу и осторожно вынь коготь, всё получится.

Я так и сделала. Отделила кошку от своего лица и мысленно сказала кому-то: Браво! Глаз оказался цел, задето было лишь веко. Кошка сразу смылась под кресло и долго оттуда не вылезала. Я не стала наказывать её, но с того самого дня она стала хиреть и хиреть, словно все последние силы отдала той ненависти, которую вложила в удар лапой...

Если приглядеться, то можно заметить небольшой шрамик, который красуется на моём правом глазу, он остался мне на память от горячо любимой кошки по имени Казимира.